Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером. Страница 49
Встанут они поздно, злые и невыспавшиеся. И каждая будет уверена, что только неразумие подруги вовлекло ее в эту сомнительную авантюру. За завтраком поминутно будут спрашивать друг друга, готова ли другая. Конечно, обеим осталось лишь завязать шляпку. Потом достанется погоде, не желающей потворствовать их замыслам. После завтрака небо все еще будет покрыто облаками, и дамы решат отказаться от своей затеи. Однако нашей героине позарез нужно выйти из дому!
— А ты можешь остаться, дорогая, — заявляет она приятельнице.
Прежде приятельница колебалась, хочется ли ей выйти, — теперь последние сомнения улетучились.
— Решено, выходим, и хватит об этом! — восклицает она.
— Совершенно незачем под меня подстраиваться! К тому же одна я управлюсь быстрее. Я уже стою на пороге.
— Мне нужна буквально минутка. Это ты нас задерживаешь, вовсе не я!
— А твои туфли?
— Я мигом управлюсь. Впрочем, если ты настаиваешь, я остаюсь.
Приятельница близка к слезам.
— Ничего подобного! Мне просто неловко пользоваться твоей добротой — ведь ты выходишь лишь за компанию!
— А вот и нет! Я хочу выйти.
— Тогда стоит поторопиться. Сейчас юбку переодену…
Спустя полчаса они начнут выкликать друг друга из разных концов дома — и окажется, что обе давно готовы к выходу.
— Дождь накрапывает, — замечает героиня, спустившись с лестницы.
— Какая досада! — откликается приятельница с верхней площадки.
— Да, так и есть, моросит.
— Отложим прогулку?
— Как скажешь.
После переговоров они решаются на смелую авантюру, предварительно сменив ботинки и шляпки.
Несколько минут переполоха, и все готово к выходу, остается попрощаться с домашними.
Теперь главное — перецеловать детей. Женщина никогда не переступит порог дома без тайной мысли, что ей не суждено вернуться обратно живой и невредимой. Одного ребенка долго не могут найти, а когда находят, сильно раскаиваются — перед тем, как расцеловать, малютку не помешало бы отмыть. Но вот дети и любимый пес найдены и перецелованы, а кухарке даны последние наставления.
Наконец открывается входная дверь.
— Джордж, ты здесь? — внезапно спрашивает героиня.
— Здесь. Что-то нужно? — следует ответ из задних комнат.
— Нет-нет, дорогой, я всего лишь хотела попрощаться.
— До свидания.
— До свидания, дорогой. Тебе не кажется, что накрапывает дождь?
— Не кажется.
— Джордж…
— Что?
— А деньги у тебя есть?
Однако не проходит и пяти минут, как подруги возвращаются: одна забыла зонтик, другая — кошелек.
Кстати, о кошельках.
Мужчина носит деньги в кармане и при необходимости просто вытаскивает их оттуда. Грубо и незамысловато. У женщин все гораздо сложнее. Вот она остановилась рядом с цветочницей, чтобы купить букетик фиалок. В одной руке зажаты два свертка, в другой — зонтик. Свободными пальцами левой руки она перехватывает букетик, осталось лишь заплатить. Странно, что же ей мешает? Ах да, рук у бедняжки всего две, и обе заняты. Сначала она решает взять свертки и букетик в правую руку… ах нет, лучше зонтик в левую. Оглядывает улицу в поисках стола или стула, не обнаруживает ни того ни другого. Роняет пакеты и букетик — цветочница ловко их подхватывает.
Пытаясь правой рукой нащупать кошелек, левой она отчаянно вращает открытым зонтиком, успевая сбить шляпу с пожилого джентльмена и едва не ослепив цветочницу, пока ей не приходит в голову закрыть зонтик. Прислонив его к корзине с цветами, женщина принимается за дело обеими руками. Обхватив себя за плечи, она начинает вертеться, пока волосы не падают на глаза, закрывая обзор. Поддерживая себя левой рукой, чтобы не завязаться штопором, правой она обшаривает складки. Кошелек она нащупала, но как его извлечь? Проще всего снять юбку, сесть на обочину, вывернуть юбку и вытряхнуть кошелек, однако эта идея женщину не устраивает. Сзади на юбке тридцать складок, и в одной спрятан карман. Наконец по чистой случайности она извлекает кошелек на свет Божий, успев взмокнуть от переживаний. Казалось бы, дело сделано, но не тут-то было — кошелек еще нужно открыть! Хотя ей известно о существовании пружинки, она никогда не задавалась целью разобраться в устройстве замка, поэтому просто трясет кошельком, пока тот не откроется.
В конце концов кошелек поддается. Говоря по чести, заслуга принадлежит не ей — замок не выдерживает издевательств и решает уступить. Как на грех, именно в тот момент, когда героиня держит кошелек перевернутым.
Если бы вы могли заглянуть ей за плечо, то обнаружили бы, что золото и серебро женщина хранит в первом, открытом отделении. Во внутреннем, тщательно охраняемом скрытой пружиной, она держит медь, почтовые марки и счет от портного девятимесячной давности на сумму одиннадцать пенсов три фартинга.
Помню, как возмущался однажды кондуктор в автобусе. Пассажиров было одиннадцать: девять женщин и двое мужчин, и ему потребовалось немало времени, чтобы собрать плату за проезд. Я сидел у двери, и мне пришлось выслушать его раздраженный монолог.
— Ума не приложу, чего ради они их высиживают? — спросил он меня, показывая на бедную даму, сражавшуюся с юбкой. — Увидите, что начнется, когда придет время платить за билет!
В это время одна из пассажирок извлекла из-под юбки довольно объемистое портмоне.
— И охота всю дорогу трястись на нем, словно наседке! Вот это выносливость, куда нам, мужчинам! — Кондуктор доверительно понизил голос. — Верите ли, однажды я наблюдал, как одна дама вытянула из-под себя дверной ключ, коробку леденцов, пенал, дюжину булавок и пузырек духов. Мы с вами не высидели бы на дверной ручке и получаса, а этим хоть бы хны! А брось их на пуховую перину, тут же начнут причитать: «Ах, жестко, ах, отлежала все бока!» Вот что ей стоит вынуть два пенса заранее? Так нет же, куда там! Начнет охлопывать себя, вертеться как заведенная, пока автобус не дернется и она не свалится на пол. Будь моя воля, нанимал бы женщин-кондукторов, пусть бы сами разбирались с пассажирками. А бедные карманники!.. Вот что я вам скажу: уж если сумел добраться до кошелька, добыча по праву твоя.
Впрочем, вспомнить об излишней обстоятельности женщин меня заставило вовсе не желание их высмеять. У меня есть теория: на мой взгляд, мы слишком осторожничаем. Мы привыкли идти по жизни, не поднимая глаз. Возможно, так мы и впрямь спотыкаемся реже, но забываем о голубизне небес и благодати холмов.
Умные книги, которые учат нас, как достичь успеха, убеждая пожертвовать юностью и зрелыми годами ради обеспеченной старости, выводят меня из себя. Мы жертвуем наши жизни громадному мыльному пузырю; отказываем себе во всем, тщательно просчитываем каждый шаг и не замечаем, как превращаемся в недалеких и черствых зануд. Мы оставляем розовый сад на потом, мы слишком заняты торгами и интригами, а когда приходит время, нам уже нет дела до розовых кустов — куда полезней выращивать капусту.
Жизнь дается для того, чтобы жить. Не тратить дни впустую, не пытаться во что бы то ни стало взять от жизни все. Жизнь — не шахматы, где побеждает умнейший, а скорее — карточная игра.
Всегда ли в карты выигрывает самый искусный? Вовсе нет. Самый удачливый игрок в вист, которого я знал, никогда не помнил козырей и открывал рот, только чтобы извиниться перед партнерами за очередной выигрыш.
Я знавал одного строительного подрядчика, стремительно разбогатевшего на застройке окраин Бирмингема, который не мог написать своего имени и в течение тридцати лет ни разу не ложился спать трезвым.
О, не подумайте, что забывчивость — черта, которую следует развивать игрокам в вист. Да и мой приятель-подрядчик наверняка удвоил бы капитал, если бы выучился писать и хотя бы изредка позволял себе не напиваться. Путь добродетели необязательно ведет к успеху в обычном понимании. И если вы выбираете его, вами движут иные побуждения.
Жизнь — азартная игра, простая и безыскусная, а все наши хитроумные правила столь же нелепы, как те безошибочные методы, вооружившись которыми болваны ежегодно штурмуют казино в Монте-Карло.