Пушкин - историк Петра - Лисунов Андрей Петрович. Страница 11

I |режисму нс свободный от идеи неограниченного самодержавия, видит и Годунове негативный пример личности, не справившейся с правеа ценными проблемами, а потому отвечающей перед Богом.

II у 11 ¦ к и 11 ясс в лице народа соединяет Суд божий и человеческий: “...нельзя молиться за царя Ирода - Богородица не велиг”(УП,78). Стихийная сила оды “Вольность”, карающая царей за беззаконие -“Молчит Закон - народ молчит, Падет преступная секира...’’(II,46), обретает конкретный образ и национальные черты: “..Но знаешь ли чем сильны мы (...) да! мнением народным”(УП,92). Народ становится нравственным условием существования своего государя. Это не замедлило сказаться и на творческом методе поэта - на “де героизации” пушкинских произведений - и, вероятно, на более углубленном понимании личности Петра. В письме к Н.Раевскому во второй половине июля 1825 года Пушкин пишет: “Читайте Шекспира, он никогда не боится скомпрометировать своего героя, он заставляет его говорить с полнейшей непринужденностью, как в жизни”(ХШ,198). Новый подход оказал благотворное воздействие на поэта: “Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить”,-писал он здесь же.

До записки “О народном воспитании” Пушкин несколько раз косвенно затрагивал тему Петра, пытаясь придать ей позитивное направление. В политическом отношении, отдаленная временем, при ослаблении правящего сословия и усилении единовластия, “аракчеевщине” фигура реформатора стала восприниматься, как символ определенной демократизации общества - “меньшим злом”. Для Пушкина это было связано еще и с личной неприязнью к Александру I. Помогла биография поэта. В стихотворении 1824 года “К Языкову” он пишет: “В деревне, где Петра питомец, Царей, цариц любимый раб (...) Скрывался прадед мой арап”. Таким образом, обнаруживалась, безусловно, положительная черта Петра - ему поэт был обязан частью своей родословной. Пушкин пишет автобиографические записки, где, вероятно, фигуре Петра отводилось почетное место: “В 1821 году начал я свою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки”(ХП,310). В одном из стихотворных набросков того времени обнаруживается сюжетная линия будущей прозы о Петре: “Как жениться задумал царский арап”(И,338). В письме к брату от начала февраля 1825 года Пушкин пишет: “Присоветуй Рылееву в новой его поэме поместить в свите Петра I нашего дедушку. Его арапская рожа произведет странное действие на всю картину Полтавской битвы”(П,367).

Существовали также отдельные публицистические замечания о Петре. В августе 1825 года поэт писал в критической статье “О предисловии г-на Лемонте...”: “Войны литовские не имели также влияния на судьбу нашего языка; он один оставался неприкосновенною собственностию несчастного нашего отечества. В царствование Петра 1 -го начал он приметно искажаться от необходимого введения голландских, немецких и французских слов”(Х1, 32). В декабре 1825 г. Баратынский писал Пушкину: “Иди, довершай начатое, ты, в ком поселился гений! Возведи русскую поэзию на ту ступень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами”. Но неопределенное отношение к Петру мешало поэту безоговорочно принять эту аналогию. В его поэтическом творчестве главное место государственного деятеля по-прежнему занимает Екатерина. Более того, взгляд на императрицу изменяется, выходит за рамки чисто политической оценки. Если в 1822 году в первом “Послании цензору” Пушкин укоряет цензора: “...читал ли ты Наказ Екатерины? Прочти, пойми его; увидишь ясно в нем Свой долг, свои права, пойдешь иным путем”(П, 269), то спустя два года, во втором “Послании”, он находит “венцу Екатерины” теплый эпитет “осиротелый”. К тому же приход к власти Николая, откровенно не любившего свою царственную бабку, сделал бессмысленной критику императрицы.

Факт, что записка “О народном воспитании” была написана спустя несколько месяцев после казни декабристов, всегда вызывал у исследователей замешательство. Одни видели в нем свидетельство нремс! той растерянности поэта, другие, наоборот, смелый тактический ход, позволяющий внедрить в сознание власти оппозиционные пас т роения. Традиционно считается, что в “Записке” Пушкин высказал iiiniioe мнение о народном характере пет ровских реформ. Но зная, что оно является повторением известного высказывания князя Щербатова, можно предположить скорее обратное. Фразой: “...Чины сделались страстию русского народа. Того хотел Петр Великий, того требовало тогдашнее состояние России”(Х1, 44) поэт лишь прикрыл свое нежелание давать действительную оценку деятельности Петра. Светские салоны гудели о сходстве Николая с царственным предком и требовалось определенное искусство и смелость, чтобы говорить о недостатках реформатора Предполагало ли тогдашнее состояние России введение чинов или нет - было не так важно? Главное - их следовало отменить. Вместе с тем, строки: “...Конечно, уничтожение чинов (по крайней мере, гражданских) представляет великие выгоды; но сия мера влечет за собою и беспорядки бесчисленные, как вообще всякое изменение постановлений, освященных временем и привычкою”(Х1, 44) вполне могут рассматриваться, как намек на реформы Петра. Возникновение этих и других мыслей ¹²⁴ в работе Пушкина говорит о многом. Он косвенно отказывался от радикализма своих первых исторических “Заметок”. Написав: “Историю русскую должно будет преподавать по Карамзину”(Х1, 47), поэт соглашался с теми положениями карамзинской записки “О древней и новой России”, которые открывали путь к конструктивной критике всей эпохи Петра, включая нынешнее царствование. Вместе с тем, разность подходов, обнаружившаяся во время написания “Заметок по русской истории XVIII в.”, давала о себе знать. Как уже говорилось, Карамзин полагал, что исправлять ошибки прошлого должны были отдельные личности, наделенные особым доверием власти. Пушкин же видел решение проблемы в создании независимого, просвещенного сословия служивых людей, имеющих целью “искренно и усердно соединиться с правительством в великом подвиге улучшения государственных постановлений”(Х1,47). Но Николай хорошо понимал, что за разговором о просвещении и отмене чинов скрывалась мысль ограничить самодержавную власть, лишить ее верного способа воздействия на подчиненных и права единолично распоряжаться судьбой страны: “...Принятое Вами правило, будто бы просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия”. Ответ царя был прямолинеен и груб. И хотя Николай долгое время продолжал играть роль покровителя поэта, незаметное, на первый взгляд, еще не столь трагичное, противостояние поэта и власти началось тут же с широко известного стихотворения “Стансы”.

В книге М.П.Еремина “Пушкин-публицист” сделано важное замечание: “В черновой рукописи этого стихотворения имеется дата: 22 декабря 1826 года. Пушкин не один раз ставил под своими сочинениями маскирующие, то есть ложные, даты. Есть весьма веские основания предполагать, что дата “Стансов” имеет такой же характер: письмо Бенкендорфа, содержащее раздраженный отзыв царя о пушкинской записке, помечено 23 декабря, Пушкин пометил свое стихотворение днем раньше, чтобы не было поводов для обвинений в о ткрытом споре с царем” ¹²⁵. Обстоятельство это существенно меняет представление о том, какую цель ставил перед собой поэт при написании “Стансов” и каков на самом деле был смысл его обращения к личности Петра. Пушкин в поэтической форме возражал царю, и образ реформатора выступал всего лишь, как исторический пример политического деятеля, который не боялся просвещения и достиг определенных государственных успехов. Сказывалась здесь и давняя неприязнь поэта к Александру 1, преемником которого царь объявил себя: Пушкин как бы говорил Николаю: напрасно ты хочешь идти по с ini шм своего предшественника, “властителя слабого и лукавого”: следуй примеру Петра”¹²⁶. Но в целом поэт опирался на желание общества видеть в 11 иколае наследника реформатора петровских традиций. Даже декабрист А.Бестужев писал царю из крепости: “Я уверен, что небо даровало в Вас другого Петра Великого” ^12,. Плавными причинами, определившими политическое возрождение имени Петра, были потрясение от декабрьского восстания, желание твердого порядка и стремительный рост чиновничества, постепенно заменявшего у ласти ослабевшее дворянст во. Новая сила пошла проторенным путем, используя культ реформатора для укрепления собственных идеологических позиций и создания в стране единого национального государства. Вероятно, Пушкин видел в этом движении некоторую положительную направленность. Занимаясь политикой, он вынужден был мыслить в категории возможного. Николай заявлял себя на роль объединителя нации. В пример ему и одновременно в назидание , поэт, используя принципы и характер одического жанра, условность которого была всем понятна, воссоздал политический портрет идеального руководителя такого уровня: “Но правдой он привлек сердца. Но нравы укротил наукой (...) Не презирал страны родной (...) Он знал ее предназначенье (...) Он всеобъемлющей душой На троне вечный был работник”(Ш, 40). Вряд ли Пушкин в 1826 году думал о том, что фигура самодержца-реформатора в самое ближайшее время из исторической превратится в идеологическую и стихотворение поэта станет в один ряд с произведениями настоящих мифотворцев.