Пришествие фей - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 22

Читателю, желающему более подробно ознакомиться с книгой, я рекомендую обратиться к оригинальному изданию, выпущенному «Theosophical Publishing House». Это сочинение — кладезь знаний, касающихся всех оккультных материй, а изложенные в нем сведения о фейри без сомнения соответствуют тем, что были получены из других источников.

Я изложил читателю все обстоятельства дела, связанного с пятью удивительными фотографиями из Коттингли. Я также привел отчет ясновидящего, который сопровождал девочек во время третьей и безуспешной попытки получить новые фотографии. Я рассмотрел некоторые критические замечания, с которыми нам пришлось столкнуться. Я предоставил читателю возможность самостоятельно оценить значительное число свидетельств о предполагаемых встречах с феями, собранных как до, так и после происшествия в Коттингли. В заключение, я также ознакомил читателя с общей теорией, описывающей роль этих существ в строении мироздания — теорией, предложенной единственной системой мысли, где нашлось для них место. Прочитав и взвесив все соображения, исследователь окажется в таком же положении, что и мистер Гарднер или я сам, и на основе имеющихся сведений должен будет вынести собственный вердикт. Лично я не стану утверждать, что доказательства столь же убедительны, как в случае спиритуалистических феноменов. В вопросе о феях, однако, нам не удастся получить подтверждение нашей правоты от лучших умов научного мира, сравнимых с Круксом [86], Лоджем и Ломброзо [87]. Но и это может когда-нибудь произойти, а в настоящее время, приветствуя новые свидетельства, мы можем смело сказать, что собранных сведений достаточно, чтобы убедить любого разумного человека в том, что загадка фей не может быть сброшена со счетов и что все критические залпы до сих пор не смогли нанести нашим доводам сколь-нибудь заметный урон. Подобную критику также нельзя не учитывать, пока она остается искренней и честной; напротив, ее должны лишь приветствовать те, чьей единственной целью является бесстрашный поиск истины.

Екатерина Коути. НОСТАЛЬГИЯ ПО ФЕЯМ

Представьте себе немолодую уже даму, которая едет на паломничество в Кентербери вместе с другими конными пилигримами. Ее платье ниспадает тяжелыми складками, из-под которых нет-нет да и покажется ножка в красном чулке (дама схоронила пятерых мужей, но не прочь в шестой раз пойти под венец!). Рядом с веселой кумушкой скачут рыцарь с оруженосцем, аббатиса и нищий студиозус, балагур-мельник и мрачный мажордом. Чтобы скоротать время в дороге, путники рассказывают истории, каждый на свой лад. Доходит очередь и до нашей героини. Она начинает так:

Да, именно эти слова произносит Батская ткачиха в поэме Джеффри Чосера «Кентерберийские Рассказы», написанной в конце XIV века. Но если чосеровские персонажи жаловались на отсутствие фей, то каково же приходилось англичанам викторианской и эдвардианской эпохи? С одной стороны, они стали свидетелями беспрецедентного прогресса, открытий во всех сферах науки, успешной борьбы за политические права женщин. Но в этом «дивном новом мире» места для древних поверий оставалось все меньше и меньше.

В середине XIX века на жалобу распутницы-ткачихи отзывается скромная гувернантка Джен Эйр: «Маленькие человечки в зеленом покинули Англию лет сто назад ‹…› И теперь ни в Хэе, ни в окрестных селах не осталось от них и следа. Я думаю, что ни летняя, ни осенняя, ни зимняя луна больше никогда не озарит их игр». Слушая сказки своей нянюшки Тэбби Эйкройд, Шарлотта Бронте полюбила английский фольклор и не раз вспоминала его на страницах своих романов. Сказки были достойны того, чтобы сохранить их, пусть и в отчасти видоизмененной форме. Ностальгия по волшебному миру, желание удержать хотя бы те крохи, которые от него остались, вдохновляли и ее современников — этнографов и собирателей фольклора. «Почти вышли из употребления», «уже мало кто верит», «последние остатки» — этими выражениями пестрят предисловия к сборниками примет и суеверий.

Но постойте! Выходит, что в какой-то момент в прошлом («во времена короля Артура», «лет сто назад», когда-то еще) Британские острова действительно кишели фольклорными существами — если не в реальности, то хотя бы в народном воображении? Славное было время! По отношению к викторианству, Средние века выступают той самой романтичной, исполненной волшебства эпохой. Но и тогда, как показывает Чосер, фейри «отселяли» в еще более глубокую старину. Английский критик XX века Рэймонд Уильяме сравнил вектор ностальгии с движущимся эскалатором, который уносит «добрые старые денечки» тем дальше от нас, чем ближе мы к ним подбираемся. Когда кажется, что мы уже готовы ступить на твердь, вместо нее возникает еще одна движущаяся вниз ступень, и еще одна, и еще. Волшебное прошлое отъезжает вдаль, унося с собой пляски фейри на залитых луною лугах. Тем не менее, ностальгия по волшебству была направлена не только в прошлое, но и будущее, о чем, среди всего прочего, свидетельствует «Пришествие фей» Артура Конан Дойля. Среди панихиды по традиционной культуре то и дело пробивались голоса, уверявшие, что в будущем чудес станет больше, а верования о фейри переродятся и выйдут на новый уровень восприятия. Чтобы лучше понять предпосылки общественной реакции на фотографии из Коттингли и контекст, в котором создавалось «Пришествие фей», следует ознакомиться как с возникновением ностальгии по фейри, так и с ее объектом.

Из предисловий к фольклорным сборникам XIX века напрашивается вывод, что исчезновение традиционной культуры вообще и фейри в частности является следствием индустриальной революции вкупе с быстротечной урбанизацией. Однако удар по народным поверьям был нанесен гораздо раньше. После Реформации в опалу попали не только католические монастыри и латинская месса, но и любые обряды, на которые можно было навесить ярлык «папистские». Например, прежде на Сретение (Candlemas) принято было освящать свечи. После прихожане зажигали их во время торжественной процессии — отсюда и название праздника. Этот обычай, как и многие другие, был упразднен. То же касается Великого Поста, во время которого католикам предписывалось воздерживаться от мяса. После установления протестантизма, пост стал личным выбором каждого. Попытку запретить употребление мяса во время Великого Поста предприняла королева Елизавета I, хотя религиозное рвение тут не при чем. Таким авторитарным способом королева хотела поддержать рыболовные промыслы. Ее затея не прижилась, и все вернулось на круги своя. Христианам следовало смирять страсти и молиться, диета же была делом вторичным. Вместе с тем, Жирный Вторник, когда христиане наедались перед затяжным периодом воздержания, утратил свой первоначальный смысл. Веселье пошло на спад.

Интересно, что близость католичества к фейри подчеркивает еще Чосер — сразу после изгнания фей из Англии их место занимают монахи, так что девицам нужно опасаться уже иных распутников: