Приключение в усадьбе Шоском - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 3

— Гм! — пробормотал Холмс. — Темное дело, мистер Мейсон. Темное и весьма подозрительное. Вы говорите, что вчера ночью вашего хозяина не было дома?

— Не было, сэр.

— В таком случае, кто же сжигал эти кости, если не он?

— Вот этого я не могу сказать, сэр.

— А как называется харчевня, о которой вы говорите?

— «Зеленый Дракон».

— А рыба в ваших местах водится хорошая?

Тренировщик беговых лошадей посмотрел на Холмса с таким видом, словно он хотел сказать, что судьба послала еще одного безумца на его пути.

— Говорят, сэр, что в реке нашей водится много плотвы, а в озере — изрядные караси.

— Этого вполне достаточно для нас. Мы с Ватсоном такие заядлые рыболовы, не правда ли, Ватсон? Отныне наш адрес — «Зеленый Дракон», мы сегодня же вечером будем там. И едва ли я должен говорить вам, мистер Мейсон, что мы временно не хотим вас видеть. Но если вам нужно будет, Вы можете написать, и точно также я найду вас, если буду нуждаться в вас. Когда мы немного разберемся в этом деле, я сам поделюсь с вами добытыми сведениями.

Вот как случилось, что однажды вечером, в начале мая, мы очутились в старинной харчевне близ Шоскома, где гостеприимный хозяин, старый Джосиа Барнес, с большим сочувствием и интересом отнесся к нашему плану — истребить всю местную рыбу.

— А как насчет озера близ усадьбы? — спросил Холмс, как бы между прочим, во время разговора. — Там, наверное, жирные караси водятся?

Лицо старого Барнеса затуманилось.

— Нет, сэр, из этого ничего не выйдет. Вы можете сами очутиться в озере, раньше чем поймаете хоть одну рыбу.

— Почему же это? — удивился Холмс.

— А потому, что озеро принадлежит сэру Норбертону, а он человек тяжелый. Тем более, что вы оба люди для него чужие, а если он заметит вас близ своего бегового поля, то вам не сдобровать. Сэр Норбертон не такой человек, чтобы рисковать своими лошадьми.

— Что-то мы слыхали, будто одна из его лошадей участвует на предстоящем дерби?

— Совершенно верно, сэр! И превосходный жеребец к тому же. На него поставлено все, что только сэр Норбертон мог собрать. Кстати, — добавил он, задумчиво глядя на нас, — вы сами-то не интересуетесь ли бегами?

— Нет, нет, уверяю вас! Мы всего лишь два лондонца, чрезвычайно утомленные, и очень нуждаемся в чудесном Беркшайрском воздухе.

— В таком случае, вы лучше места не могли выбрать! Этого добра здесь сколько угодно! Но запомните то, что я вам говорил про сэра Норбертона. Это человек, который сперва ударит, а потом уже будет рассуждать. Держитесь подальше от усадьбы.

— Конечно, мистер Барнес, конечно! Мы воспользуемся вашим советом. Между прочим, я заметил у вас во дворе прелестную болонку.

— Ну, еще бы! Это самая чистокровная порода. Лучших болонок во всей Англии не найти!

— Видите ли, я потому спрашиваю, что я большой любитель собак и хотел бы задать вам вопрос: сколько может стоить такая собачка?

— Могу вам только сказать, сэр, что значительно больше, чем я мог бы заплатить за нее. Эту собачку подарил мне сам сэр Норбертон. Потому-то я и держу ее на привязи, не то она моментально удрала бы назад в усадьбу.

— Мы уже имеем кой-какие козыри в руках, Ватсон! — сказал Холмс, когда владелец харчевни оставил нас. — Но игра такая, что не знаешь, с какой карты ходить. Тем не менее, я надеюсь, что денька через два мы кое к чему придем. А раз сэр Норбертон все еще в Лондоне, то мы могли бы воспользоваться случаем и войти ночью в священную обитель сего достойного джентльмена, не опасаясь нападения с его стороны. Я хотел бы кое-что выяснить, раньше чем выводить окончательное заключение.

— А вы уже нарисовали себе какую-нибудь картину, Холмс? — спросил я.

— Я знаю только одно, Ватсон: приблизительно снеделю тому назад в Шоскоме случилось нечто такое, что сильно отразилось на жизни всей усадьбы. Остается только выяснить, что именно случилось. Давайте разберемся последовательно. Брат перестает навещать свою любимую больную сестру. Он дарит кому-то ее любимую болонку. Ееболонку, Ватсон. Это ничего еще не говорит вам?

— Ничего, разве только то, что брат хотел как-нибудь конкретно выразить свою злобу.

— Допустим, что так, хотя возможен и другой вывод. Итак, в результате крупной размолвки, старая лэди не покидает своей комнаты, совершенно меняет свои привычки и ее никто больше не видит, разве только, когда она ездит кататься со своей горничной. Но она уже не останавливается у конюшен, чтобы поласкать свою любимую лошадь и, по-видимому, начинает прибегать к крепким напиткам. И этим вся тайна исчерпывается.

— За исключением этой загадочной истории со склепом, — напомнил я.

— Вы правы, но это относится уже к другой линии размышлений. Не смешивайте двух совершенно отдельных линий. Первая имеет дело с лэди Беатрис, и от нее отдает чем-то жутким. Вторая имеет отношение к сэру Норбертону; все его помыслы сосредоточились на предстоящем дерби, которое он во что бы то ни стало должен выиграть. Он по уши в долгу и целиком в руках ростовщиков, которые могут в любой момент продать его беговые конюшни и все остальное. Но сэр Норбертон человек смелый и даже, я бы сказал, отчаянный. Все свои доходы он извлекает из усадьбы сестры и заметьте, что горничная его сестры — послушное орудие в его руках.

— Ну, а склеп? — снова напомнил я.

— Ах, да, склеп! Предположим, Ватсон, — только предположим на одну минуту, — что сэр Норбертон постарался отделаться от своей сестры.

— Но это совершенно немыслимое предложение, Холмс!

— Пожалуй, что вы правы, Ватсон. Сэр Норбертон, правда, способен на многое, но все-таки он происходит из честного рода. Тем не менее, как вам известно, можно иногда найти среди орлов также и воронов. Остановимся все-таки на моем предположении. Покончив со своей сестрой, сэр Норбертон не имеет возможности бежать из Англии, пока он не закончил свои дела, то есть пока он не привел до конца своего плана с «Принцем», который тайком от всех, — до поры до времени, — должен участвовать в дерби. А чтобы оставаться в Шоскоме, ему необходимо как-нибудь освободиться от тела своей жертвы, а потому, опять таки нужно найти кого-нибудь, кто мог бы временно играть роль его сестры. В этом нет ничего особенно трудного, пока горничная играет роль сообщницы. Тело покойницы можно снести в склеп, куда редко кто ходит, и его можно ночью уничтожить в топке.

— Все это так, — сказал я, — если допустить только возможность вашего чудовищного предположения.

— Знаете, Ватсон, мы с вами проделаем завтра маленький опыт, чтобы пролить хоть какой-нибудь свет на это дело. А пока что, будем играть свои роли и позовем хозяина, чтобы он за стаканом собственного вина рассказал нам подробнее про местных угрей и карасей, которые, очевидно, ведут прямиком к тайникам его души. Мы можем во время беседы выведать у него много интересного.

На следующее утро Холмс вдруг обнаружил, что не запасся крючками, и пришлось отложить рыбную ловлю на один день. Часов в одиннадцать мы отправились на прогулку, при чем владелец «Зеленого Дракона» разрешил нам взять с собою черную болонку.

— Вот мы уже подходим к усадьбе Шоском! — сказал Холмс, когда вдали показались высокие ворота, над которыми высились два огромных резных гриффона. — Мистер Барнес, кажется, говорил, что ровно в двенадцать старая лэди Беатрис предпринимает прогулку в экипаже. Пока открываются ворота, лошади, естественно, должны замедлить бег. И вот, слушайте, Ватсон! Когда экипаж проедет через ворота и кучер еще не успеет припустить лошадей, вы задержите его каким-нибудь вопросом. На меня не обращайте внимания. Я буду находиться за этими кустами.

Нам не пришлось долго дожидаться. Приблизительно четверть часа спустя, мы увидели, как из парка выехал старинный экипаж, запряженный двумя превосходными рысаками, и направился к воротам. Холмс приник к земле позади кустов, держа болонку на привязи. Я стоял на дороге в нескольких шагах от ворот, делая вид, что любуюсь местностью.