Англия и остальной мир. Взгляд с Бейкер-стрит (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 3
1915 г.
Об отношении к военнопленным
Трудно даже выработать линию поведения в отношении европейских краснокожих, которые подвергают пыткам военнопленных. Ясно, что сами мы не можем подобным же образом оплевывать, пинать, морить голодом и держать на морозе немцев, находящихся в нашем распоряжении. С другой стороны, бессмысленны и призывы к добросердечию, ибо средний немец имеет то же понятие о благородстве, что корова – о математике. Он искренне не способен понять, например, что заставляет нас с теплотой отзываться о фон Мюллере из Веддингена и других наших противниках, пытающихся в какой-то мере сохранить человеческое лицо. Германская пресса объясняет это отчасти сентиментальностью, отчасти лицемерием. Не сомневаюсь также и в том, что пилоты германских аэропланов, обстрелявшие наши шлюпки в тот момент, когда те пытались взять на борт оставшихся в живых моряков «Блюхера», искренне не догадывались об истинных намерениях спасателей.
Поскольку немцы пытаются представить свое варварское поведение ответом на нашу морскую блокаду, уместно будет заметить, что они не лучше относились к нашим военнопленным и до того, как мы сформулировали свою морскую политику Плененные в Бельгии представители британского Красного Креста свидетельствуют о столь же бесчеловечном к себе отношении. Будучи в силу особенностей национального характера не в силах отплатить врагу той же монетой, мы могли бы ответить иначе – издать массовым тиражом сообщение майора Ванделера, официальные американские сводки, а также статьи, вроде той, что появилась в голландской газете «Tyd», о пытках, которым подверглись трое британских военнослужащих, захваченных на приграничном посту в октябре. Все это следует по официальным каналам распространить в нейтральных странах и среди наших солдат во Франции. Праведный гнев лучше всяких призывов поднимает мужчину на бой, и мы просто обязаны использовать оружие, которое в руки нам вкладывает сам враг. Нашим солдатам (которые, может быть, и не нуждаются в дополнительной агитации) должно быть совершенно ясно, что лучше пасть на поле боя, чем понадеяться на человеческое к себе отношение немца.
Притом что враг наш не знаком с понятием великодушия, он, во всяком случае, крайне практичен. Осознав, что мы используем информацию о чинимых им злодеяниях в военных целях, он (из соображений выгоды, не морали), возможно, и пересмотрит свою политику.
1915 г.
Об ударах возмездия
… Мы живем в такое время, когда сохранить руки чистыми можно лишь за счет чужих страданий. Например, отравляющий газ: сам по себе этот способ ведения войны отвратителен, но отказаться от него мы не можем просто потому, что враг продолжает травить им наших людей на фронте. Так же, если превратив в руины несколько германских городов, мы сможем спасти жизни наших сограждан, такая мера, на мой взгляд, будет совершенно оправданна. Думаю, те, кто называют и эту акцию «массовым убийством мирного населения», занимаются демагогией: речь идет о мести за уже совершенные массовые убийства и предотвращении подобных преступлений в дальнейшем. Мы ведь без возражений позволили французским летчикам бомбить Карлсруэ и Штутгарт, причем во втором случае было официально заявлено, что это – ответ на бомбардировку беззащитных городов Франции и Британии. Налет, последовавший сразу же за первым немецким рейдом на Лондон, и был воспринят как реакция на совершенное варварское преступление. Да, это работа, мягко говоря, грязная (хоть и необходимая), но остаемся ли мы чище, позволяя союзнику выполнять ее от нашего имени и при этом объясняя миру, что сами мы, мол, на подобное неспособны, а следовательно, врагу дозволяем и впредь играть жизнями наших сограждан, ничуть не опасаясь за безопасность своих горожан?…
В европейских газетах все чаще появляются достаточно правдоподобные сообщения о том, что германские цеппелины готовятся к еще более масштабным бомбардировкам Лондона. Вопрос о том, как нам встретить эту угрозу, обретает огромную важность.
Против любой попытки нанести налетчикам поражение непосредственно в небе над Лондоном, мне кажется, следует возражать самым решительным образом. Чем сбить цеппелин, обрушив его вместе с грузом взрывчатки на крыши огромного города, лучше уже вынести бомбардировку. Он ведь может упасть не на безлюдный пустырь, а в густонаселенный район, где станет причиной массовой катастрофы. С другой стороны, цеппелин, поднявшийся в воздух, трудно перехватить или как-то остановить, прежде чем он достигнет цели. Боюсь, придется признать: мы не способны ни предотвратить их появление здесь, ни рассчитаться с ними после того, как они сделают свое дело.
Остается единственный метод, и он весьма эффективен. Пресечь такие попытки можно лишь показав, что мы способны на удар возмездия и готовы его нанести. Германский дирижабль, поднявшись с аэродрома на востоке Бельгии, должен проделать как минимум 200 миль в каждый конец. При наличии авиационного центра близ Нанси мы к главным населенным пунктам Германии оказались бы куда ближе. Оттуда до Висбадена 100 миль, до Бонна -130, до Франкфурта – 140, до Кобленца -120, до Кельна – 150.
Если Лондон уязвим для ударов с воздуха, то уж эти города – тем более. Мы должны без промедления создать такой авиационный центр, лучшими частями противовоздушной обороны обеспечить ему защиту и через американское посольство в Берлине известить германское правительство о том, что более не намерены терпеть издевательств над своими мирными гражданами и на каждый очередной налет будем отвечать ударом возмездия.
Такая политика, следуй мы ей изначально, сыграла бы профилактическую роль, была бы лучше, чем месть. Но раз уж дело дошло до мщения, пусть ответственность за кровопролитие ляжет на тех, кто нас сознательно на него спровоцировал. Весь мир был свидетелем британского долготерпения. Пришло время во имя наших детей и женщин положить конец злодеяниям. Если при этом погибнут мирные жители, это будет означать лишь, что своими сознательными действиями одни немцы подписали приговор другим.
Бомбардировка городов Германии должна быть неограниченной: вести ее следует вплоть до получения официального обещания полностью отказаться от подобных методов ведения войны. Гунн грозен, лишь когда полагает, будто вправе безнаказанно наводить страх на других. Своим девизом он выбрал выражение «Кровь и железо», имея в виду, что «железо» – его, а «кровь» – чужая. Как только французы произвели ответные рейды на Карлсруэ и Гейдельберг, сразу несколько немецких газет наперебой закричали о том, что такие методы ведения войны бесчеловечны. Более того, немцы действительно отказались от них – но лишь в отношении Франции.
Разумеется, без обсуждения проблемы не обойтись: очевидно, правительство не вправе действовать вопреки общественному мнению. Но опасность надвинулась вплотную, и я вижу только один способ противостоять ей. Если в прессе наметится согласие на этот счет, власти обретут силу для решительных действий. Действуя быстро, мы, возможно, успеем предотвратить катастрофу. Начнем тянуть время – вынуждены будем всего лишь мстить затем за понесенные жертвы.
1915–1917 гг. О пользе ненависти
Недавно мне пришлось беседовать с британским офицером, прошедшим германский плен. Голосом, дрожащим от переполнявших душу чувств, он рассказал мне об испытаниях, которые пришлось вынести ему и его товарищам. Мне приходилось читать о таких вещах, но живой рассказ человека, который испытал это на себе и все видел собственными глазами, производит впечатление, непередаваемое словами. Задолго до того, как он кончил говорить, я и сам уже ощущал дрожь во всем теле.
Этот полковой командир, человек благородный и утонченный, был ранен и пленен в конце 1914 года. В течение двух дней, пока их везли от линии фронта к месту заключения, пленные ничего не ели. Где-то (он полагает, в Кельне) к вагону подкатили передвижную столовую с бачками супа – просто чтобы поиздеваться. Истощенные от голода и ран люди наконец прибыли в город, где находился их лагерь. Ослабленные физически и потрясенные происшедшим, они сгрудились у станции, после своего ужасного путешествия едва держась на ногах. Вот что сам он (с трудом подбирая слова) рассказал о дальнейших событиях: «Пока мы шли по улице, нас непрерывно подгоняли пинками. Среди нас не было ни одного человека, который не получил бы удара под зад». То были британские офицеры – достойнейшие джентльмены, израненные и беспомощные, оказавшиеся в положении, которое веками взывало к благородству победителя! А что делаем мы, схватив на месте преступления немецкого летчика, собравшегося бомбить мирных лондонцев? Скорее везем его кормить горячим ужином!