Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Фомин Вячеслав Васильевич. Страница 71

Взгляд большинства дореволюционных исследователей на летопись выразил М.П.Погодин, подчеркнув, что ПВЛ «достоверна в главном, подтверждаясь свидетельствами иностранными». Следовательно, заклю­чал ученый, наша древнейшая история достоверна, и что «ее должно начинать с 9... а не с 12, не с 11, даже не с 10 столетия, как бредят не­которые»43. Позицию части советских историков но отношению к лето­писи озвучил Б.Д.Греков, указав, что она «наш наиболее полный и досто­верный источник», и что творчество ее создателей было «основано на совершенно точных документах... а не на фантазии...», в связи с чем она «заслуживает большего доверия, чем ей часто оказывают многочислен­ные скептики». Взгляд М.Д. Приселкова на ПВЛ он назвал «априорным», несоответствующим действительной значимости се как источника, и от­метил «крайний и ничем не оправданный скептицизм» В.А. Пархоменко к летописным известиям за JX-X века. В.В. Мавродин, солидаризируясь с Грековым, призвал «к защите источника от «источниковедов», радост­но, захлебываясь, сообщающих, по их мнению, о недостоверности того или иного документа, того или иного сообщения». При этом он конста­тировал, что даже в работах Шахматова и Приселкова «чувствуется не­померное, нездоровое, граничащее со снобизмом, стремление во что бы то ни стало построить свою гипотезу и даже в том случае, если указание летописи не вызывает никаких сомнений в его достоверности»44. Вместе с тем, советские историки были далеки от абсолютизации показаний Начальной летописи. Как совершенно справедливо говорил, например, Греков, летописец преследовал «определенные политические задачи. Поэтому отношение наше к летописи как к историческому источнику должно быть сугубо осторожным»45.

Исчерпывающим ответам «скептикам», выражающим недоверие ПВЛ, являются труды выдающихся историков XX в., доказавших раннее воз­никновение летописи, а следовательно, достоверность большинства ее известий. Н.К.Никольский показал, что повести о полянах, следы которых сохранились в ПВЛ, складывались еще в дохристианский период. Эмиг­рант В.А.Мошин отстаивал давно высказанную точку зрения, что лето­писные записи в Киеве велись с середины IX в.46 М.Н.Тихомиров, заост­ряя внимание на том факте, что летописные известия за вторую половину X в. «более точные и более подробные», чем за первую половину XI в., убедительно продемонстрировал наличие произведений летописного жанра в концеX - начале XI в., составивших затем первоначальное ядро ПВЛ. Таковыми, по его мнению, были «Сказание о русских князьях X в.», ведшее свой рассказ от Игоря до вокняжения Владимира, и «Повесть о начале Русской земли», излагавшая события от основания Киева до смер­ти Олега. При этом ученый справедливо подчеркнул, что «летописные своды были не начальной, а заключительной стадией исторических обоб­щений...», завершали собой итог многолетней предшествующей рабо­ты47. Л.В.Черепнин выделил свод 996 г., в основе которого лежала, по его мнению, старинная повесть о полянах-руси. Б.А.Рыбаков считал, что первые летописные записи появились в 60-х гг. IX в., уделяя при этом оправданное внимание статьям Никоновской летописи за 860-880-е гг. и видя в них отражение «Оскольдовой летописи». Затем они велись (не сис­тематически) на протяжении всего последующего столетия. А в 996-997 гг. в Киеве был создан первый летописный свод, вобравший в себя предшествующие годичные записи, сведения из византийских источни­ков, придворную эпическую поэзию, информацию самого летописца, от­дельные сказания, записанные в X веке. Исследователь также не сомне­вался, что в 1050 г. в Новгороде была создана летопись, доведенная затем с продолжением до 1079 г., в основу которой был положен киевский свод конца X в. (997 г.), и названная им «Остромирова летопись»48.

А.Г.Кузьмин, твердо полагая, что «какие-то записи исторического ха­рактера неизбежно возникали уже в IX веке», говорил о начале русского летописания во второй половине X в., причем, по его словам, оно велось сразу же в нескольких центрах. Недавно он, подчеркнув, что «живые рас­сказы о событиях X в. могли быть записаны только в X в.», увязал вне­сенный в летопись рассказ о расселении славян вообще и полян-руси, в частности, с Дуная с христианской общиной в Киеве при Ильинской церкви первой половины X в, имевшей археологически прослеживаемую связь с Моравией. На конкретном материале Кузьмин продемонстри­ровал необходимость использования при изучении летописей, наряду с традиционным текстологическим анализом, и анализ исторический (выяснение идейного содержания летописей), доказал, что летопись не является, как это полагают и сейчас, чередой записей, сменяющих друг друга летописцев, а есть свод «нередко противоречащих друг другу лето­писных и внелетописных материалов», отразивших «множественность», по его словам, историографических традиций и идейных течений време­ни расцвета Киевской Руси, отстаивал принципиально важный вывод о связи текста с породившей его общественной средой, выявлением ко­торой и должен заниматься в первую очередь исследователь. В связи с чем сам вопрос о начале летописания ученый ставил более широко, чем это принято в литературе, ибо на Руси, правомерно отмечал он, кроме летописей существовали разные формы исторических сочинений, и в них не обязательно могла присутствовать хронологическая сетка.

Доказывая, что начало летописания относится к первой половине кня­жения Владимира (до 996), Кузьмин обосновал наличие в Киевской Руси нескольких летописных традиций, которые ошибочно сводят только к традиции Киевского Печерского монастыря. Само оформление Началь­ной летописи во втором десятилетии XII в. он связал с другим киевским монастырем - Выдубицким. Применительно к XI в. ученый выделил два этапа редакторской работы: 50-60-е и 70-80-е годы. На первом из них была создана, по его мнению, основная редакция ПВЛ, где были постав­лены проблемы начала Руси, читались повести о русских князьях, и была введена абсолютная хронология. Тогда же в нее был впервые привлечен с большими сокращениями новгородский источник. Автором этой ре­дакции Кузьмин считал летописца, отстаивавшего интересы сыновей Ярослава Мудрого против Всеслава Полоцкого. Второй этап работы над летописью исследователь объяснял частой сменой владений киевского стола (1068-1078) и связал его с Десятинной церковью, с летописцем-«западником», симпатизировавшим Изяславу Ярославичу и его сыну Ярополку. И этот летописец создал труд, в котором были представлены основные сюжеты ПВЛ, многие чтения которого были сокращены или даже изъяты в редакции летописи начала XII века. При этом Кузьмин не исключал, что какая-то часть текстов заново была внесена в состав ПВЛ в 20-е гг. XII века. Он обращал внимание на то важное обстоятельство, что все ее редакции сохранились именно там, где княжили потомки Моно­маха. Идею о существовании Начального свода 1095 г., который А.А.Шах­матов видел в НПЛ младшего извода, историк отверг, показав, что «ни­какого рубежа около 1095 года в летописях нет»: ибо до 1110 г. совпадают тексты Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, до 1115 г. использован киевский источник в НПЛ49. Ныне П.П.Толочко, идя в русле рассуж­дений прежде всего Б.А.Рыбакова, приводит дополнительные соображе­ния в пользу возникновения «киевской исторической письменности» во времена Аскольда и создания в Киеве в 996 г. летописного свода50.

Варяжскую легенду рассматривают на основании и в противопостав­лении чтений Лаврентьевской, Ипатьевской и НПЛ. НПЛ принято под­разделять на два извода (редакции): старший, Синодальный список кото­рого датируется второй четвертью XIV в., и младший, сохранившийся в нескольких списках, два из которых - Комиссионный и Академический -относятся к середине XV века. Синодальный список, начало которого (до 1016) утеряно, доведен до 1330 г. с позднейшими приписками до 1352 г. Часть его до 1234 г. написана, согласно одному и весьма давнему мне­нию, двумя почерками, охватывающими соответственно 1016-1200 и 1201-1233 гг. Первый из них в XIX в. был отнесен к самому началу XIII в., второй или к первой его половине, или к 50-60-м годам51. Б.М.Ляпунов оба почерка датировал второй половиной ХІП в. А.А.Шах­матов в конечном итоге отнес часть до 1234 г. к XIII столетию52. Из со­временных специалистов Н.Л.Подвигина датирует почерки 50-60-ми гг. XIII в., Б.М.Клосс и Я.С.Лурье его концом. В 2000 г. Клосс отнес появ­ления части Синодального списка до 1234 г. ко второй половине XIII в.53 Недавно Т.В.Гимон и А.А.Гиппиус пришли к выводу, что эта часть списка написана либо в 1234, либо в каком-то ближайшем последующем к нему году «одним почерком, а не двумя, как считалось ранее»54.