Искатель. 1964. Выпуск №5 - Аккуратов Валентин. Страница 22

Тогда он открыл глаза. Увидел отраженный в луже свет лампы почти прямо у своих зрачков. Он хотел пошевелиться, но потом передумал. Не хотелось ему, чтобы кто-то увидел, как он очнулся, и стал мучать его снова. Он очень осторожно вздохнул полной грудью и еще раз подумал, насколько же ему хорошо лежать вот так спокойно под дождем, спорым и теплым, и не шевелиться.

Неярко полыхнуло голубым светом. Гром проурчал добродушно, словно хохотнул невзначай.

Очень хорошо было лежать в луже под дождем.

Ветер потянул. Он пахнул лесом: корой, влажной от дождя, и молодыми листьями — тополем.

— Очнулся. Дышит, — услышал Мазур немецкие слова.

Его толкнули ногой. И, не ожидая, когда толкнут еще раз, Мазур поднялся.

— Руки!

Мазур поднял их над головой.

— За спину!

На кистях щелкнули наручники.

— Форвертс! Лос!

Мазур стал рядом с тремя другими пленными, лиц которых он не видел в темноте.

Охранники в островерхих капюшонах двигались по бокам.

Вдруг Мазур вздрогнул. Он только теперь, пожалуй, сообразил, что группу вывели за ворота лагеря. Они вышли из лагеря. Они шли по дороге, в сторону гор.

Гром ударил с задержкой, резко.

Шатнувшись к соседу, Мазур толкнул его:

— Бежим…

— К богу?

Мазур выругался. Потом подался к соседу справа:

— Бежим! Молния полыхнет — и влево. После вспышки часовые как бы ослепнут на время.

— А, — протянул сосед справа и выругался, — давай. Один черт…

— Предупреди.

— Есть.

Они шли по размытой дороге. Было чертовски темно. Молния медлила. Кашлял часовой. Потом он споткнулся и стал длинно ругаться.

Вспышка ослепила всех. Она не успела погаснуть, когда Мазур, толкнув соседа, словно напомнив уговор, ринулся влево, под откос, поджав ноги к животу, и покатился вниз.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дождь перестал. Рассвет был серым. Частые сосны поднимались черными колоннами.

Беглецы шли тесной группой по скользким после дождя опавшим сосновым иглам.

Они еще не видели лиц и узнавали друг друга по голосам.

Наконец развиднелось.

Послышалась песня зорянки. Мазур остановился на секунду, прислушался. Ему не верилось, что и в этих местах могли быть такие же птицы, как на Украине.

— Что? — спросил Мазура пожилой спутник, который ночью бросил: «К богу?» Видимо, тогда ожидание неизбежной и скорой смерти наполнило его душу безразличием ко всему. Но потом, когда они скатились с откоса и бросились в лес, он первым догадался, что надо держаться вместе, — если кто потеряется в темноте, то насовсем.

— Зорянка, — ответил Мазур.

— И здесь поют птицы…

— Петром меня зовут, — сказал Мазур.

— Сеня. Семен.

Они остановились все четверо. Повернулись лицами вкруг.

— Ричард.

Это сказал совсем молодой парнишка. Едва ли дотянуло ему до семнадцати.

— Англичанин? — спросил его пожилой.

— Из Велева, — ответил парнишка.

— Дура твоя мама, — сказал пожилой. Даже борода была у него совсем седая.

— Мама говорила, что это папа.

— А, — сказал седой, словно этот ответ удовлетворил его, — меня Иваном кличут.

— Надо первым делом, ребята, браслеты снять, — сказал Мазур.

Седой Иван пригляделся к Мазуру:

— Я тебя знаю — майор-танкист.

Уже можно было разглядеть лица. Оборванные до лохмотьев, вывалянные в грязи, заросшие, они походили один на другого.

— Идем разобьем браслеты. — И Мазур пошел к камням, которые выглядывали из-под хвои на крутом склоне. Остальные двинулись за ним.

Седой ворчал на ходу:

— Надо же умудриться! При наступлении в плен попасть.

Резко обернувшись, Мазур почти столкнулся с Иваном и почувствовал: до боли сдавили браслеты eгo запястья.

Ричард протиснулся между ними, спиной к Мазуру.

— Ты, седой, к нему не лезь.

— Видали мы таких храбрых, — усмехнулся стоявший рядом Семен. — Ты же, сука седая, капо сапоги чистил.

— Пошли вы к черту! — сказал седой. — Давайте браслеты снимать.

Они подошли к камням. Мазур опустился на колени и положил сцепленные сзади руки на острую грань скалы.

— Возьми, Ричард, булыгу, стань ко мне спиной и тюкай по браслету.

— Я ж руки тебе разобью.

Тогда Мазур сказал, чтобы Семен и Иван стали по бокам и корректировали удары.

Сталь на браслетах оказалась хорошей. Ричард с полчаса бил то по наручникам, то по рукам, прежде чем разбил оковы Мазура. Потом дело пошло быстрее.

Расковав руки, беглецы спустились к ручью. Они напились и вымылись.

Солнце разогнало облака. Наступал погожий день. Стало тепло.

Вместе с теплом пришла усталость. Только теперь сказалось напряжение ночного бега в темноте. Предательское сонливое безразличие сковало и Мазура. Даже есть не хотелось.

— Идите! — вдруг громко сказал Иван. — Оставьте меня и идите! Идите к черту! Скорее уходите отсюда! Сейчас сюда придут с собаками.

— Ночью был дождь. Собаки не смогут взять след, — ответил Мазур.

Ричард молча поднялся и вошел в ручей. Он стал рвать осоку и обламывать белые сочные стебли, где листья выходили в трубку. Он принес целую охапку:

— Давайте завтракать, товарищи.

Мазур взял белый стебель, сунул его за щеку безо всякого аппетита. Хотя они пили много воды и у ручья жара чувствовалась не так сильно, а лишь размаривала, расслабляла, во рту было сухо. Мазур не почувствовал в осоке никакого вкуса.

В кустах послышался шорох.

Беглецы окаменели. Усталость, сонливость как рукой сняло. Все четверо переглянулись и сжали в пальцах камни, приготовившись дорого отдать свою жизнь.

Ветви ивняка дрогнули. К ручью вышла лань, светло-желтая, словно песок под солнцем. Она втянула воздух нервно шевельнувшимися ноздрями. Фыркнула. Медленно и очень осторожно ушла. Только веточки еще несколько мгновений подрагивали.

— Пронесло, — тихо сказал седой.

Ему никто не ответил. Каждый потянулся к кучке белых стеблей осоки и стал медленно жевать. Только сейчас Мазур ощутил сладковатый вкус травы, островатый даже чуть-чуть и теперь напомнивший детство, тихие заводи реки за садами. И весь мир, окружавший до этой поры Мазура, как декорация, как цвет без запаха и вкуса, без звуков даже, наполнился, неожиданно и радостно, дыханием слабого ветра, тугим пошумом недалеких сосен и духом смолы, сыростью тенистых берегов.

Он заметил, что и его спутники точно ожили, глаза заблестели, движения стали увереннее.

— Идти, идти надо. Я обязательно дойду до России. Счет у меня на фашистов большой. Всю жизнь мстить, и детям останется, — заговорил седой. — Девочку они мою убили. И жену.

— Неуравновешенный вы человек, — сказал Ричард.

— Сопляк ты.

— Разговорчики! — сказал Мазур. — Слушайте. Днем мы сегодня отдыхаем…

— Нельзя! Нас же ищут!

— Прошу не перебивать. Ищут нас на восток от лагеря. А мы ушли на юго-запад. Ночью повернем на север.

Заметив, что седой едва сдерживается, Мазур поднял руку, требуя молчания.

— Мы обязательно пойдем сначала на север. Потом свернем на восток. Выйдем к границам Судетской области. Там начинается Чехословакия.

— А там не фашисты? — не выдержал седой.

— Там прежде всего чехи. Они помогут.

Мазур помолчал, ожидая, что кто-либо возразит, но даже Иван не стал спорить.

— Пойдем ночами. Днем — спим. Дисциплина армейская. Ясно? Что у тебя? — спросил Мазур, поймав тоскливый взгляд Ричарда.

— Может, нам все-таки уйти отсюда? Больно близко от лагеря. А?

— Нет, Ричард. Где гарантия, что через триста метров мы не натолкнемся на местного жителя? На собаку, которая поднимет шум? Движением мы только выдадим себя. И надо отдохнуть.

Они заползли в густые кусты ивняка, в холодок.

Мазур пытался заставить себя уснуть, но сна не было. И усталости тоже не было. Испуг, вздернувший их нервы во время появления лани, пересилил усталость. Мазур подумал даже, что появление лани очень хорошо. Она зашумела в кустах вовремя.