Лучшие классические детективы в одном томе (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 106

Так сидели мы молча вместе: один – погруженный в свой дневник, другая – поглощенная своей любовью.

Час проходил за часом, а он все лежал в глубоком сне. Наступал день, и становилось все светлее и светлее, а он не выходил из своего оцепенения.

Часам к шести я почувствовал приближение своих обычных болей. Я вынужден был на время оставить ее наедине с ним, под тем предлогом, что иду наверх взять для него еще подушку в спальне. Припадок мой длился на этот раз недолго. Вскоре я был в состоянии вернуться.

Я застал ее у его изголовья. Когда я входил, она как раз коснулась губами его лба. Я покачал головой с самым строгим видом и указал ей на стул. Она взглянула на меня в ответ с ясной улыбкой и пленительным румянцем на лице.

– И вы сделали бы это на моем месте! – сказала она мне шепотом.

Ровно восемь часов. Он первый раз пошевелился.

Мисс Вериндер стоит на коленях возле дивана. Она выбрала такое место, чтобы глаза его, как только он их откроет, упали прямо на ее лицо.

Оставить их одних?

Конечно!

Одиннадцать часов. Дом снова опустел. Они все уладили между собой; они все уехали в Лондон с десятичасовым поездом. Кончен мой короткий сон счастья. Я опять пробуждаюсь к действительности моей печальной и одинокой жизни.

Не решусь записать тут ласковые слова, сказанные мне – особенно мисс Вериндер и мистером Блэком. К тому же это и бесполезно. Слова эти всегда будут вспоминаться мне в минуты одиночества и помогут перенести то, что еще предстоит мне перенести перед концом. Мистер Блэк обещал писать и сообщить, что произойдет в Лондоне. Мисс Вериндер вернется в Йоркшир осенью (к своей свадьбе, вероятно), и я должен взять отпуск и погостить у них. Боже мой, как отрадно было сердцу, когда глаза ее, полные счастья и признательности, глядели на меня и теплое пожатие ее руки говорило мне: «Это сделали вы!»

Пятый рассказ, написанный Фрэнклином Блэком.

Добавлю, со своей стороны, несколько слов, чтобы дополнить рассказ, содержащийся в дневнике Эзры Дженнингса.

О себе могу сказать только, что я проснулся утром двадцать шестого, ничего не подозревая о том, что я говорил или делал под влиянием опиума, с минуты, когда началось его действие, и до того времени, когда раскрыл глаза на диване в гостиной Рэчел.

О том, что случилось, когда я проснулся, не считаю себя вправе давать подробный отчет. Скажу только, что Рэчел и я поняли друг друга, прежде чем хотя бы слово объяснения было сказано с той или другой стороны.

Но я готов прибавить, что миссис Мерридью, наверное, застала бы нас, если бы не присутствие духа Рэчел. Она услышала шелест платья почтенной дамы в коридоре и тотчас выбежала ей навстречу. Я слышал, как миссис Мерридью сказала: «Что случилось?» – и ответ Рэчел: «Сейчас будет взрыв!» Миссис Мерридью тотчас позволила взять себя за руку и увести в сад, подальше от предстоящего потрясения. Возвращаясь в дом, она встретила меня в передней и объявила, что прямо поражена огромными успехами науки с того времени, как она училась в школе.

– Взрывы, мистер Блэк, несравненно тише, чем они были прежде. Уверяю вас, из сада я почти не слышала взрыва, произведенного мистером Дженнингсом. И сейчас, когда мы вернулись в дом, я не чувствую ни малейшего запаха. Я, право, должна извиниться перед вашим медицинским другом. Справедливость требует сказать, что он устроил это великолепно.

Итак, победив Беттереджа и мистера Бреффа, Эзра Дженнингс покорил и миссис Мерридью.

За завтраком мистер Брефф не скрыл, по какой причине он хочет, чтобы я поехал с ним в Лондон с утренним поездом. Слежка у банка и результат, который может последовать, возбудили в Рэчел такое непреодолимое любопытство, что она тотчас решила, – если миссис Мерридью не будет возражать, – ехать с нами в Лондон, чтобы получить самые свежие сведения о наших действиях.

Миссис Мерридью оказалась сговорчивой и снисходительной после истинно деликатного способа, с каким был проделан взрыв, и Беттереджу сообщили, что мы все четверо возвращаемся назад с утренним поездом. Я ожидал, что он будет просить позволения ехать с нами. Но Рэчел благоразумно доставила верному старому слуге занятие, интересное для него. Ему было поручено докончить меблировку дома, и он был слишком поглощен своей служебной ответственностью, чтобы почувствовать «сыскную лихорадку», как он почувствовал бы ее при других обстоятельствах.

Единственное, о чем жалели мы, уезжая в Лондон, – это необходимость расстаться скорее, чем хотелось бы нам, с Эзрой Дженнингсом. Невозможно было уговорить его ехать с нами. Я мог только обещать ему писать, а Рэчел могла только настаивать, чтобы он погостил у нее, когда она вернется в Йоркшир. Мы твердо надеялись увидеться с ним через несколько месяцев, и все же было что-то глубоко грустное для нас в том, как наш лучший и дорогой друг остался одиноко стоять на платформе, когда поезд тронулся.

Не успели мы приехать в Лондон, как к мистеру Бреффу подошел мальчик в курточке и штанах из поношенного черного сукна, привлекавший внимание необыкновенными глазами. Они были столь выпуклы и так широко раскрыты, что, казалось, им никак не удержаться в своих орбитах. Выслушав мальчика, мистер Брефф попросил дам извинить нас, если мы не проводим их на Портлендскую площадь. Я едва успел пообещать Рэчел вернуться и рассказать все, что случится, как мистер Брефф схватил меня за руку и торопливо потащил в кэб. Пучеглазый мальчик со странными глазами сел на козлы возле извозчика, и кэб покатил по направлению к Ломбардской улице.

– Известия из банка? – спросил я, когда мы тронулись.

– Известия о мистере Люкере, – ответил мистер Брефф. – Час назад видели, как он выехал из своего дома в Ламбете, в кэбе, вместе с двумя людьми, в которых мои люди узнали переодетых полицейских. Если страх перед индусами заставил мистера Люкера принять меры предосторожности, то вывод довольно ясен. Он едет брать из банка алмаз.

– А мы едем в банк посмотреть, что выйдет из этого?

– Да, или услышать, что вышло, если уже все будет кончено к этому времени. Вы обратили внимание на мальчика – того, что сидит на козлах?

– Я обратил внимание на его глаза.

Мистер Брефф засмеялся:

– У меня в конторе этого беднягу прозвали Гусберри [4]. Он служит у меня рассыльным, и желал бы я, чтобы на моих клерков, давших ему это прозвище, можно было положиться так же, как на него! Гусберри – один из самых ловких мальчишек в Лондоне, мистер Блэк, несмотря на его глаза.

Было без двадцати минут пять, когда мы подъехали к банку на Ломбардской улице. Гусберри, отворяя дверцу кэба, умоляюще взглянул на своего хозяина.

– Ты тоже хочешь войти? – ласково спросил мистер Брефф. – Хорошо, только не отходи от меня до дальнейших распоряжений… Он проворен, как молния, – шепнул мне мистер Брефф. – Двух слов достаточно для Гусберри там, где для другого мальчика понадобилось бы двадцать.

Мы вошли. Первая контора, с длинным барьером, за которым сидели кассиры, была полна народу; все ожидали своей очереди получить или внести деньги, прежде чем банк закроется в пять часов.

Как только мистер Брефф вошел, к нему приблизились два человека из толпы.

– Ну? – спросил стряпчий. – Видели вы его?

– Полчаса назад, сэр, он прошел мимо нас во внутреннюю контору.

– Он еще не выходил оттуда?

– Нет еще, сэр.

Мистер Брефф обернулся ко мне.

– Подождем, – сказал он.

Тщетно искал я глазами в толпе трех индусов. Их нигде не было видно. Единственный человек со смуглым лицом был высокий мужчина в лоцманской куртке и в круглой шляпе, похожий на моряка. Неужели это один из них, переодетый моряком? Не может быть! Мужчина этот был выше всех индусов, а лицо его, там, где оно не было закрыто косматой черной бородой, было вдвое шире лица любого из них.

– Здесь должен быть кто-нибудь из сообщников, – сказал мистер Брефф, в свою очередь взглянув на смуглого моряка, – и, может быть, он – этот самый и есть!