Долина ужаса (и) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 25
Намерение Этти испугать его более чем удалось. Джон мгновенно вскочил, точно подброшенный пружиной, и резко повернулся. Левая рука его одновременно смяла лежавшую на столе бумагу, а правой он едва не схватил девушку за горло. Секунду он смотрел на нее бешеным непонимающим взглядом, потом на лице изобразились облегчение, удивление и, наконец, радость.
— А, это вы, Этти, — сказал Джон, вытирая мгновенно вспотевший лоб. — Подумать только, что вы пришли ко мне, а я вас так встречаю! Ох, Этти, позвольте мне загладить мой поступок! — И он протянул к ней руки.
Но она еще находилась под сильным впечатлением от увиденного выражения смертельного страха, которое в первый миг отразило его лицо.
— Почему вы так сильно испугались меня? О Джон, если бы ваша совесть была чиста, вы не посмотрели бы на меня таким взглядом!
— Я думал о другом, и когда вы бесшумно подкрались…
— Нет, Джон. — В ней вдруг вспыхнуло подозрение. — Дайте мне письмо, которое вы писали!
— Этти, я не могу исполнить вашей просьбы.
— Вы писали другой женщине! Иначе вы не стали бы скрывать от меня письмо. Может быть, вы писали своей жене? Я даже не знаю наверняка, что вы холосты. Ведь вас здесь никто не знает!
— Я не женат, Этти. Клянусь, вы для меня единственная женщина в мире!
— Тогда почему вы не хотите показать мне письмо?
Он посмотрел на нее с нежностью.
— Дорогая, я дал клятву не показывать его и, как не нарушил бы слова, данного вам, так сдержу и обещание, взятое у меня другими. Дело касается ложи, и это тайна даже от вас. Если я испугался прикосновения вашей руки, неужели вы не понимаете, почему? Ведь это могла быть и рука врага.
Он привлек ее к себе, и поцелуи окончательно разогнали ее сомнения и страхи.
— Скажите, теперь вы снова спокойны? Да?
— О каком спокойствии вы говорите, Джон, когда в любой день я могу услышать, что вас судят за убийство? Макмэрдо — Чистильщик! Эти слова каждый раз болью пронзают мое сердце.
— Мы стараемся своими средствами отстоять принадлежащие нам права.
Этти прижалась к нему.
— Оставьте их, Джон! Ради меня! Я пришла просить вас об этом. О Джон, видите, я умоляю вас на коленях!
Он поднял девушку и, прижав ее к груди, постарался успокоить.
— Право, Эгги, вы сами не знаете, чего просите. Могу ли я бросить начатое дело? Это было бы нарушением клятвы, изменой! Знай вы обстоятельства, в которых я нахожусь, вы не просили бы об этом. А потом — разве ложа так просто отпустит человека, посвященного в ее тайны?
— Я уже все обдумала, Джон. У отца есть кое-какие сбережения, и ему тоже надоел этот проклятый город. Мы вместе сбежим в Филадельфию или в Нью-Йорк и спрячемся там.
Джон горько рассмеялся:
— У ложи длинная рука! Она легко протянется отсюда и в Филадельфию и в Нью-Йорк.
— Ну так уедем в Англию или в Швецию, на родину моего отца. Уедем куда хотите, только бы очутиться подальше от этой Долины ужаса!
Макмэрдо вспомнил о Моррисе.
— Вот уже второй раз при мне так ее называют. Действительно, многие из вас подавлены страхом.
— О Джон, все минуты нашей жизни омрачены. Может, вы думаете, что Болдуин простил? Он только боится вас, иначе — что было бы уже с нами! Если бы видели, какими глазами он смотрит на меня…
— Поймите, милая, я не могу сейчас уехать. Зато, если вы мне доверитесь, я найду сам хороший, честный выход из положения.
— Из такого положения не может быть честного выхода.
— Да, с вашей точки зрения. Но дайте мне шесть месяцев, и я, не стыдясь ничьих взглядов, смогу уйти из долины.
Девушка недоверчиво взглянула на него.
— Шесть месяцев? Вы обещаете?
— Ну, может быть, семь или восемь… Во всяком случае, раньше чем через год мы отсюда выберемся.
Больше Этти ничего не добилась. Но и это было уже кое-что. Отдаленный свет несколько рассеял мрак безнадежного будущего. Когда Этти вернулась домой, на душе у нее было легче, чем когда-либо за все время, что она знала Джона.
Поскольку Макмэрдо сделался полноправным членом ложи и стал получать более подробные сведения, он вскоре выяснил, что деятельность Чистильщиков отнюдь не ограничивалась одной долиной, а была гораздо обширнее и сложнее. Даже Макгинти, видимо, не был осведомлен о ней полностью. Брат высшей ступени, именовавшийся областным делегатом и живший в Хобсоне, ведал многими отдельными ложами и самовластно распоряжался ими. Макмэрдо только раз видел его — маленького седого человека, похожего на крысу, который не ходил, а скользил, исподтишка бросая взгляды направо и налево. Его звали Иване Потт. Сам мастер триста сорок первой ложи явно испытывал по отношению к этому человеку что-то вроде уважительного трепета.
Однажды Сканлейн, живший в одном доме с Макмэрдо, получил от Макгинти письмо, к которому была приложена записка Иванса Потга. Тот сообщал главе ложи Вермиссы, что присылает к нему двух хороших ребят, Лоулера и Эндрюса, которым предстоит поработать в окрестностях города. Не потрудится ли мастер хорошенько спрятать их до того времени, когда им пора будет действовать? И Макгинти просил Сканлейна и Макмэрдо приютить у себя приезжих.
В тот же вечер явились Лоулер и Эндрюс, каждый со своим дорожным мешком. Лоулер, человек пожилой и замкнутый, в черном сюртуке и мягкой шляпе, с седой растрепанной бородой, походил на священника. Второй же, Эндрюс, почти еще мальчик, с открытым лицом и развязными манерами, наоборот, казался школьником, который беззаботно наслаждается каникулами. Оба они не пили ничего спиртного и, в общем, вели себя крайне примерно. Впрочем, они более или менее охотно рассказывали о своих прошлых поручениях. На счету Лоулера их было четырнадцать, Эндрюса — три. Лишь о том, что им предстояло сделать, они помалкивали.
— Нас выбрали потому, что ни я, ни этот мальчик не пьем, — только и сказал Лоулер. — Значит, ничего лишнего не сболтнем.
— Всем нам одинаково близко дело, — ответил ему Сканлейн.
Все четверо усаживались за ужин.
— Верно, и мы охотно потолкуем о том, как был убит Чарли Уильямс, или Симон Берд, или еще кто-нибудь.
— Здесь у нас живет с полдюжины людей, с которыми я с удовольствием свел бы счеты, — запальчиво произнес Макмэрдо.
— Не собираетесь ли вы побывать у Джека Нокса из Ирландии? Я с радостью услышал бы, что он получил должное.
— Нет, нас занимает не он.
— Может, Герман Штраус?
— И не он.
— Ну, мы не настаиваем. Тайна есть тайна. Просто мы хотели бы помочь вам.
Лоулер с улыбкой покачал головой. От него ничего нельзя было выведать.
Однако Сканлейн и Макмэрдо все же твердо решили присутствовать при «потехе», как они выражались. Когда Макмэрдо услыхал на лестнице тихие шаги, он разбудил Сканлейна, и оба быстро оделись. Наружная дверь была открыта. Еще не рассвело, но при неверном свете уличных фонарей Макмэрдо и его спутник разглядели две быстро удалявшиеся фигуры и осторожно двинулись за ними.
Их дом стоял на самом краю города. Очень скоро Макмэрдо и Сканлейн очутились в поле, неподалеку от перекрестка двух проселочных дорог. На перекрестке Лоулера и Эндрюса ждали еще трое приезжих братьев. Очевидно, предстояло важное дело. Братья направились к Вороньей горе, где находились шахты крупной компании. Ими ведал энергичный и бесстрашный директор, уроженец Новой Англии, который даже в долгие годы террора сумел поддерживать необходимую дисциплину и порядок среди своих подчиненных.
Светало, по черной тропинке двигались шахтеры поодиночке и группами.
Макмэрдо и Сканлейн смешались с ними, не теряя из виду приезжих братьев. Над землей висел густой туман. Вдруг прозвучал резкий свисток: это был сигнал, который означал, что минут через пять — десять начнется спуск в шахту.
Когда Сканлейн и Макмэрдо дошли до открытой площадки около шахты, там столпилось около сотни шахтеров. Ожидая спуска, чтобы как-то согреться, они топали ногами и дули себе на руки. Приезжие братья стояли в стороне. Сканлейн и Макмэрдо взобрались на груду шлака поодаль. Из машинного отделения вышел бородатый управляющий Мензис и снова засвистел в свисток: начинался спуск в шахту. В это мгновение откуда-то со стороны подошел директор, высокий худощавый человек. Сделав несколько шагов, он заметил группу молчаливых и неподвижных незнакомцев. Они были в рабочей одежде и все в надвинутых на глаза шляпах.