Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор - Сукина Людмила Борисовна. Страница 28

Как и Петр I, Елизавета любила быструю езду. Императрица доезжала до Москвы за одни сутки, загоняя лошадей и не боясь жуткой тряски экипажа, сопровождавшей их бешеную скачку. Словно ветер, носилась она верхом на горячих скакунах на охоте. От придворных требовала скорых действий и не терпела медлительности, за неповоротливость и нерасторопность била горничных. В гневе ругалась как извозчик и была знатоком площадной брани. Как простая русская барыня, императрица любила, чтобы в минуты отдыха особо приближенные фрейлины чесали ей пятки. Среди любимых Елизаветой «чесальщиц» были графиня Шувалова, сестра одного из ее фаворитов, и жена канцлера, графиня Воронцова. Эти дамы благодаря близости к государыне могли способствовать карьерам своих родственников и знакомых.

Императрица не упускала случая напомнить, что старается продолжить дело своего отца Петра Великого, но надежды некоторых горячих голов на развитие бурной реформаторской деятельности в ее царствование не оправдались. Зато Елизавете удавалось найти своеобразный баланс между ориентаций на Запад и старинными русскими традициями. При ней в Петербурге в большом количестве стали появляться европейские ученые, высококвалифицированные инженеры, музыканты, художники и военные профессионалы, внесшие большой вклад в европеизацию русской культуры. Вместе с тем Елизавета была необыкновенно набожной. Она постоянно заботилась о повышении престижа православной церкви и щедро жертвовала на храмы и монастыри. Епископы и архимандриты крупнейших монастырей в елизаветинское время, не стесняясь, стали носить рясы из дорогих тканей, шелковые чулки, кресты и панагии из ценных металлов с бриллиантами и морским жемчугом. Елизавета любила Москву и окружающие ее святые места. Она часто бывала в старой столице, а оттуда ездила в Александровскую слободу, в Успенский монастырь, в который в былые времена нередко постригались представительницы семьи Романовых, и там тщательно выполняла все уставные обряды. Как рядовая богомолка, в июле 1749 года императрица совершила пешее паломничество в Троице-Сергиев монастырь, преодолевая в день по пять верст. Этой обители она особенно благоволила, и при ней монастырская ризница пополнилась новыми роскошными богослужебными вещами.

Но больше всего императрица Елизавета Петровна любила придворные развлечения. Им был подчинен весь ее жизненный распорядок. Императрица вставала после полудня, долго одевалась и причесывалась, обычно болтая в это время с придворными и своими лейб-медиками о всяких пустяках и успевая между делом принимать важные решения. Обедать она садилась около шести часов вечера, а ужинала в третьем часу ночи. Почти каждую ночь во дворце шумел бал или маскарад. Спать государыня отправлялась уже утром, когда вставало солнце.

Двор императрицы утопал в роскоши. Она содержала огромное количество придворных и прислуги. Огромные деньги тратились на украшение столичных и загородных дворцов. Елизавета любила всякие диковинки и не жалела на них денег. В Царском Селе угощения подавались на специальном «волшебном» столе, поднимавшемся из кухни в обеденную залу. Там же были устроены и диваны-подъемники для гостей, на прудах плавали самодвижущиеся лодки, а в каретных сараях стояли самодвижущиеся экипажи. Мебель, украшения интерьеров, посуда – все было дорогое и иноземное. Одна только личная чайная чашка императрицы стоила около восьми тысяч рублей. Обожала Елизавета и дорогие подарки, чем часто пользовались желающие получить царскую милость. В благодарность за отмену таможенных сборов купцы, торговавшие с заграницей, преподнесли царице 10 тысяч золотых червонных, 50 тысяч рублей серебром, разложенных пирамидами на специальных серебряных блюдах, и уникальный алмаз весом свыше 56 каратов и стоимостью 53 тысячи тогдашних рублей на золотой тарелке изящной ювелирной работы.

Обманчивость и ненадежность роскоши елизаветинского двора прекрасно показал В. О. Ключевский. В своих «Исторических портретах» он писал:

«Вступив на престол, она (Елизавета. – Л. С.) хотела осуществить свои девические мечты в волшебную действительность; нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным, блеском и роскошью до тошноты:. Порой весь двор превращался в театральное фойе: изо дня в день говорили только о французской комедии, об итальянской комической опере и ее содержателе Локателли, об интермеццах и т. п. Но жилые комнаты, куда дворцовые обитатели уходили из пышных зал, поражали теснотой, убожеством обстановки, неряшеством: двери не затворялись, в окна дуло; вода текла по стенным обшивкам, комнаты были чрезвычайно сыры; у великой княгини Екатерины в спальне в печи зияли огромные щели; близ этой спальни в небольшой каморе теснилось 17 человек прислуги; меблировка была так скудна, что зеркала, постели, столы, стулья по надобности перевозили из дворца во дворец, даже из Петербурга в Москву, ломали, били и в таком виде расставляли по временным местам. Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете».

Это странноватое сочетание блеска и нищеты было присуще и другим сторонам образа жизни императрицы Елизаветы Петровны.

Елизавета Петровна была хороша собой и умела подчеркнуть свои природные достоинства подходящим нарядом и прической. Хотя она уже в молодости отличалась полнотой, высокий рост и гармоничные пропорции тела позволяли ей носить самую разную одежду. Она одинаково хорошо выглядела в женственном платье с пышной юбкой и лифом, открывающим пышные плечи, и в мужском костюме, в который любила облачаться на охоту или маскарад. Во время коронационных торжеств в Москве тридцатидвухлетняя Елизавета каждый день появлялась в костюмах разных стран и народов. Такой «театр моды» доставлял ей истинное наслаждение. Ее будущая невестка Екатерина (позже императрица Екатерина II) так описывала впечатление, которое произвела на нее встреча с Елизаветой:

«Поистине нельзя было тогда видеть в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была также очень красивая… Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, так как не находилось никакого предмета, который бы с ней сравнился».

Императрица обожала танцевать. Любимым танцем Елизаветы был менуэт, и никто не мог сравниться с ней в его исполнении. Современники поражались, как легко двигалась в менуэте эта полная женщина, которой в обычное время даже ходить было непросто. В танце она сбрасывала груз прожитых лет и пережитых невзгод и снова превращалась в веселую и беззаботную царевну Лизетку, лихо отплясывающую на балу со своим отцом Петром Великим, так любившим кружить по дворцовой зале со своей «четвертной душечкой».

А вот как описывал Елизавету еще один ее современник, фельдмаршал граф Миних:

«Императрица Елизавета была одарена от природы самыми высокими качествами, как внешними, так и душевными. Еще в самой нежной юности, а именно в двенадцатилетнем возрасте, когда я имел честь ее увидеть, она уже была, несмотря на излишнюю дородность, прекрасно сложена, очень хороша собой и полна здоровья и живости. Она ходила так проворно, что все, особенно дамы, с трудом могли поспевать за ней; она смело ездила верхом и не боялась воды».

С внешностью и одеждой были связаны и главные, выражаясь современным языком, «комплексы» Елизаветы. Она привыкла переодеваться по два-три раза в сутки и почти никогда не надевала одно и то же платье дважды. Поэтому размеры ее гардероба до сих пор поражают воображение. Только во время московского пожара 1753 года погибло 4 тысячи платьев императрицы, хранившихся в старой столице после ее неоднократных приездов туда. Согласно описи, составленной после ее смерти, в петербургских дворцах находилось еще около 15 тысяч платьев и два сундука с шелковыми чулками. Учитывая, что часть одежды раздавалась придворным и прислуге, трудно даже вообразить, сколько труда было затрачено императорскими портными за 20 лет царствования