Избранное (сборник) - Жванецкий Михаил Михайлович. Страница 3
– Товарищ Жиманецкий! Крайне рад за вас. Значит, чтоб вам было ясно, сразу скажу: такое бывает раз в жизни. Сейчас это у вас будет.
– Конкурс, что ли?
– Та нет. Мы ж не дети. Кому той конкурс здався… Щас я вам скажу. Петр Ефимович Шелест лично вычеркнули из правительственного концерта Тимошенко и Березина и лично вписали вас. Я вижу, вы плохо представляете, что это значит… Это значит: мы з вами берем карту города Киева. Вы, писатель Жиманецкий, и ваши подопечные Карченко и Ильцев, ткнете мне пальцем в любое место карты, и там будет у вас квартира. Такое бывает раз в жизни.
А мы поехали в Одессу, где посторонние люди нам меняли концовки, где заменяли середину, где вычеркивали и вычеркивали и снова ехали в Киев, умоляли не трогать. А зампред Одессы по культуре Черкасский говорил:
«А я министру говорю, что ж ты все режешь, чем ты хвалишься. В Херсон поехал, снял программу, в Одессе запретил, во Львове срезал, где ты хоть что-нибудь разрешил, скажи. Счас мы з вами зайдем. Вы увидите, какой это жлоб».
Секретарь обкома Козырь: «Что такое, что вы бьетесь, какие проблемы? Записываю целево максимально для исполнения, лично держу на контроле. У нас сейчас горячая пора, орден должны области давать. Мы все света белого не видим. Так что после 15-го лично займусь. Не надо меня искать, сам найду».
Он искал нас несколько лет.
Одно знаю точно: не просите начальника о поддержке. Конкретно: нужны столбы, провода, гвозди… Пусть он обещает «создать атмосферу», «усилить влияние» – но вы-то не дурак.
Мы помним точно: никогда при подаче заявления об увольнении нам не сказали – оставайтесь. И мы стартовали третий раз. В Москву, в Москву…
Москва известна тем, что там можно потеряться. В Ленинграде и Одессе ты никуда не денешься. И если в Москве ты ходишь по проволоке, то на Украине по острию ножа. Откуда там собралось столько правоверных? Что они для себя выбирают? Что такое антисоветчина, что такое советчина? Поставь палку – здесь будет советчина, здесь антисоветчина, передвинь палку – уже здесь советчина, здесь антисоветчина. И кто кричит «антисоветчина»? Воны. 3 пайками та машинами. Для нормального зрителя – правда или неправда. Он ни разу не сказал «антисоветчина», это говорили только там, на коврах в кабинетах. Что же они защищают?
В голове вертится: «Сила партии в каждом из нас». Да здравствует Советская власть – покровительница влюбленных, защитница обездоленных, кормящая с руки сирот и алкоголиков. Как в капле отражается солнце, так в каждом из нас…
«Прошу, товарищи, высказываться. Действительно ли это юмор, как утверждают авторы, или мы имеем дело с чем-то другим? Прошу, Степан Васильевич, начинай…»
Москва. Разгул застоя.
«Марья Ивановна, приезжайте ко мне домой, тут один Одессит читает, это очень смешно, и Федора Григорьевича берите обязательно…»
Или: «Сейчас, Михаил, секундочку, чуть пива. Добавим пар, сразу хлебом пахнет, эвкалиптика. Давай, Михаил, читай… У него аж портфель запотел».
– Товарищи, я извиняюсь, управделами здесь? Мне срочно подписать…
– Вы что, с ума сошли, в костюме, в пальто в парную…
– Я извиняюсь, я в таком белье – жена где-то купила…
– Все снимайте и лезьте вон туда на полку, берите бумагу свою и ручку, он там голый. Степан Григорьевич, к вам тут срочно.
– Ох, ах, ух… Пусть войдет, житья нет.
Эх, застой, ух, застой! Веничком спину давай! По пяточкам. Ух, застой – о – о – горячо! Ух, профессор!
Или: «Степан Григорьевич привел юмориста. Он в обед почитает. У меня виски-тоник». Кабинет на замок – читай.
Эх, референты – короли застоя! Какая разница между министром и референтом? Никакой, только министр об этом не знает.
Съезд партии…
…Сюда помещаем группу скандирования. Она работает, в это время армия, пионеры, в 11.00 передовики производства, Пахмутова и обед… После перерыва звеньевая колхоза «Рассвет», две перспективы, одно критическое замечание, две здравицы и пошел ветеран. Затем два воспоминания, один эпизод с первым на фронте, одна поддержка молодежи, связь поколений, здравица и плавно молодой солдат. Опять связь поколений, благодарность командирам, боевая подготовка, слава партии – перерыв…
– Не забудь скандирование по десять человек через четыре ряда.
– Ну, профсоюз, скажи.
– А чего, за Родину нашу, за нашу заботливую мать!
– Верно, профсоюз, сначала ты о ней заботься, потом она о тебе. Верно заметил, профсоюз, глаз острый.
– А как же, Леонид Иваныч, ему рабочие интересы защищать.
– От кого их защищать в рабочем государстве?
– Не, не, Леонид Иваныч, хватает еще бюрократов.
– Ну, бить бюрократов – святое дело, говори ты, комсомол.
– Мы за вас, Леонид Иванович, за ваш ум и мудрость, за волю и целеустремленность, за радость победы, которую только под вашим руководством и чувствуешь.
– Браво, браво, точно…
– Садись, комсомол, ну, партия, что, партия?
– Поднимаем страну, Леонид Иванович, укрепляем наши ряды. За всех присутствующих!
– Давай, армия.
Шепот: – Леонид Иванович…
– Не-не… Искусство потом, искусство нас посмешит, верно, искусство?
Артисты: – Верно, Леонид Иванович.
– Володя!
Володя: – Слушаю, Леонид Иванович!
– Скажешь этой новенькой, чтоб осталась с Федоровым.
– Где, здесь?
– Ты что. Мы ж ей дали квартиру.
– Ясно, а если упрется?
– Не упрется, я с ней беседовал. Милиция здесь?
– Здесь, Леонид Иванович.
– Скажи, милиция, как ты нас бережешь? Что моя Мария жалуется, где наша Муська рыжая?
– Задание дано, полковник с уполномоченными прочесывают окрестности, соседи оповещены. Муська найдется.
– Найди, найди мне ее, ласковая она, жена любит, мурлычет приятно. За что пьем?
– Милиция всегда за порядок и спокойствие.
– Ну, давай, искусство, хватит наворачивать.
– Час расплаты настал?
– Давай, давай, выдай чего-нибудь, искусство.
– Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве.
– А-ха-ха! А ну еще раз.
– Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве.
– Владимир, завтра мне перепишешь, я в Совмине скажу. Ну, за сказанное.
Да, разгул расцвета застоя и разгула застолья. Не работали мы как обычно, но гуляли чрезвычайно. Как никогда не работали, как никогда гуляли. Как обычно – говорил один и ему вторил второй. Веселье лилось, анекдоты давали второй и третий урожай. А то, что мы выедали, объедали, распродавали страну, мы не знали. Да и что мы там распродавали? Наружу мы не показывались, мы бушевали внутри.
– Не надо ждать вечера, вы в обед ему сыграйте.
– Кому?
– Начальнику. А пусть подавится. А пусть подавится. Прекрасная мысль. Чего ждать праздника?
– Мы хотели для коллектива.
– Значит, так, здесь Москва, да? Вы на десяти стадионах будете танцевать, ничего не будет, ему понравится – все! Никаких отказов. Я ему сказал, они с замом ждут. Виски, сигареты, закусочка, все туда несут из спецбуфета. Ты начнешь.
– У нас программа.
– Он начнет. Хватит ваших лиц в таком количестве. Он уже бурчал: «Кто над нами смеется? Люди какой национальности?» Ему это интересно.
– Так, может, не надо…
– Он-то ничего, другие еще хуже, там будет еще один из ЦК.
– Может, не надо?
– Этому нужно играть после второго стакана. Хохочет, все понимает… Ничего. Все!.. Вы здесь сидите. Я приглашу.
– Федор Иванович, они здесь. Это очень смешно, честное пионерское.
– Что он просит?
– Телефон.
– Там кабелировано?
– Соседний дом имеет. Поставим воздушку временно.
– Дай схему кабелирования… Ладно. Зови.
– Прошу к столу. Сюда, в комнату отдыха. Ребята, входите. Ждите. Я дам сигнал. (Исчезает. Тишина. Он появляется.) Еще минутку. (Шепотом.) Сейчас он по второй. (Исчезает.) Входи.
(Все входят в комнату отдыха. Вскоре оттуда слышен концерт для троих в полной тишине, появляется Федор Иванович с Референтом.)