Архив Шерлока Холмса. Сыскная полиция (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 40

– Ценными бумагами? И как же они могут обратить их в деньги?

– Он сказал, что оставил в полиции их список, и надеется, что теперь им не удастся их продать. Из театра он вернулся почти в полночь и обнаружил свою «крепость» разграбленной. Дверь и окно были открыты, заговорщики скрылись. Ни письма, ни записки они после себя не оставили, и с тех пор от них не было ни слова. В полицию он обратился сразу же.

Несколько минут Холмс сидел, задумчиво сдвинув брови.

– Вы говорите, он что-то красил. Что именно?

– Коридор, но до моего прихода он уже успел покрасить дверь и оконную раму в той комнате, о которой я говорил.

– Вам это занятие не кажется странным в подобных обстоятельствах?

– «Надо чем-то заниматься, чтобы притупить боль в сердце». Это он так сказал. Конечно, занятие довольно необычное, но он ведь вообще необычный человек. Он у меня на глазах разорвал одну из фотографий жены… Прямо-таки разодрал на клочки, задыхаясь от ярости. «Не хочу больше видеть это проклятое лицо!» – кричал он при этом.

– Что-нибудь еще, Ватсон?

– Да, еще одно обстоятельство, которое поразило меня больше всего. Я на кебе доехал до станции «Блэкхит» и, когда садился в поезд, краем глаза заметил человека, который прошмыгнул в вагон сразу за мной. Холмс, вы знаете, что у меня хорошая память на лица. Несомненно, это был тот высокий смуглый мужчина, к которому я обращался на улице. Я потом еще раз его заметил на Лондон-бридж, но он затерялся в толпе. Я уверен, что он следил за мной.

– Несомненно, Ватсон! Несомненно! – сказал Холмс. – Так вы говорите, высокий, смуглый, с пышными усами и в очках с дымчатыми стеклами?

– Холмс, вы настоящий волшебник! Я об этом не говорил, на нем действительно были очки с дымчатыми стеклами.

– А в галстуке – булавка с масонским символом.

– Холмс!

– Это совсем несложно, милый Ватсон. Но давайте вернемся к делу. Должен признать, это дело, которое поначалу показалось мне настолько простым, что не стоило моего внимания, стремительно начинает принимать иной характер. Хоть вы, съездив туда, и упустили из виду все самое важное, но даже то, что все-таки привлекло ваше внимание, наводит на серьезные размышления.

– Что же это я упустил из виду?

– Не обижайтесь, дорогой друг. Вы же знаете, насколько я беспристрастен. Никто не справился бы с этим заданием лучше вас. Кое-кто и этого бы не сумел, и все же вы не обратили внимания на некоторые очень важные частности. Что думают об Эмберли и его жене соседи? Это всегда имеет большое значение. Что представляет собой доктор Эрнест? Он действительно такой повеса Лотарио, как можно ожидать? При вашей обаятельности, Ватсон, каждая женщина для вас – помощница и источник информации. Вы разговаривали с телеграфисткой или женой зеленщика? Я бы на вашем месте пошептался с какой-нибудь симпатичной дамой в «Синем якоре», достаточно пары комплиментов, чтобы получить в ответ массу полезных сведений. Ничего этого вы не сделали.

– Но ничто не мешает сделать это завтра.

– Это уже было сделано сегодня. Благодаря телефону и по мощи Скотленд-Ярда я, как правило, узнаю все необходимое, не выходя из комнаты. Кстати, моя проверка подтверждает рассказ Эмберли. Соседи считают его не только сквалыгой, но еще и властным и строгим супругом. То, что он хранил в своей «крепости» значительную сумму денег, не вызывает сомнения. Достоверно известно и то, что молодой неженатый доктор Эрнест играл с Эмберли в шахматы и, скорее всего, оказывал внимание его жене. Казалось бы, все просто и понятно… И все же… И все же!

– Что вас смущает?

– Возможно, собственное воображение. Ну да Бог с ним, Ватсон. Давайте на время покинем этот суетный мир через боковую дверцу музыки. Сегодня в Альберт-Холле поет Карина, и у нас еще есть время переодеться, поужинать и получить удовольствие.

На следующее утро проснулся я рано, но крошки тоста и две пустых яичных скорлупы на обеденном столе указали на то, что мой компаньон встал еще раньше. На том же столе меня ждала записка:

«Дорогой Ватсон!

У меня возникла пара вопросов к мистеру Джосайя Эмберли. Когда я получу ответы, можно будет считать это дело законченным… Хотя не обязательно. Будьте готовы к тому, что в три часа вы можете мне понадобиться.

Ш. Х.»

Холмса я не видел весь день, но в указанное время он вернулся, хмурый, задумчивый и не в настроении. В такие минуты лучше было его не беспокоить расспросами.

– Эмберли уже приходил?

– Нет.

– Значит, скоро будет, я его жду.

Ждать пришлось недолго, старик явился сразу за ним. На его строгом лице читались крайнее удивление и волнение.

– Мистер Холмс, я получил телеграмму и, признаться, ничего не понимаю, – он передал телеграмму Холмсу, который прочитал ее вслух.

«Приезжайте немедленно. Могу поделиться сведениями о вашей недавней потере. Элман. Дом священника».

– Отправлено в два часа десять минут из Литл-Пэрлингтона, – заметил Холмс. – Литл-Пэрлингтон это, по-моему, в Эссексе, недалеко от Фринтона. Разумеется, вам необходимо срочно выезжать. Скорее всего, это от самого приходского священника, а он наверняка человек ответственный. Где мой «Крокфорд»? [8] Да, так и есть, «Дж. К. Элман, магистр гуманитарных наук. Объединенный приход Мусмур – Литл-Пэрлингтон». Ватсон, загляните в расписание поездов.

– Есть подходящий в пять двадцать. Отходит от «Ливерпуль-стрит».

– Прекрасно. Вам лучше отправиться с нашим клиентом, Ватсон. Ему может понадобиться помощь или совет. Дело достигло решающей точки.

Однако наш клиент, похоже, не особенно горел желанием куда-то мчаться.

– Глупость какая-то, мистер Холмс, – воскликнул он. – Откуда этот человек может что-то знать? Поездка туда будет лишь пустой тратой времени и денег.

– Если бы ему ничего не было известно, он бы не стал посылать вам телеграмму. Срочно телеграфируйте ему, что выезжаете.

– Я, пожалуй, никуда не поеду.

Лицо Холмса приняло строгое выражение.

– Мистер Эмберли, если появляется столь очевидная зацепка, а вы отказываетесь ею воспользоваться, полицию, да и меня лично это не может не навести на серьезные подозрения. Создается такое впечатление, что вы как-то легкомыс ленно относитесь к расследованию.

Это предположение, похоже, привело в ужас нашего клиента.

– Что вы! Конечно же, я поеду, раз вы так это воспринимаете, – испуганно произнес он. – Просто мне кажется совершенно невероятным, чтобы этому священнику было что-то известно, но, если вы действительно думаете, что…

– Думаю, – резко оборвал его Холмс, и вопрос с поездкой был решен.

Прежде чем мы вышли из комнаты, Холмс отвел меня в сторонку и дал одно указание, которое свидетельствовало о том, что он действительно придает этой поездке большое значение:

– Чем бы вы ни занимались, проследите, чтобы он действительно туда поехал. Если он от вас улизнет или решит вернуться, вы тут же идете на ближайший телефонный узел, звоните сюда и произносите одно слово: «Ушел». Я устрою так, что мне это передадут, где бы я ни был.

До Литл-Пэрлингтона добраться не так-то просто, поскольку находится он не на главной железнодорожной магистрали, а на ветке. У меня сохранились не самые приятные воспоминания о той поездке: жара, поезд плелся медленно, а мой попутчик всю дорогу сидел насупившись и почти не разговаривал, если и открывал рот, то только для того, чтобы сделать какое-нибудь язвительное замечание по поводу целесообразности нашего путешествия. После того как мы сошли на маленькой станции, чтобы добраться до дома священника, нам пришлось проехать еще две мили в экипаже. Хозяин, большой, солидный, напыщенный мужчина, принял нас в своем кабинете. На столе перед ним лежала наша телеграмма.

– Итак, джентльмены, – сказал он, – чем могу быть полезен?

– Мы не стали задерживаться и приехали сразу же, как вы и просили в телеграмме, – пояснил я.