Гибель вермахта - Пленков Олег Юрьевич. Страница 81
15 апреля командующий 18-м американским авиадесантным корпусом генерал Риджуэй написал Моделю, призывая его сдаться: «Ради солдатской чести, во имя репутации германского офицерского корпуса, ради будущего Германии, немедленно сложите оружие. Жизни немцев, которые вы спасете, еще пригодятся вашей стране. Германские города, сохраненные вами, окажутся незаменимыми для благоденствия вашего народа» {764}. Фельдмаршал Вальтер Модель ответил категорическим отказом. Единственное, на что он пошел, — распустил по домам фольксштурм. В плен попало 317 тысяч немецких солдат. Модель отказался от сдачи в плен, заявив своим штабным офицерам: «Я просто не могу этого сделать. Ведь русские заклеймили меня как военного преступника» {765}. Утром 21 апреля он застрелился.
Наступали последние дни существования вермахта, а советская сторона все доводила до совершенства собственный план наступления. Во вторую неделю апреля гитлеровская «крепость Европа» (этот нацистский пропагандистский штамп вынесен в заглавие главы) уменьшилась до отрезка территории от Норвегии до Италии, приобретя, по выражению Геббельса, «форму удлиненных песочных часов», «талия» которых приходилась на 150-километровый «мост» между Эльбой и Одером с Берлином в самом узком месте {766}. На сузившийся немецкий фронт в апреле стекались свежие пополнения и все имевшееся оружие — от новейшего штурмового орудия со 122-мм пушкой и приборами ночного видения (эта САУ намного превосходила все, что имело НАТО в первые 18 лет своего существования) до трофейных винтовок времен Первой мировой войны, захваченных в арсеналах французской армии в 1940 г. Пополнение состояло из фольксштурма, фольксгренадеров, остатков полевых войск Люфтваффе, особых полицейских рот, охранников концлагерей, всевозможных иностранных «легионов» и отрядов из ГЮ {767}. Из госпиталей забирали больных солдат, способных носить оружие. Из них формировали так называемые «желудочные» или «глухие» батальоны, укомплектованные страдавшими от желудочных заболеваний или слабослышащими бойцами {768}. К моменту начала советского наступления (16 апреля) советских танков по численности было меньше, чем в некоторых гигантских битвах 1943 г., зато это были шедевры танкостроения: ИС, Т-34/85, САУ, с которыми немцам нечем было бороться.
Немцы знали, что советская сторона превосходит их во много раз, поэтому ждали только одного — приказа об отступлении. Если командир взвода, пытаясь дозвониться до роты, долгое время не получал ответа, его охватывала паника. Основой для нее служило предположение, что те самые командиры, которые приказывали сражаться «до последней капли крови», бросили их и отступили; а высокие начальники просто не захотели рисковать людьми и посылать связных на передовую. Самым правильным решением казалось — зарыться поглубже в землю и молить бога, чтобы советские солдаты дали тебе шанс сдаться в плен, прежде чем они бросят в блиндаж гранату. Несмотря на то что солдаты, в принципе, готовы были поднять руки вверх, страх репрессий сохранялся, ведь могла последовать немецкая контратака. Любой немецкий солдат знал, что попытка сдачи в плен означала смертный приговор {769}.
Ответственным за оборону Берлина был назначен генерал Хайнрици — этот 58-летний офицер снискал себе популярность среди многих сотрудников немецкого Генштаба, поскольку был прекрасным образцом носителя прусских традиций. Хайнрици был кавалером Рыцарского креста с Дубовыми листьями. Вдумчивый, педантичный стратег с обманчиво мягкими манерами, он был суровым генералом старой аристократической школы, давным-давно научившимся удерживать фронт с минимумом людей и самой малой кровью. Как заметил однажды один из его штабных офицеров, «Хайнрици отступает, только когда воздух превращается в свинец, и то после тщательного обдумывания». Упорный, дерзкий и настойчивый, он не упускал ни единого шанса, даже если речь шла о том, чтобы удержать еще один километр фронта еще на один час. Он так настойчиво требовал держаться, что те, кто его не любили, называли его «наш крутой маленький ублюдок» (unser Giftzwerg) {770}. Непосредственным начальником обороны германской столицы был назначен генерал Гельмут Рейман, который планировал уничтожить в городе все мосты. Этому бессмысленному варварству хотели воспрепятствовать Шпеер и Хайнрици {771}. Дело в том, что еще 19 марта 1945 г. Гитлер отдал чудовищный приказ: «Германия должна быть полностью разрушена. Все должно быть взорвано или сожжено — электростанции, водопроводные станции и газовые заводы, плотины и шлюзы, порты и фарватеры, промышленные комплексы и линии электропередач, все верфи и мосты, весь подвижной железнодорожный состав и коммуникационное оборудование, весь автомобильный транспорт и склады любого рода, даже автострады» {772}. «Нероновский приказ» Гитлера от 19 марта 1945 г. имел целью не тотальное разрушение и гибель Германии и превращение ее в пустыню (как иногда утверждают в литературе), но продолжение «тотальной войны», которую вермахт вел на Восточном фронте. Это было логическим продолжением идеи «держаться до конца». Если бы Гитлер захотел уничтожить Германию, он применил бы химическое оружие.
В то время как Жуков и Конев сосредоточивали тринадцать армий (более миллиона солдат) на Берлинском направлении, у Гитлера случилась одна из его знаменитых вспышек интуиции. Сосредоточение советских армий в Кюстрине, прямо напротив столицы, на его взгляд, было только отвлекающим ударом. Основное наступление, по мнению Гитлера, будет нацелено на Прагу, а не на Берлин. Генерал-полковник Фердинанд Шернер, командующий группой армий «Центр» на южном фланге группы армий «Висла», поддержал это мнение. «Мой фюрер, — сказал Шернер, — это уже было в истории. Вспомните слова Бисмарка о том, что тот, кто владеет Прагой, владеет Европой». Гитлер согласился и 5 апреля приказал отвести на юг четыре танковых соединения из группы армий «Висла» Хайнрици, который именно при помощи этих сил надеялся замедлить советское наступление {773}.
Гитлер, казалось, до самого конца сохранят надежду на победу; так, 18 апреля 1945 г. в разговоре с Вольфом он сказал: «На Одере прошли крупные бои. Мы подбивали в день по 150, по 200, по 250 русских танков. Такого кровопускания не выдержит даже Россия. Ведь она в значительной мере зависит от американских и английских поставок, прибывающих морским путем. Россия не вынесет таких потерь» {774}. Маловероятно, что в вермахте все думали так, как Гитлер, но настроения почти 10 миллионов немецких солдат нельзя свести к одному знаменателю. Письма с фронта и другие свидетельства указывают на то, что значительная часть солдат до конца остались «верны знамени» (der Fahne), но при этом вера в победу была незначительной. То, что большинство солдат боролось до конца, что вермахт до конца оставался крепкой и надежной армией — это его заслуга, а то, что упорно воевали не только убежденные нацисты, но все — это заслуга младшего командного состава. Солдаты воевали не против советских «недочеловеков» (как их называла нацистская пропаганда), а за своих товарищей, друг за друга. Как писал Альфред Андерш, «для солдат главным врагом была сама ситуация, в которую они попали на войне» {775}. Только боевым товариществом можно объяснить то, что, к примеру, 18-я и 16-я немецкие армии во главе с генерал-полковником Карлом Хильпертом до 8 мая 1945 г. продолжали драться в Курляндском котле (сдачу в плен Гитлер запретил).