Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Фомин Вячеслав Васильевич. Страница 50

В 1930 г. археолог-норманист Ю.В. Готье справедливо указывал, что на одиночных находках норманских вещей, «тонущих в массе предметов иного характера и происхождения», нельзя построить доказательство длительного существования в данном месте скандинавского населения. Они могут свидетельствовать только в пользу того, подчеркивал он, что скандинавские вещи попадали на Русь, и только. Если же следовать логике современных сторонников норманской теории, выставляющих скандинавские находки в Восточной Европе «в качестве одного из наиболее весомых аргументов» пребывания здесь норманнов, «то и Скандинавию — справедливо замечает А.Н.Сахаров, — следовало бы осчастливить арабскими конунгами, поскольку арабских монет и изделий в кладах и захоронениях нашли там немало»192. Близко к тому говорил в 1982 г. крупный немецкий археолог И.Херрман: что из распространения восточных монет «не следует делать вывод о непосредственных путе­шествиях арабских торговцев на Балтику»193.

Археологи, повторяя мысли Стендер-Петерсена, преподносят Ладогу в качестве резиденции норманского хакана «Rhos» (Д.А.Мачинский, В.Н.Седых) Вертинских аннал, его «штаб-квартиры», а затем первой столицей государства якобы норманна Рюрика, в дальнейшем перене­сенной на Рюриково городище (А.Н. Кирпичников)194. А.С.Кан с помо­щью топонима Roslagen указывает на скандинавскую природу имени «Русь»195. Как отнеслись норманисты А.А.Куник, М.П.Погодин и В.Том-сен к этому, по характеристике И.П.Шаскольского, «примитивному по­строению»196, уже говорилось. К тому же хорошо известно, что прибреж­ная часть Упланда - Роден - лишь к XVI в. получила название Росла­ген197, «и потому, — как заметил почти двести лет тому назад Г. Эверс, — ничего не может доставитьтдля объяснения русского имени в 9 столегии». Г.А.Розенкампф в 20-х - 30-х гг. XIX в. отмечал, что слово Рослаген (корабельный стан) производно от rodhsi-гребцы (го, ros, rod - грести вес­лами), и что еще в XIII в. этот термин употреблялся в смысле профессии, а не в значении имени народа. Поэтому, заключал исследователь, воо­руженные упландские гребцы-«ротси» не могли сообщить «свое имя Рос­сии», в связи с чем непонятно, говорил он, «как Шлецер мог ошибиться и принимать название военного ремесла за имя народа (курсив автора. -В.Ф.)»т. Норвежский ученый Х.Станг недавно напомнил, что «сканди­навские филологи норманистской школы сами отрицали связь названия «Русь» с названием «Родслаген», или вернее с корнем *юРег «гребля», ибо в родительном падеже это дало бы *roParbyggiar, для обозначения населения указанного района, т. е. без -с, в слове Русь»199.

А.С.Кан, не жалея красок, живописует, как Владимиру Святославичу, бежавшему от братьев в Швецию, вербовка воинов «была разрешена шведским королем и поддержана объединением (bolag) тамошних куп­цов. На их судах варяги были доставлены в Новгород, откуда Владимир двинулся на юг...». И здесь виден явный повтор мысли Стендер-Петер­сена, оставившего не менее яркое описание набора Владимиром наем­ников в Швеции. Отмечая, что это предприятие «было делом отнюдь нелегким и непростым», т. к. для его подготовки требовалось не только «разрешение конунга», но и «хорошо действующий аппарат вербовки и организации вербовки войска и требовалась финансовая поддержка», ученый заканчивал свои рассуждения тем, что новгородский князь был отправлен на родину с «громадным войском»200. Следует заметить, что ни один источник не говорит не только об этих удивительных подробностях, которые, словно очевидцы, излагают Стендер-Петерсен и Кан, но и о пребывании Владимира в Швеции. ПВЛ лишь сообщает под 977 г., что он, находясь в Новгороде, «слышав же... яко Ярополк уби Ольга, убоявся бежа за море» (т. е. бежать он мог только от одного брата - Ярополка; а «за морем» тогда полагали все, что находилось вне пределов Руси вообще), да под 980 г. констатирует его возвращении: «Приде Володимир с варя ги Ноугороду...»2Ш.

Е.А.Мельникова в наречении во второй половине XI в. именем Рюрик одного из русских князей усмотрела стремление «подчеркнуть пре­емственность правящей династии вместо ее «славянизированности»202. Она же, не соглашаясь с мнением об ассимиляции скандинавов на Руси к середине X в., на чем, кстати, настаивала еще в 1985 г.203, уверяет, что вытеснение шведского языка в среде знати и жителей крупных городов завершилось в целом к концу XI в., причем на периферии государства потомки скандинавов, по ее мнению, образовывали «достаточно замкну­тые группы, длительное время сохранявшие язык, письмо, именослов и другие культурные традиции своих предков». Такую скандинавскую общину Мельникова видит в 1115-1130 гг. в Звенигороде Галицком204. По логике исследовательницы выходит, что на Руси, где до конца XI в. и даже позже летописцы слышали шведскую речь и общались со шведами, скандинавов (русь) полагали славянами («словеньскый язык и рускый одно есть»205), или же, наоборот, славян причисляли к скандинавам! С выводами Мельниковой не позволяют согласиться даже исландские саги, указавшие на изменение языковой ситуации в Англии после ее по­корения Вильгельмом Завоевателем, где «стали говорить по-французски, так как он был родом из Франции»206. Но ничего подобного не говорят саги в отношении Руси, хотя норманисты утверждают о наличии на ее территории «множества шведов», о шведской природе правящей ди­настии, верхов киевского общества и княжеской дружины, языком общения которых должен был бы быть скандинавский язык. «Гута-сага», ведя речь о переселении части готландцев в Византию, подчеркивает, что они там «еще живут, и еще сохранили нечто от нашей речи»207. При­сутствие шведов на Руси в первой половине XII в. (по времени это очень близко к моменту записи саг) в виде «замкнутых групп» непременно оказалось бы зафиксировано слагателями саг, интересовавшимися судьбой своих сородичей даже в далекой Византии, но при этом не видя их по соседству.

А.В.Назаренко недавно выдвинул удивительное объяснение отсут­ствия следов скандинавов в Среднем Поднепровье в IX веке. По его убеждению, «южные варяги натурализовались быстро и охотно (быть мо­жет, даже целенаправленно)...», что они «усиленно» славянизировались, предпочитая при этом «не просто говорить по-славянски (по крайней мере в международном общении), но и употреблять славянский вариант собственного этнического самоназвания (курсив автора. - В.Ф.)», т. е. русь208. Явно сказочная история. Но даже если и представить, что скан­динавы «целенаправленно» и в срочном порядке стремились превра­титься в славян, то и в таком случае они должны были бы оставить явственные и многочисленные свидетельства своего материального нахождения в данном районе, т. к. прибывали не только со сканди­навскими вещами, но и с соответствующими верованиями, которые всегда отражаются в погребальном обряде и которые быстро не ме­няются. В отношении утверждений филологов-норманистов Мельни­ковой и Назаренко как нельзя кстати звучат слова С.А.Гедеонова, что «лингвистический вопрос не может быть отделен от исторического; филолог от историка». Актуален, вместе с тем, и вывод Д.И.Ило­вайского, что «филология, которая расходится с историей, никуда не го­дится и пока отнюдь не имеет научного значения»209.

Е.А.Мельникова уверяет, что византийские и западноевропейские памятники «указывают на появление скандинавов на Черном море по крайней мере с начала IX века», к этому же времени она относит и на­личие в самой Византии "занимавших там уже высокое положение скан­динавов. Устные предания, утверждает И.Г.Коновалова, сохранившиеся в древнескандинавской и древнерусской традиции, позволяют говорить, «что основными участниками каспийских походов были, с одной сторо­ны, норманны, приходившие непосредственно из Скандинавии, а с другой - обитатели Верхней Руси: скандинавы, славяне и финно-угры, фигурирующие в восточных источниках под названием «русы». Причем, подчеркивает она, приходившие на Каспий в IX - первой половине X в. русы действовали, скорее, в своих собственных интересах, нежели в интересах Киева или, тем более, Константинополя210. Хорошо известно, что в природе нет источника, который бы содержал информацию о пребывании норманнов на Черном и Каспийском морях в названное исследовательницами время. Е.В.Пчелов, постоянно подчеркивая, что генеалогия русских князей была скандинавской, не объясняет, почему таковой ее не считают саги211. '