Родни Стоун - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 19

Фокс улыбнулся и покачал головой.

- Помните, как мы мчались в Ньюмаркет перед скачками? Мы остановили почтовую карету, Треджеллис, засунули форейторов в багажный ящик, а сами вскочили на их места. Чарли правил передней лошадью, а я коренником. Какой-то наглец не хотел пропустить нас через заставу, тогда Чарли соскочил и мигом скинул сюртук. Мошенник решил, что перед ним боксер, и не стал нас задерживать.

- Кстати, о боксерах, сэр: в пятницу в заведении "Карета и кони" я даю ужин любителям бокса, - сказал мой дядя. - Если вы окажетесь в городе и соблаговолите к нам заглянуть, все почтут это за великую честь.

- Я не был на боксе уже четырнадцать лет, с тех пор, как портной Том Тайн убил Графа. Я тогда дал зарок, а вы ведь знаете, Треджеллис, я человек слова. Конечно, я не раз потом бывал на боксе, но инкогнито, не как принц Уэльский.

- Мы почтем за честь, сэр, если вы пожалуете на наш ужин инкогнито.

- Ладно, ладно. Шерри, запишите, чтобы не забыть. В пятницу мы будем в Карлтон-Хаусе. Принц не приедет, вы это, надеюсь, понимаете, Треджеллис, но вы можете оставить кресло для графа Честера.

- Мы будем счастливы видеть у себя графа Честера, сэр.

- Кстати, Треджеллис, - сказал Фокс, - ходит слух, что вы с сэром Лотианом Хьюмом заключили какое-то пари. Что за пари?

- Да пустяки, две его тысячи против моей одной. Он в восторге от Краба Уилсона - это новый боксер из Глостера, и я должен найти боксера, который его побьет. По условиям, ему может быть и меньше двадцати и больше тридцати пяти лет, лишь бы весил примерно сто восемьдесят фунтов.

- Тогда непременно спросите мнение Чарли Фокса, - сказал принц. - Когда дело идет о том, на какую лошадь или на какого петуха поставить, как выбрать партнера за карточным столом или боксера, у него самый верный глаз во всей Англии. Что вы скажете, Чарли, кто мог побить Краба Уилсона из Глостера?

Я был поражен, услыхав, с каким интересом и знанием дела все эти вельможи говорят о боксе. Они знали наперечет все бои не только лучших боксеров того времени - Белчера, Мендосы, Джексона, Голландца Сэма, - но и самых безвестных; знали о них все, могли перечислить когда и с кем кто дрался, и предсказать, что с кем будет дальше. Они никого не забыли, они обсудили всех старых и молодых - их вес, выносливость, силу удара, телосложение.

Глядя, с каким азартом Шеридан и Фокс спорили о том, выстоит ли Калеб Болдуин, вестминстерский уличный торговец, против Исаака Биттуна, еврея, невозможно было и подумать, что один из них глубочайший в Европе философ-политик, а другого будут помнить как автора остроумнейшей комедии и самой знаменитой речи той эпохи.

Имя Чемпиона Гаррисона всплыло в самом начале разговора, и Фокс, который был очень высокого мнения о Крабе Уилсоне, полагал, что дядя выиграет пари только при одном условии: если ветеран снова выйдет на ринг.

- Он неповоротлив, но зато он умеет думать на ринге и удар у него сокрушительный. Когда он нанес решающий удар Черному Баруху, тот перелетел через все канаты и шлепнулся среди зрителей. Если он еще не вовсе выдохся, Треджеллис, лучшего боксера вам не найти.

Дядя пожал плечами.

- Будь тут несчастный Эйвон, кузнеца, может, и удалось бы уговорить: ведь Эйвон был его покровителем, и Гаррисон был очень ему предан. Но жена его слишком для меня крепкий орешек. А теперь, сэр, разрешите откланяться. У меня сегодня беда: пропал мой камердинер, лучший во всей Англии; надо узнать, чем кончились розыски. Благодарю вас, ваше высочество, за то, что вы так милостиво обошлись с моим племянником.

- Значит, до пятницы, - сказал принц. - В пятницу мне все равно надо быть в городе, один бедняга - офицер на службе у Индийской компании - обратился ко мне за помощью. Если удастся раздобыть несколько сот фунтов, я с ним повидаюсь и все улажу... Что ж, мистер Стоун, перед вами еще вся жизнь, и, я надеюсь, вы проживете ее так, что дядя сможет вами гордиться. Чтите короля и относитесь с должным уважением к конституции, мистер Стоун. И смотрите избегайте долгов и помните, что честь превыше всего.

Я сохранил его в памяти таким, каким видел в эту последнюю минуту: пухлое добродушное лицо, завязанный под самым подбородком шейный платок и широкие бедра, обтянутые кожаными штанами. Мы опять прошли через анфиладу диковинных комнат с позолоченными чудищами и великолепными ливрейными лакеями, и, когда я снова оказался на воздухе, увидел перед собой широкую синь моря и меня овеяло свежим вечерним ветерком, я испытал огромное облегчение.

Глава VIII

БРАЙТОНСКАЯ ДОРОГА

На другое утро мы с дядей поднялись рано; но он был явно не в духе: об Амброзе все не было никаких вестей. Я как-то читал об особой породе муравьев, которые привыкли, что их кормят муравьи помельче, и, лишившись своих нянек, погибают от голода; дядя напоминал мне сейчас такого муравья. Лишь с помощью слуги, которого где-то раздобыл для него хозяин гостиницы, и лакея, которого спешно отрядил к нему Фокс, ему наконец удалось кое-как совершить свой туалет.

- Я должен выиграть эти гонки, племянник, - сказал он, когда мы встали из-за стола. - Я не могу позволить, чтобы меня обошли. Выгляни в окно, посмотри, здесь ли Лейды.

- На площади стоит красная карета четверкой, а вокруг толпа. Да, на козлах та самая дама.

- А наша коляска подана?

- Да, ждет у дверей.

- Тогда идем, тебе предстоит незабываемая поездка.

Он остановился в дверях, натягивая длинные коричневые перчатки и отдавая распоряжения конюхам.

- Тут имеет значение каждая унция лишнего веса. Корзинку с завтраком не возьмем... Болонку оставляю на ваше попечение, Коппингер. Вы ее знаете и понимаете. Давайте ей, как обычно, теплое молоко с кюрасо... Тпру, милые, до Вестминстерского моста вам еще успеет надоесть это занятие.

- Прикажете принести туалетную шкатулку? - спросил хозяин гостиницы.

В душе дяди явно происходила борьба, но он остался верен своим принципам.

- Поставьте ее под сиденье, под переднее сиденье, - сказал он. - Держись как можно ближе к передку, племянник. Ты умеешь дудеть в рожок? Ну что ж, раз нет, значит, бог с ним. Подтяните эту подпругу, Томас. Вы смазали ступицы, как я велел? Ну, племянник, прыгай, мы их проводим.

На площади собралась огромная толпа - мужчины и женщины, торговцы и щеголи - придворные принца, офицеры из гавани, слышался взволнованный гул голосов, ибо сэр Джон Лейд и мой дядя славились своим умением править лошадьми и состязанию между ними предстояло на много дней стать темой бесконечных разговоров.

- Принц будет огорчен, что не увидел старта, - сказал дядя. - Но до полудня он не показывается... А, Джек, доброе утро! Ваш слуга, сударыня! Прекрасный день для небольшой прогулки!

Когда наша коляска с двумя крепкими, запряженными цугом лошадьми, шерсть которых блестела и переливалась на солнце, точно шелковая, поравнялась с четверкой сэра Лейда, по толпе прокатился гул восхищения. Мой дядя, в желтовато-коричневом выездном рединготе, с упряжью в тон, был поистине великолепен: сразу видно великосветского кучера-любителя. А у сэра Джона Лейда было грубое, обветренное лицо, плащ со множеством накидок и белая шляпа; окажись он в трактире среди настоящих кучеров, он вполне сошел бы там за своего и никто бы не догадался, что это один из богатейших землевладельцев Англии. То был век всяческих чудачеств, но сэр Лейд выкинул такую штуку, которая поразила даже самых непревзойденных чудаков: он женился на возлюбленной знаменитого разбойника с большой дороги, когда виселица разлучила ее с другом сердца. Леди Лейд восседала сейчас рядом с мужем и в сером дорожном костюме и украшенной цветами шляпке выглядела весьма эффектно, а четверка великолепных вороных коней с отливающими золотом могучими крупами нетерпеливо била копытами.

- Ставлю сотню, что, если вы дадите нам четверть часа форы, вам не удастся завидеть нас раньше Вестминстера, - сказал сэр Джон.

- Ставлю еще сотню, что мы вас обойдем, - ответил дядя.