Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев". Страница 19

– К тебе на процедуры с другим диагнозом ходят! – заржал Андрей.

– Херня! Не дрейфь, Андрюха! Скажешь, я вызвал, если будут его искать. Для консультации!

– Ещё один херовый доктор? Консилиум, бля! Да что тебе, горит что ли? Успеешь. Не завтра его выписывают, недели две точно проваляется, – выпустил дым в форточку Олег.

Я сидел в продавленном кресле, перебирая струны. Инструмент, как ни странно, хоть и был дешёвым изделием Благовещенского комбината музыкальных инструментов, но имел очень красивый мягкий и глубокий звук. На пару сотен гитар одна хорошая попадается, и видимо, это она и была…

Финальный аккорд гулким эхом затих в глубине темно-янтарного корпуса.

– Олег, дай сигарету.

– Держи! – Олег протянул пачку.

– «БАМ»… Никогда таких не пробовал.

– Попробуй! – Олег хитро улыбнулся.

Я, прикурив, затянулся. Мятный холодок ментола проник в лёгкие.

– Нихера себе! Это что, наши сигареты с ментолом выпускать начали?! – удивился я и ещё раз затянулся – Ну, точно, ментол!

Андрюха довольно захохотал:

– Ага! Жди! Выпустят они, как же! Это Олежкино ноу-хау!

– Не понял…

– Сейчас поймёшь! – Олег вытащил из шкафа пузырёк с бесцветной жидкостью и непочатую пачку сигарет. Вскрыв её, он сковырнул пробку с пузырька, заткнул его большим пальцем, тряхнул, и мокрым пальцем провёл по фильтрам сигарет. – Всё! Получите!

– А что это за зелье?

– Жидкий валидол! Содержит девяносто процентов чистого ментола.

– Круто! Я возьму парочку?

– Да бери всю пачку, чего там! – расщедрился Олег

– Не, расстреляют всё сразу. Лучше пусть тогда у тебя лежит, будешь выдавать по одной…

– Слушай, мне кажется, это должно в другой тональности звучать. – Боря взял несколько аккордов – Так примерно.

– Правильно кажется, оно так и звучит. Просто у меня голос ниже, вот и поменял тональность под себя. Легче петь.

– А в оригинале как оно идёт?

Ответа Боря получить не успел.

– Кр-р-расин!!! Где этот человек и пароход!?. Кто его сегодня видел!? – раздался в глубине коридора голос начмеда.

– Левин! – запаниковал я. – Борь, щас нам вставят… Я ведь полдня тут у тебя сижу…

– Херня! – невозмутимо ответил Боря.

Дверь распахнулась, вошедший начмед недоуменно уставился на меня:

– А ты что тут делаешь?! Красин! Он, что, ещё и по твоей части лечится, что ли?! Я балдею с этого зоопарка!

– Да нет, товарищ майор, я его попросил мне на гитаре показать кое-чего.

– Бля!!! Это не санбат! Это ансамбль песни и пляски какой-то! Марш в палату! – рявкнул на меня Левин. – Музыканты, мать вашу!

Прошло около недели, и вот, Красин снова заступил дежурным. Ждал этого дня он сам. Ждали мы, ждали, я полагаю, и вольнонаёмные медсестрички Наташа и Клава, которых Боря пригласил составить нам компанию на вечер. Ещё он намекнул мне на возможность продолжения знакомства с Наташкой, которая была старше меня всего на пару-тройку лет, поведал, что ей нравятся песни Антонова, и порекомендовал мне наморщить ум и вспомнить что-нибудь из его репертуара. Воодушевлённый этой перспективой, я настолько был уверен в продолжении знакомства дома у Наташки, которая жила неподалёку от санбата в посёлке, что выклянчил у Борьки брюки, кроссовки и куртку, которые припрятал в процедурной за титаном. И вот, наступил вечер…

– Здорово! – Наташка мечтательно прищурилась и потянулась в кресле. – А сыграй эту… «Пове-е-есил свой сюртук на спинку сту-у-ула музыкант…» – знаешь?

– Знаю, только слова не все помню.

– Я помню, Олег помнит. Ты играй, мы споем… – Наташка одарила меня долгим взглядом и многозначительной улыбкой.

В ординаторской горела настольная лампа, создавая приятный полумрак, на столе стоял чайник, открытая банка сгущёнки, пакет печенья, ещё что-то, принесённое с собой боевыми подругами. Опасений, что нас кто-либо услышит, не было, так как ординаторская находилась в левом крыле здания, равно как и весь лечебный корпус, а палаты и столовая в правом. Левое крыло отделялось от правого дверью, ключ от которой находился в кармане у Бори. Второй ключ был у начмеда. Третий, запасной – в специальном шкафу в казарме санбата под печатью и охраной дневального. Для поднятия настроения Боря добавил в кружки с чаем по чуть-чуть спирта. Пьяными не были, но лёгкий хмель присутствовал. Как раз то, что нужно. Песни перемежались анекдотами, анекдоты рассказами и байками… Я, памятуя о том, что женщины любят ушами, старался изо всех сил, и все чаще и чаще ловил на себе откровенные взгляды Наташки. Девица была без комплексов, и думаю, наверняка уже принимала у себя и Красина и обоих фельдшеров. Клаве было лет двадцать пять-двадцать семь, она сидела на коленях у Бори и что-то, посмеиваясь, шептала ему на ухо. Тот довольно жмурился и напоминал большого сытого кота.

– А про медицину знаешь что-нибудь?.. Спой, а?.. – попросил меня Андрюха, взглядом намекая Боре плеснуть ещё немножко спирта. Красин, заглянув в кружку, аккуратно нацедил чуть-чуть, затем посмотрел остаток и спрятал плоскую стеклянную фляжку в карман:

– Хватит пока. Будем растягивать удовольствие! – Боря обнял за талию Клаву – Давай, про медицину действительно ! Знаешь эту? – он продекламировал пару строк, я отрицательно покачал головой. – Это у нас в меде любимая песня была.

– Ну, я-то не в меде учился! – парировал я, но вспомнил песню на медицинскую тему и, подстроив инструмент, ударил по струнам:

Наталья, хихикнув, посмотрела на Клаву, Олег, довольно улыбаясь, притопывал в такт ногой, Борька, закрыв глаза, внимательно слушал.

Внезапно под потолком вспыхнул яркий свет. Аккорд, оборвавшись, жалобно зазвенел в гробовой тишине. Щуря глаза, я посмотрел на открывшуюся дверь. На пороге возвышалась фигура начмеда. От него исходил запах коньяка и почему-то рыбы. Видимо, закусывал сёмгой.

– Та-а-а-ак!… – протянул Левин голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Боевые подруги, испуганно ойкнув, вылетели из ординаторской, мы, вытянувшись, замерли.

– Красин, мать твою!!! Ты что тут развёл?! Что за сборище в час ночи?! Ты, бля, вообще охренел!

– Чай пили, товарищ майор! – пытался оправдаться Борька.

– Были сигналы – не чай он там пьёт! – выказал похвальное знакомство с классикой советской фантастики Левин, – Бля! Ведь как чувствовал, решил в часть завернуть, и что вижу?!! Дым коромыслом, бабы, фельдшера вместо того, чтобы делом заниматься, здесь торчат! Этот менестрель херов песни сочиняет, и все под чутким руководством лейтенанта Красина! Ты почему не в палате, рифмоплёт?! – рявкнул он, обращаясь ко мне.

– Это не я, это Высоцкого песня!

– Высоцкий?! Про медсестру Клаву, которая завтра своё огребёт, и про ногу, которую я тебе резал – это Высоцкий?!

– Ну, совпадение просто. Высоцкого это песня, тащ майор! – всеми силами старался я увести разговор в более безопасное для нас русло, и похоже, мне это начинало удаваться. Левин заинтересованно посмотрел на меня:

– Значит, говоришь, Высоцкого знаешь? И много знаешь?

– Много… – и это было правдой. Творчеством Владимира Семёновича я был увлечён не на шутку и переписывал на свой «Маяк-205» все, что попадалось, причём знал наизусть практически все, чем в тот момент располагал. А располагал, признаться, немалым количеством записей, немногочисленными пластинками, издававшимся «Мелодией», французским диском «Натянутый канат», за который, не раздумывая, выложил всю стипендию, и переписанным от руки, официально изданным мизерным тиражом, сборником «Нерв», каковой успел выучить от корки до корки.