Романы Романовых - Пазин Михаил Сергеевич. Страница 23

Первая жена Петра, Евдокия Лопухина, которую он заточил в монастырь, никак ему не подходила, зато Екатерина была зеркальным отражением «Отца отечества». Казалось, разве может какая-то безродная шлюха быть достойной представителя столетней династии Романовых, но если вспомнить о привычках Петра, то сразу становится ясно – это была идеальная пара. Еще до своего бракосочетания с Петром Екатерина была настоящей офицерской женой: сопровождала его во всех военных походах, пила наравне с мужчинами водку и веселилась на развалинах крепостей. Царь не мог на нее налюбоваться: вот это женщина! Настоящая амазонка! Став царицей, она не изменила своим привычкам, любила выпивку, мужчин и веселый разгул. Напомним, что она была на 12 лет моложе Петра и нуждалась, по своей давней привычке, в мужском внимании. И не только Петра…

Первое время после замужества Екатерина вела себя в этом отношении тише воды, ниже травы. Правда, совсем не из-за своей добродетели, а потому что непрерывно рожала детей Петру, которые так же непрерывно и умирали. И только тогда, когда ее детородные функции угасли, она опять вспомнила свою профессию полковой шлюхи. Все-таки она была еще молода, а то, что от частых родов она стала бесплодной, было и к лучшему – не нужно было заботиться о контрацепции. К этому следует добавить еще и то, что Петр стал к 1724 году импотентом – то ли из-за мочекаменной болезни, которая его мучила, то ли из-за неумеренного потребления спиртного. Так что Катерине были, как говорится, карты в руки.

Первого своего любовника из окружения царя, Алексашку Меншикова, пришлось отмести по двум причинам: во-первых, он был вторым «я» своего обожаемого «минхерца», а во-вторых, однажды уступив ему женщину, он уже нипочем не стал бы на нее заглядываться. Впрочем, ходили упорные слухи, что Меншиков не порывал любовной связи с Екатериной ни на месяц и что часть ее детей была рождена от светлейшего князя. Если учесть еще и сожительство Меншикова с Петром «бляжьим образом», то получится классическая «шведская» семья. По-моему, это все неправда, а впрочем, всякое могло быть…

Поэтому Екатерине пришлось бросать томные взоры в другую сторону. Однажды в ее поле зрения попал красавец и весельчак Виллим Монс. Да, по иронии судьбы, младший брат той самой любовницы Петра Анны Монс, о которой мы писали в предыдущей главе. Ей не хватило ума удержаться в роли фаворитки царя, но зато она успела выдвинуть на выгодные посты своего брата Виллима и сестру Матрену. Падение Анны Монс никак не повлияло на судьбу этих двух отпрысков семьи Монсов: к 1720-м годам Матрена уже была статс-дамой Екатерины и женой генерала Балка, а Виллим стал камер-юнкером двора в 1716 году. До этого он участвовал в сражении при Лесной и в Полтавской битве, где проявил себя мужественным и храбрым офицером. Петр I, отметив ловкость и расторопность Виллима, сделал его своим денщиком, а затем благодаря усилиям Матрены он стал камер-юнкером, а позже, в 1724 году, и камергером. В пору камергерства ему было 36 лет.

Виллим Монс был хорош собой, изящен, галантен и широко образован. Без всякого сомнения, молодая императрица Екатерина не могла остаться равнодушной к блестящему придворному. Тут сказывался и комплекс неполноценности Екатерины – ее, едва умевшую писать, неотвратимо влекло к образованному Монсу. К тому же камергер выгодно отличался от других придворных. В окружении Петра преобладали грубые солдафоны, вороватые торговцы, откровенные пираты, по которым на родине веревка плакала, и тому подобные личности. В область изящной словесности их интересы явно не простирались. В этой среде Виллим Монс казался белой вороной.

Он великолепно владел эпистолярным жанром и прекрасно умел описывать обуревавшее его любовное томление. Свои любовные письма он в изобилии рассылал дамам. Кроме того, он писал стихи. Зная свою слабость по части русской грамматики, он писал латинскими буквами русские слова. Но все, кто читал его письма и стихи, отмечали поразительное изящество стиля. Какая из придворных дам не мечтала получить такое послание? И Виллим, однажды попав в великосветское общество, своего шанса не упустил. В петровскую эпоху было принято устраивать вечеринки (которые гордо именовались ассамблеями), балы и маскарады. Зрелые дамы, изнывавшие от любовного томления, на этих вечерах завязывали с молодыми людьми мимолетные романы, и письма Виллима Монса были подобны горящему факелу, поднесенному к хворосту истомившейся женской души. Непризнанный поэт широко этим пользовался: к сожалению, до нас не дошел список его амурных побед (а их было немало), но об одной жертве его литературных забав говорил весь двор. Имелись неоспоримые свидетельства того, что между Виллимом и Екатериной постоянно курсировали курьеры с записками, содержание которых никому не было известно. Это, по всей вероятности, были любовные послания, на которые клюнула Екатерина и которые сыграли роковую роль в судьбе Монса.

Вскоре Виллим Монс стал фаворитом Екатерины. Петр ни о чем не догадывался. Молодой красавец как мог старался воспользоваться ситуацией: он жаждал денег, денег и только денег. Когда выпал случай, он отправился с Петром и Екатериной за границу и так ловко устроил все царские дела, что император издал специальный указ о том, чтобы «Монс употреблен был в дворовой нашей службе при любезнейшей нашей супруге». Таким образом, Петр сам пустил козла в огород. Благодаря протекции самого государя Монс принялся управлять селами и деревнями, принадлежащими Екатерине, устраивать празднества и увеселения, до которых императрица была охотница, и в конце концов из секретарского кабинета начал двигаться в царскую спальню. Виллим Монс докладывал Екатерине обо всех делах и новостях, вел всю корреспонденцию, заведовал ее собственной казной и «находился при Катеринушке неотступно». Он мечтал только об одном – как бы стать «заместителем царя» и на постельном поприще.

Ввиду частых отлучек «старика» Петра Монс всячески развлекал Екатерину и наконец был всемилостивейше допущен в ее спальню. Симпатии были взаимными – Екатерину тянуло к молодому, веселому и ловкому камергеру, а ему было нужно положение при дворе. В общем, оба были довольны.

Придворные, быстро смекнув в чем дело, начали искать расположения фаворита Екатерины. Так баловень судьбы мгновенно превратился в богатого и влиятельного человека, владельца огромного количества имений и решил уже, что поймал удачу за хвост. Активность Монса быстро возросла – он начал вмешиваться в дела правительства и суда, а так как ничего в этом не понимал, то только пытался урвать очередную взятку. Такая деятельность екатерининского секретаря бросала тень не только на императрицу, но и на самого царя. Но близко стоявшие к трону люди решительно «оберегали» Петра от правды по поводу его «заместителя»; им было выгодно пользоваться услугами фаворита Екатерины. Так, Меншиков, попавший в 1722–1723 годах в немилость к Петру из-за превышения власти и неуемной страсти к государственной собственности, спасся только благодаря заступничеству Монса и Екатерины. Светлейшему князю тогда грозили отнюдь не побои царя, любившего пройтись по Алексашкиной спине своей знаменитой палкой, а чуть ли не смертная казнь. Император тогда простил Алексашку благодаря настойчивой просьбе жены и ее секретаря, которому, правда, Меншиков предварительно дал многотысячную взятку.

Заведуя Вотчинной канцелярией, то есть ведомством, которое в наше время назвали бы Госкомимуществом, Виллим Монс брал огромные взятки с заинтересованных лиц. Делал он это с помощью своей сестрицы Матрены Иоганновны, которая находила ему «нужных» людей. Монс никому не отказывал, благодаря чему получил репутацию благожелательного человека. Чем более росло благорасположение Екатерины к камергеру, тем более расширялось могущество Виллима Монса. Чтобы понять, какого влияния достиг Виллим Монс, скажем, что к нему за помощью обращалась даже царица Прасковья, вдова умершего соправителя Петра Ивана V. А ведь она была с Петром накоротке! Екатерининского фаворита осыпали подношениями, перед ним заискивали.