Кровавая расправа в Манор-Плэсе - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 2

И Мэри собрала все письма счетом 16, уложила их в маленькую жестяную шкатулочку, в которой хранились все ее незатейливые сокровища и побежала навстречу отцу, который тем временем успел проснуться и спускался по лестнице. Мэри рассказала ему, что она едет к жениху в Лондон, где будет веселиться целый день.

В понедельник, ровно в четверть десятого, Виллиам Годфрей Юнгман уже стоял на платформе станции Лондон-Бридж и ждал поезда из Вадхерста, в котором должна была приехать в столицу его невеста. По платформе ходило много людей, и в этой толпе Юнгмана нелегко было отыскать. В нем не было ничего выдающегося или замечательного. Кто мог предсказать в эту минуту, что не далее как через сутки имя этого незаметного молодого человека станет известным всем трем миллионам жителей Лондона и приведет их в ужас! Юнгман был среднего роста и сложения. Внешность у него была самая заурядная, и он мог бы считаться полным ничтожеством, если бы в его характере не было колоссального себялюбия.

Это себялюбие у Юнгмана доходило до сумасшествия. Он был глубоко убежден в том, что важнее его желаний и капризов нет ничего в мире. Все должны были склоняться перед ним и выполнять его желания. Юнгман был самоуверен до крайности. Он думал, что может обмануть весь мир. Пускай обман шит белыми нитками, что за беда? Раз он, Юнгман, задумал обмануть людей, так они и должны ему верить.

По профессии Юнгман был портной, его отец был также портной, но это занятие его не удовлетворяло, и он, желая сделать себе карьеру, поступил выездным лакеем к доктору Дункану в Ковентгардене. Некоторое время Юнгман преуспевал в своей новой должности, но в конце концов ему и это надоело. Он отказался от места и вернулся к отцу, где и жил за счет родственников, добывавших пропитание тяжелым трудом. Одно время Юнгман уверял родственников в том, что собирается заняться фермерством. Несомненно, что эта идея зародилась в его бездельной голове после того, как он побывал в Вадхерсте. Красивые коровы, жужжанье пчел и деревенский воздух понравились ему, и он мечтал о том, чтобы сделаться фермером.

Но возвращаемся к нашему рассказу. Вадхерстский поезд медленно подошел к станции, и из окна одного третьеклассного вагона выглянуло свежее, розовенькое личико Мэри Стритер. Увидав своего жениха, девушка покраснела еще более. Влюбленные встретились. Юнгман берет чемодан девушки и ведет невесту по платформе, которая вся заполнена дамами в кринолинах и мужчинами в панталонах, напоминающих мешки. Такая мода царила в Лондоне в шестидесятых годах.

Юнгман жил на юге Лондона, в Вольворте. Около самого вокзала стоял омнибус. Парочка забралась в него и доехала почти до самого дома.

Было одиннадцать, когда Виллиам и Мэри приехали в Манор-Плэс, где жило семейство Юнгмана.

Расположение квартир в этом доме показалось бы современнику очень странным. В шестидесятых годах о "флатах" в Лондоне и понятия не имели1. И цели, осуществляемые "флагами", достигались иным способом. Квартира в двухэтажном доме снималась субъектом, который поселялся сам в подвале, а первый и второй этажи сдавал жильцам. В подвале жил квартирохозяин Джемс Беван, первый этаж занимали супруги Бард, а второй - Юнгман. Потолки в доме были тонкие, и ходя по одной лестнице, жильцы знали все друг о друге.

Чете Бард, например, было отлично известно, что молодой Юнгман привез к родителям невесту. Когда Виллиам и Мэри поднимались наверх по лестнице, супруги Бард приоткрыли дверь и украдкой наблюдали за ними. Госпожа Бард потом показывала, что Виллиам обращался со своей невестой очень ласково.

Когда Юнгман привел свою невесту на квартиру, там было очень мало народа. Отец уходил на работу в пять часов утра и возвращался только к десяти часам вечера. Дома была только мать, добродушная, хлопотливая, вечно погруженная в работу женщина, и двое младших сыновей - мальчики одиннадцати и семи лет. В момент приезда Виллиама и Мэри мальчики были еще в школе, и мать была одна. Она поздоровалась со своей будущей невесткой и стала с ней беседовать, расспрашивать о том и сем. Вполне естественно, что она интересовалась девушкой, которой суждено было вековать век с ее сыном. После обеда жених и невеста отправились осматривать достопримечательности Лондона.

Никаких известий не осталось о том, как развлекалась эта странная парочка. Он, конечно, не оставлял своего свирепого и ужасного намерения, а она удивлялась его рассеянному виду и рассказывала ему о разных деревенских сплетнях. Бедная девушка! Она веселилась, а тень смерти уже витала над ней.

Впрочем кое-что об этой экскурсии влюбленных известно. У отца Мэри Стритер был знакомый в Лондоне, некто Эдуард Спайсер. Это был трактирщик, веселый, прямой человек. Заведение его, "Зеленый Дракон", помещалось на Бермондсейской улице. Мэри хотела показать жениха, и парочка явилась в "Зеленый Дракон", где Виллиам был представлен невестой Спайсеру, На последнего молодой человек произвел почему-то очень дурное впечатление. Трактирщик отвел невесту в сторону.

- Вы хотите выходить замуж за этого молодца? Знаете что? Возьмите-ка лучше веревку и повесьтесь на чердаке. То же на то и выйдет.

Но раз девушка влюблена, то всякие увещания бесполезны. Слова трактирщика, оказавшиеся пророческими, не оказали по всей вероятности на Мэри Стритер никакого действия.

Вечером Виллиам и Мэри отправились в театр смотреть трагедию Макрели.

Знала ли бедная девушка, сидя в набитом битком партере рядом со своим молчаливым женихом, что ее собственная мрачная трагедия окажется куда страшнее всех сценических ужасов?

В Манор-Плэс парочка вернулась около 11-ти часов вечера.

Трудолюбивый портной оказался на этот раз дома. Ужинали все вместе, а затем пришла пора ложиться спать. В квартире было всего две комнаты. Мать, Мэри и семилетний мальчик легли в передней комнате. Отец лег в задней комнате на своем верстаке, около него в постель легли Виллиам и его одиннадцатилетний брат.

Знали ли эти простые люди, ложась спать, что завтра о них и об их трагической судьбе будет говорить весь Лондон?

Отец проснулся, по обыкновению, очень рано. В серых очертаниях предрассветного воздуха он увидел что-то белое. Это был вставший со своей постели Виллиам. Отец сонным голосом спросил: куда это он так рано собрался? Виллиам снова улегся и оба заснули.

В пять часов старик встал, торопливо оделся и в двадцать минут шестого спустился по лестнице и запер за собой входную дверь. Таким образом, с места драмы ушел последний свидетель, и все, что случилось после его ухода, известно лишь на основании логических выводов и косвенных улик. Точных подробностей случившегося никто не знает, и для меня, летописца, это, пожалуй, даже приятно, так как едва ли события, подобные нижеизлагаемому, можно смаковать, вникая во все их ужасные подробности.

Я уже говорил, что внизу под Юнгманами, жили супруги Бард; в половине шестого, через десять минут после того, как из дома ушел старик-портной, госпожа Бард проснулась; ее разбудил шум, доносившийся с верхнего этажа. Казалось, что в квартире Юнгманов бегают взад и вперед дети. Легкий топот голых ног явственно слышался сверху.

Женщина стала прислушиваться и наконец сообразила, что это очень странно: с какой это стати дети стали бегать и резвиться в такой необычный час?

Госпожа Бард разбудила мужа и обратила его внимание на необычный шум. Оба сели в постели и стали слушать. И вдруг...

И вдруг они услыхали громкий задыхающийся крик, и затем на пол над их головами упало что-то мягкое и тяжелое.

Бард выскочил и бросился вниз по лестнице. Но на верхнюю площадку он не вошел, ибо еще стоя на верхних ступенях, он заглянул в открытую дверь квартиры Юнгманов. Его глазам представилось нечто такое, что заставило его дико закричать и поспешно броситься вниз. Еще момент и Бард стучался к Бевану, крича:

- Ради Бога, подите скорее! Здесь убийство.

Беван выскочил на лестницу. Он и сам слышал этот зловещий стук чьего-то тяжелого падения. Оба - и Беван, и Бард - опять поднялись по скрипучей лестнице наверх. Золотые лучи июльского солнца освещали их бледные и перепуганные лица.