«Гладиаторы» вермахта в действии - Пленков Олег Юрьевич. Страница 2
Самое важное и самое существенное в данной книге — анализ настроений, эмоций, эволюции мифов нации в немецком обществе и вермахте, а не специальные оценки характера и итогов тех или иных военных операций. Но показать, что происходило на фронте все же необходимо, без этого нельзя понять общей логики эволюции общественных настроений. Этот ракурс, возможно, покажется совершенно необычным, поскольку мы в советские времена были приучены воспринимать войну только со стороны Красной армии — что естественно ввиду колоссальных потерь, которые принесены были захватчиками советскому народу. Попытки же объективно взглянуть на развитие войны были сильно затруднены, не говоря уже о том, чтобы осветить восприятие войны самими немцами.
Объективное рассмотрение истории войны в нашей стране было сильно затруднено тоталитарной системой власти. Дело в том, что в демократических странах после окончания боевых действий, когда появляется возможность скорректировать свою информацию по неприятельским данным, начинается кропотливая работа аналитиков. Критически рассматриваются все операции, а также эффективность тактики и стратегии, применявшейся как своими, так и чужими военачальниками. В идеологизированной советской науке такой анализ был оставлен на их же страх и риск любителям-дилетантам, один из которых горько подвел итог исследований военной истории в СССР: «У нас в стране пошли по пути, свойственном тоталитарно-идеологизированной пропаганде воспевания и прославления РККА, что привело к смешению подлинного героизма и самоотверженности со слабостью, безответственностью и тупостью иных «военачальников» и главного советского военного «гения» — Сталина. Поэтому отсеять крупицы правды из идеологизированного сора советской историографии войны — это титанический труд, которым и занимались энтузиасты-любители, у которых было стремление узнать правду, а профессиональные военные историки по преимуществу переливали из пустого в порожнее (а иные продолжают это и поныне)» {9}. В своей работе я более обращался к такого рода исследованиям (как процитированная выше книга), а также к западным монографиям.
Как и в предшествующих книгах, автор и здесь отказался от хронологического принципа, поскольку наибольший интерес составляет не сама по себе логика развития войны (она многократно освещена специалистами в разных вариантах), а упомянутые немецкие общественные и солдатские реакции на нее. В этом отношении для нас более важен не сам по себе порядок следования событий, а их сцепление.
В преддверии Второй мировой войны в западных странах армия обладала своей собственной субкультурой, которая оставалась чужда гражданскому обществу, поэтому война и армия для гражданского общества западного типа — это жупел, и представительские учреждения старались ее контролировать постоянно. В Германии же дело обстояло несколько иначе. Поражение 1918 г., крушение монархии, Ноябрьская революция, Веймарская республика разрушили прежние связи и создали для армии, прежде занимавшей исключительное положение в обществе и государстве, ситуацию экзистенционального кризиса огромного масштаба. После поражения в Первой мировой войне, старая кайзеровская армия (самосознание старших офицеров сформировалось в вильгельмовские времена, военную социализацию они прошли тогда же) оказалась частью демократической Веймарской республики, которой подчас руководили ненавистные для военных в прошлом социал-демократы. Преемственность рейхсвера Веймарской республики армии вильгельмовских времен обеспечили три генерала — Ганс фон Зект, Вильгельм Тренер и Курт фон Шлейхер {10}. Помимо свойственного армейским чинам монархизма, антиреспубликанизм и антипарламентаризм офицеров в Веймарские времена основывался на том, что только рейхстаг на основании своих бюджетных прав мог вмешиваться в дела армии и часто это делал. Напротив — в вильгельмовские времена кайзер всячески оберегал прерогативы армии. В Веймарскую республику армия должна была бороться сама за свои интересы, что было для нее необычно и вызывало раздражение. В дополнение к этому и в продолжение традиции прежнего внеконституционного положения армии, в период Веймарской республики генерал фон Зект постоянно расширял и делал все более независимым положение армейских командиров по отношению к военному министру. В Веймарскую республику многие офицеры были реакционерами и склонялись к монархии, но они не одобряли государственный переворот или объединения с партиями и группировками, враждебными государственной власти. Многие офицеры брали пример с фон Зекта, который был образованным, осмотрительным, элегантным аристократом. Отношение фон Зекта к гражданскому военному министру Гесслеру было прохладным и нелюбезным — в этом отношении фон Зект не давал офицерам примера подчинения военных дел политической власти {11}. К тому же рейхсвер при негласной поддержке политиков считал делом чести обойти несправедливые Версальские ограничения, а ведь это было нарушением закона, на которое сознательно закрывали глаза даже и в правительстве. Это совершенно несвойственное законопослушным немцам нарушение принятых на себя по итогам войны обязательств было обусловлено особыми обстоятельствами, сопровождавшими окончание Первой мировой войны.
5 октября 1918 г. германское правительство по инициативе военного руководства, исчерпавшего все возможности выиграть войну, обратилось к президенту США Вудро Вильсону с нотой, в которой принимало его Четырнадцать пунктов и просило о мирных переговорах. Через три дня Вильсон ответил. Президент Вильсон спрашивал, правильно ли он понял, что цель германского правительства в переговорах сводится только к тому, чтобы договориться о практических- деталях претворения в жизнь условий, изложенных в Четырнадцати пунктах от 18 января 1918 г., Четырех принципах и Пяти предложениях? Немцы ответили утвердительно {12}. Но практически ничего, что было обещано по условиям перемирия, не было исполнено — немцев цинично обманули.
По существу, Германия обезоружила себя, уповая на достигнутую договоренность, и для союзников делом чести было выполнить принятые на себя обязательства, «если же, — как писал Кейнс, — эти обязательства допускали двусмысленное толкование, то союзники не имели права использовать свое положение, чтобы извлечь для себя выгоду из этой двусмысленности» {13}. А они сделали именно так, не выполнив своих обязательств. Германия была поставлена в беспомощное положение. Антанта даже отказала в процедуре, применявшейся на предшествующих мирных конференциях, включая переговоры в Брест-Литовске, а именно устные переговоры с представителями врага. На Версальскую конференцию побежденных не допустили к выработке условий мирных договоров. На всем протяжении конференции Антанта не снимала блокады, отчего сильно страдало гражданское население в Германии и росла социальная напряженность. «Обманный» Версальский мир наложил свой отпечаток на первую немецкую республику, сделал республику результатом незаслуженного поражения в войне — узурпация власти нацистами после 1933 г. была бы невозможна без глубокого отчуждения и дистанции между армией и Веймарской республикой, что выразилось в Капповском путче 1920 г., а также в добровольческом движении до 1923 г., занимавшем абсолютно антиреспубликанские позиции. Правда, командующий рейхсвером в 1920–1926 гг. генерал Ганс фон Зект весьма успешно защищал самостоятельность руководства армии от вмешательства различных партийных интересов, защищая аполитичность армии по принципу — если нет монархии, то придется терпеть республику… При всех благих намерениях фон Зекта аполитичности на деле оказалось недостаточно для стабилизации республики. В исторической перспективе именно эту аполитичность немецкой армии следует в первую очередь поставить ей в вину, а не преднамеренную поддержку Гитлера, как это делается обычно: именно стремление армии остаться «государством в государстве» соответствовало личному и служебному безразличию офицеров к республике и ее институтам. Это обстоятельство было благоприятно для Гитлера, который развивал собственную политическую динамику. Исходя из этого опыта, современная немецкая демократия ФРГ строится на активном воспитании армии в духе республики, а не в духе отчуждения, аполитичности, изоляции от нее.