Амадей (ЛП) - Шеффер Питер. Страница 15

Все поворачиваются и смотрят на него в изумлении.

Пауза. Он издает свой характерный смешок и спрыгивает.

Вы только посмотрите на себя! Четыре открытых рта! Какой превосходный квартет! Я бы хотел написать его и передать это мгновение, это сейчас, как оно есть теперь! Герр гофмейстер думает: «Какой Моцарт нахал! Надо доложить императору и немедля!» Герр префект – что Моцарт невежа! Позорит оперу своей вульгарностью! А герр придворный композитор полагает: «Этот немец Моцарт – ну что он смыслит в музыке?» И Моцарт сам посреди вас размышляет: «Я ведь все-таки славный малый. Почему же они меня не одобряют?» (Взволнованно Ван Свитену.) Вот почему опера так и важна, барон. Она реальнее любой пьесы! Драматургу пришлось бы излагать эти мысли последовательно. А композитор может их сыграть одновременно, и голоса всех героев будут сразу же нам слышны! Вокальный квартет – удивительное изобретение! (Он становиться еще более возбужден.) Я бы хотел написать финал на целых полчаса! Квартет, переходящий в квинтет, переходящий в секстет. Чтобы он и дальше ширился, а звуки множились и поднимались в высь, сливаясь в новое, совершенно новое звучание!.. Могу побиться об заклад, что господу именно так и слышится мир. Миллионы звуков, возникающие на земле, возносятся к нему и, сливаясь у него в ушах, становятся музыкой, неведомой нам! (К Сальери.) В этом и состоит наш труд! Труд композиторов. Чтобы слить внутренний мир его, и его, и его, так же ее, и ее – мышление горничных и придворных композиторов, - и обратить публику к богу.

Пауза.

САЛЬЕРИ смотрит как зачарованный. МОЦАРТ от смущения фыркает и хохочет.

Простите великодушно. Вечно болтаю ерунду. Спросите Станцерл – я просто неисправим. (Ван Свитену.) Язык мой глуп. Но сердце говорит правду. Ван Свитен. Это верно. Вы, Моцарт, и в самом деле славный малый, хотя несете всякую чушь. Я это вижу. Он станет хорошим членом нашей ложи, правда, Сальери? Сальери. Даже лучше меня, барон. Ван Свитен. Но постарайтесь, мой друг, более серьезно относиться к таланту, которым наградил вас господь. (Он улыбается, пожимает Моцарту руку и уходит.)

САЛЬЕРИ встает.

Сальери. Buona fortuna, Mozart.[60] Желаю вам удачи. Моцарт. Grazie, Signore. (Подходит к Штреку.) Не хмурьтесь, герр гофмейстер. Я осел. С ослом легко дружить. Надо потрясти его копыто. (Он сжимает кисть руку и делает из нее «копыто».)

ШТРЕК с опаской пожимает его, но тут же отскакивает. Так как Моцарт издает ослиный крик.

И-иии-о-ооо!.. Скажите императору, что опера готова. Штрек. Готова? Моцарт. Да, в голове. Теперь осталось ее нацарапать. Прощайте. Штрек. Всего доброго. Моцарт. Вот увидите! Он будет еще мной гордиться. (Делает фортель рукой и уходит, весьма собой довольный.) Штрек. Нет, этот молодой человек просто невозможен!.. Сальери (с иронией). Да, весьма подвижный. Штрек (вспыльчиво). Он просто невозможен! Непотребен!.. Невыносим! (Застывает в негодовании.) Сальери (к зрителям).Что же такое сделать? Как помешать ему?.. Сорвать постановку «Фигаро»?.. Невероятно, но уже через шесть недель сочинитель закончил всю партитуру!..

Вбегает РОЗЕНБЕРГ.

Розенберг. Он закончил «Фигаро»! Премьера первого мая! Сальери. Так скоро? Розенберг. Нет никакой возможности вмешаться!

Небольшая пауза.

Сальери (лукаво). А у меня есть идейка. Una piccola idea![61] Розенберг. Какая? Сальери. Mi ha detto [62] - мне говорили – che un baletto nel terzo atto? Розенберг (озадачен). Si. Штрек. О чем он говорит? Сальери. E dimmi…non e vero chel Imperatore ha probito – запретил – il baletto nelle sue opera?[63] Розенберг (понимая). Uno baletto…[64] А-ааа! Сальери. Precisamente. [65]Вот именно! Розенберг. Oh, capisco! Na che meraviglia! Perfetto! (Он злорадно хохочет.) Veramente ingegnoso![66] Штрек (раздраженно). Да, что он говорит? Что предлагает? Сальери. Повидайте его в театре. Розенберг. Конечно. Немедленно. Я и забыл об этом. Вы гений, придворный композитор! Сальери. Я?.. Но я ничего не сказал. (Уходит в глубь сцены.)

Свет начинает уменьшаться.

Штрек (очень сердито). Должен сказать – я весьма раздосадован. Кое в чем Моцарт прав. Слишком часто у нас здесь болтают по-итальянски! А теперь будьте добры, сообщите мне, пожалуйста, о чем вы сейчас говорили? Розенберг (с легкостью). Pazienza, мой дорогой гофмейстер. Pazienza.[67]Потерпите и узнаете!

Из глубины сцены Сальери кивает Штреку. Раздраженный и злой гофмейстер направляется к нему. Вместе они наблюдают за происходящим в следующих сценах, хотя сами не видны.

Свет еще больше уменьшается.

В затемненном театральном зале.

На заднике проецируется тускло мерцающие люстры в затемненном театральном зале. РОЗЕНБЕРГ сидит на одном из золоченных стульев в центре. Слева быстро входит МОЦАРТ в еще одном роскошном камзоле. В руках у него партитура «Фигаро». Он направляется к фортепьяно.

Розенберг. Моцарт!.. Моцарт! Моцарт. Да, герр директор. Розенберг (приветливо). Хотел поговорить с вами. Сейчас же. Моцарт. Конечно. А в чем дело? Розенберг. Можно взглянуть на партитуру «Фигаро»? Моцарт. Извольте. Но почему? Розенберг. Дайте сюда. (Сам не двигается.) Мне в руки.

Озадаченный Моцарт отдает ему партитуру.

Розенберг начинает ее листать.

Скажите, известно ли вам, что его величество строго запретил в операх балет? Моцарт. Балет? Розенберг. У вас в третьем акте балет. Моцарт. Это не балет, герр директор. Это танцы на свадьбе Фигаро. Розенберг. Вот именно. Танцы. Моцарт (стараясь не выйти из себя). Но, герр директор, император не запрещал танцы в опере, если они важны для развития сюжета. Он против глупых вставных балетов, как у французов, и это совершенно правильно. Розенберг (повышает голос). Не вам, герр Моцарт, трактовать указы императора! Вам надлежит их соблюдать! (Он хватает страницы партитуры, где значатся танцы, и удерживает их двумя пальцами.) Моцарт. Что вы делаете?.. Ваше превосходительство, что вы собираетесь сделать? Розенберг. Удалить то, что здесь не к месту! (В жуткой тишине он вырывает страницы.)

Моцарт смотрит а него в оцепенении и не верит своим глазам. Сальери и Штрек наблюдают за происходящим из темноты.

Отныне, сударь, может быть, вы научитесь уважать указы императора! (Он вырывает еще несколько страниц.) Моцарт. Но… Но если это изъять, в опере будет дыра на самом важном месте!.. Нет, это просто заговор какой-то! (Вдруг переходит на крик.) Сальери! Это все его дела! Розенберг. Какой абсурд. Сальери (зрителям). И как он догадался? Я ведь ничем себя не выдал. Неужто бог шепнул ему на ухо? Моцарт. Да, это заговор! У меня на них нюх. По запаху чую! Гнусный заговор! Розенберг. Отдавайте себе отчет в том, что говорите! Моцарт (взрывается). Чего же вы хотите! Через два дня премьера! Розенберг. Перепишите. Вы же быстро работаете. Вам ничего не стоит. Моцарт. Но не тогда, когда музыка совершенна! Когда ее нельзя улучшить!.. (В дикой ярости.) Я сам поговорю с императором! Специально для него проведу репетицию! Розенберг. Император не посещает репетиций. Моцарт. Но на эту он придет. Не заблуждайтесь. На эту он придет! И тогда сам разберется во всем! Розенберг. В общем, дело простой. Перепишите это действие сегодня же либо откажитесь ставить оперу. Это мое окончательное решение.