Архив Шерлока Холмса. Сыскная полиция (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 64

Вы, вероятно, слыхали о ней, сэр?

Редакторское подтверждение получено.

– На следующий день утром я пришел в «Гробницу», чтобы послушать, как его будет допрашивать мировой судья. И вот, проходя через кабинет судьи и осматривая по дороге помещение (есть у нас такая привычка), я случайно замечаю в углу… дорожную сумку.

И что, вы думаете, я увидел на этой сумке? Вы не поверите – зеленого попугая на жердочке, большого, чуть ли не в натуральную величину! «Эта дорожная сумка с зеленым попугаем на жердочке, – сказал я, – принадлежит английскому еврею по имени Аарон Мешек и никому больше!» Слово даю, нью-йоркские полицейские от удивления рты разинули. «Откуда вам это известно?» – спросили они. «Уж я с этой птичкой хорошо знаком, – ответил я. – Дома я гонялся за этим попугаем так, как не гонялся ни за кем другим!»

– И это действительно оказалась сумка Мешека? – покорно спросили мы.

– А то как же! Его, чья ж еще. Оказалось, что он в то же самое время сидел в этой же самой тюрьме по какому-то другому делу. Но и это еще не все! Выяснилось, что в этой дорожной сумке лежали кое-какие вещи, доказывающие его непосредственную связь с тем делом, из-за которого я за ним безуспешно гонялся по всей Англии!

Вот такие удивительные совпадения и вот такие необычные способности сыскной полиции – эта важнейшая ветвь государственной службы. Способности, усиливающиеся и оттачивающиеся на практике, позволяющие чувствовать себя уверенно в любых ситуациях и противостоящие каждой новой уловке, какую только может измыслить извращенная человеческая изобретательность. Чтобы суметь распознать каждое подобное «нововведение», недреманным оком, всегда готовые к действию, офицеры эти изо дня в день, из года в год, наблюдают за возникновением все новых способов обмана и мошенничества, на которые столь щедры английские плуты и пройдохи. В залах судов материалы тысяч историй, подобных тем, о которых было рассказано (зачастую удивительных и захватывающих), укладываются в короткую сухую фразу: «На основании полученной мною информации я сделал то-то и то-то». Но подозрение, основанное на внимательном изучении обстоятельств и целой цепочке умозаключений, должно было пасть на правильного человека, а правильного человека нужно было выследить и задержать, где бы он ни находился, и что бы он ни предпринимал для того, чтобы этого не произошло. Он найден, задержан и предстал перед судом. Этого достаточно. Получив информацию, я, офицер полиции, сделал свое дело и, согласно заведенной традиции, больше ничего не говорю.

Мало кто имеет возможность наблюдать, как разыгрываются эти шахматные партии, в которых вместо фигур – живые люди, и нигде не найти их записи. Интерес игрока поддерживается самой игрой. Правосудие довольствуется ее результатами. Если сравнивать великое с малым, представьте, как Леверье или Адамс объявляет, что на основании полученных сведений открыл новую планету, или Колумб сообщает своим современникам, что на основании полученных им сведений он открыл новый материк. Так и сыщики: они объявляют, что раскрыли новое преступление или разыскали старого правонарушителя, но работа, которая за этим стоит, скрыта от глаз публики.

И вот в полночь наша интересная и познавательная встреча заканчивается. Но завершением вечера стало одно любопытное событие, которое произошло уже после того, как сыщики покинули нас. Самый бдительный из наших гостей, тот самый офицер, который лучше всех знаком с щипачами, обнаружил, что по дороге домой ему обчистили карманы!

Три короткие истории из жизни сыщиков

– Это интересная история, сэр, – сказал инспектор Уилд из сыскной полиции, который в сопровождении сержантов Дорнтона и Мита июльским вечером нанес нам еще один поздний визит, – и я подумал, что вам будет любопытно ее узнать.

Это связано с тем убийством молодой женщины Элизы Гримвуд на Ватерлоо-роуд несколько лет назад. Из-за яркой внешности и гордой осанки ее часто называли графиней. Когда я увидел бедную графиню (я был с ней довольно коротко знаком) мертвую, с перерезанным горлом на полу в ее спальне, думаю, вы догадываетесь, какие невеселые мысли полезли мне в голову.

Впрочем, к делу это не относится. На следующее утро после убийства я пошел в тот дом, внимательно осмотрел тело и спальню, где оно лежало. На кровати под подушкой я обнаружил пару перчаток. Это были мужские перчатки, очень грязные, с буквами «ТР» и крестиком на подкладке.

Так вот, сэр, взял я эти перчатки и направился с ними в Юнион-холл. Там я показал их мировому судье, которого назначили на это дело, а тот мне и говорит:

– Уилд, нет никакого сомнения, что эта находка может вывести на что-то очень важное. Вам нужно выяснить, кому принадлежат эти перчатки.

Я и сам так считал, конечно же, поэтому принялся за дело безотлагательно. Перво-наперво я внимательнейшим образом изучил их и заметил, что недавно они побывали в чистке: от них исходил запах серы и канифоли, чищенные перчатки примерно так и пахнут. Я отвез их одному знакомому в Кеннингтоне, который занимается этим делом.

– Что скажете, – интересуюсь, – эти перчатки чистили?

– Чистили, это точно, – отвечает он.

– А кто их чистил, вы не знаете? – спрашиваю.

– Понятия не имею, – говорит он, – но я совершенно точно знаю, кто их не чистил. Это я. Да только во всем Лондоне работает не больше восьми-девяти чистильщиков перчаток, – тогда их и в самом деле было не так уж много. Я могу дать вам их адреса, Уилд, и по ним вы определите, кто их чистил.

В общем, дал он мне направление, и стал я ездить, разговаривать, узнавать. Но, хотя все и подтверждали, что перчатки действительно недавно чистили, я так и не смог найти того человека (мужчину, женщину или ребенка), через руки которого прошла эта пара перчаток.

То одного чистильщика не было дома, то другой только что ушел и должен вернуться вечером, то еще что-нибудь, в общем, все это заняло у меня три дня. Вечером третьего дня, проезжая по мосту Ватерлоо с суррейской стороны реки, измотанный и вконец расстроенный, я подумал, что можно не пожалеть шиллинга и сходить в театр – хоть как-то себе настроение подниму. Взял я в Лицеуме за полцены билет в партер и сел рядом с очень тихим, скромного вида юношей. Заметив, что я не театрал (а я нарочно таким прикинулся), он назвал мне имена всех актеров на сцене, так, слово за слово, мы и разговорились. Когда пьеса закончилась, мы вместе вышли на улицу.

– Ну что, – говорю, – вы, похоже, человек компанейский, мы вроде как хорошо сошлись, может, не откажетесь, если я предложу пропустить по кружке пива?

А он:

– Это очень любезно с вашей стороны, и кто же от такого откажется-то!

И мы зашли в небольшой паб недалеко от театра, там поднялись на второй этаж, нашли тихое местечко и заказали по пинте портера с элем и трубки.

Покурили мы, значит, выпили по пиву, сидим, приятно беседуем, а этот молодой человек тут и говорит:

– Простите, но мне, пожалуй, уже пора. Мне сегодня еще всю ночь работать.

– Всю ночь работать? – удивляюсь я. – Вы что же, пекарь? – Нет, – смеется он, – я не пекарь.

– Я так и подумал, – говорю. – Не похожи вы на пекаря.

И тут он сообщает:

– Да, я не пекарь, я – чистильщик перчаток.

Никогда в жизни я еще так не удивлялся, как в тот раз, когда услышал эти слова.

– Что? Чистильщик перчаток? – переспрашиваю.

– Ну да, – утвердительно кивает он.

– В таком случае, – тогда я и достаю из кармана перчатки, – вы можете сказать, что чистил эти? Так вот, понимаете, тут довольно занятная история. Я намедни обедал в Лэмбете с одной компанией – публика там собралась самая разношерстная, – и кто-то из джентльменов, уходя, оставил эту пару перчаток. И я, понимаете ли, побился с одним знакомым об заклад на соверен, что смогу разыскать их хозяина. Я уже потратил на поиски семь шиллингов, но, если бы вы могли помочь мне, я был бы вам очень благодарен и с радостью расстался бы еще с семью шиллингами. Видите, здесь внутри написано «ТР» и стоит крестик.