Удержать мечту. Книга 1 - Брэдфорд Барбара Тейлор. Страница 38

«Да, Адам Фарли, – подумала она. – Я победила. В конечном счете победу одержала я. В деревне больше не осталось ничего, что принадлежало бы твоей семье, кроме этого участка на кладбище, где ты похоронен. Все остальное принадлежит мне, и даже церковь здесь существует, главным образом, благодаря моей щедрости. Твоих пра-правнуков только что крестили, и в их именах объединены оба наших имени, но большое богатство и могущество, и высокое положение в обществе они унаследуют от меня». В этих мыслях уже не было горечи, они проходили привычной чередой – она уже не питала ненависти к семье Фарли, и не в ее натуре было злорадствовать, особенно стоя рядом с местом последнего приюта этого человека.

Пройдя через кладбищенские ворота, Эмма увидела, что Блэки стоит в стороне от остальных и разговаривает с двумя ее младшими внучками – Амандой и Франческой.

Блэки усмехнулся, когда она подошла и остановилась около него:

– Ты могла бы догадаться, что эта наблюдательная парочка заметит твое исчезновение. Мне пришлось применять силу, чтобы помешать им побежать за тобой. Почти пришлось.

– Мы тоже хотели посмотреть на могилы, бабушка, – объяснила Аманда. – Мы любим кладбища.

Эмма посмотрела на нее, изобразив шутливый ужас:

– Как жутко звучит!

– Да нет, совсем не жутко, а очень интересно, – прощебетала Франческа. – Нам нравится читать надписи на могильных плитах, и мы пытаемся догадаться, какими были эти люди, как они жили. Это все равно, что читать книгу.

– Для вас сейчас – да, – рассмеялась Эмма и ласково посмотрела на внучек. – Я думаю, нам пора ехать домой, – продолжала она. – Эмили сказала вам, что у нас сегодня небольшой прием с шампанским?

– Да, но она сказала, что нам еще нельзя шампанского. Но ведь на самом деле можно? Правда, бабушка? – спросила Аманда.

– По бокалу, не больше. Я не хочу, чтобы оно ударило вам в голову.

– Спасибо, бабуля, – сказала Аманда, а Франческа взяла Эмму под руку и объявила:

– Мы поедем с тобой. Машина дяди Блэки гораздо лучше, чем старый «ягуар» Эмили.

– Мне не нравится твое отношение, Франческа. Ты приехала сюда с Эмили и поедешь назад с ней. Кроме того, нам с дядей Блэки нужно кое-что обсудить.

Но на самом деле не было ничего особенно важного, о чем им нужно было бы поговорить. Эмме просто хотелось побыть наедине со своим добрым старым другом и расслабиться перед приемом, перевести дух, прежде чем она встретится со своим огромным и весьма своеобразным кланом.

Когда они уже подъезжали к Пеннистоун-ройял, Блэки взглянул на нее и сказал:

– Крестины были замечательные, Эмма. Все было очень красиво. Но, когда крестили Лорна, у тебя на лице было такое странное выражение. Я никак не мог догадаться, о чем ты думаешь.

Эмма полуобернулась к нему:

– Я думала о других крестинах… когда ты совершил обряд крещения над Эдвиной из-под крана на кухне Лауры, в Армли. – Ее глаза задержались на нем дольше обычного. – Я не могла не думать о прошлом. Помнишь, Эдвин Фарли ни за что не получил бы от своего отца разрешение жениться на мне, когда я была беременна, даже если бы он сам хотел этого. Значит, и нашу дочь Эдвину никак нельзя было бы крестить здесь, в Фарли. Я только сегодня по-настоящему это поняла.

– Да, – согласился он. – Они ни в коем случае не допустили бы этого.

– И вот когда я думала обо всем, что произошло за мою долгую жизнь, мне вдруг пришло в голову, что эти крестины сегодня – удивительная ирония судьбы. И Адам Фарли оценил бы высшую справедливость всего этого лучше, чем кто-либо другой.

Она замолчала, а потом слегка улыбнувшись сказала:

– Колесо фортуны сделало полный оборот.

Глава 11

Джим Фарли, осиротевший в десять лет и воспитывавшийся своим овдовевшим дедом, в детстве всегда был одинок.

Поэтому, женившись в 1968 году на Поле, он получал огромное удовольствие от принадлежности к огромному семейству Эммы Харт, которое стало и его семьей. В каком-то смысле вхождение в этот необычный клан было для него непривычным; кроме того, пока он еще не вступал с ним ни в какие конфликты и не имел определенного суждения о характере тех или иных членов семьи, не пытался вести счет их достоинствам и недостаткам. Он держался в стороне от сложных взаимоотношений, которые складывались вокруг Эммы, вражды и союзов, междоусобных распрей и привязанностей.

Поскольку Джим редко думал о ком-либо плохо, его часто удивляло, когда Пола безжалостно обрушивалась на кого-то из своих тетей и дядей, а иногда ему казалось, что она преувеличивает, перечисляя их недостатки и то ужасное зло, которое они причинили ее бабушке. Ведь она всегда так защищает свою любимую бабушку, в которой души не чает. Это отношение жены в душе забавляло Джима, потому что, на его взгляд, уж кто-кто, а Эмма Харт может постоять за себя сама.

Некоторое время назад Джим решил, что предостережения Полы относительно графини Дунвейл беспочвенны. До сих пор, вчера и сегодня, Эдвина вела себя безупречно – как он и ожидал. Если она была немного сдержанна с Полой, по крайней мере, все было в рамках приличий, и ему даже удалось рассмешить ее по пути из церкви. Он видел, что она и сейчас еще пребывает в хорошем расположении духа.

Его тетя сейчас болтала со своим сыном Энтони и Салли Харт у камина, и ее обычно напряженное выражение лица, со сжатыми губами, почти исчезло. Хотя бы сейчас она, казалось, более или менее расслабилась. «Бедняжка, не такая уж она плохая», – подумал он, как всегда снисходительный к людям, и перевел взгляд на картину на стене, слева от Эдвины. Эта картина – одна из его любимых – висела над белым мраморным камином.

Джим стоял у входа в Персиковую гостиную. В Пеннистоун-ройял, представлявшем собой восхитительную смесь двух стилей – эпохи Возрождения и правления короля Якова, – было две комнаты для официальных приемов. Пола выбрала для приема по случаю крестин эту.

Он был рад ее выбору.

Он считал, что это самая красивая комната во всем доме. В ее убранстве гармонично сочетались кремовые и персиковые тона, ее украшали замечательные полотна. Хотя Эмма рассталась с частью своей известной коллекции импрессионистов, продав в прошлом году несколько картин, она сохранила две картины Моне и три – Сислея. Они-то и украшали стены этой гостиной. Он считал, что именно произведения искусства делали такой прекрасной спокойную и изящную комнату в стиле английский ампир.

Еще несколько секунд Джим с восхищением смотрел на картину Сислея со своего места, откуда она была хорошо видна. Никогда за всю свою жизнь он не стремился к обладанию чем-то материальным, но эту картину ему хотелось иметь. Конечно, этого никогда не будет – она всегда будет висеть в этом доме, как повелела Эмма в своем завещании. В один прекрасный день она перейдет к Поле, так что его никогда не лишат ее, и он всегда, когда захочет, сможет смотреть на этот пейзаж. Потому его непреодолимое желание самому, лично, владеть этой картиной постоянно удивляло его самого. Он никогда не испытывал таких сильных эмоций по отношению к чему-то или кому-то. За исключением, пожалуй, своей жены. Он поискал глазами Полу, но не нашел. За те десять минут, что он провел с фотографом – тот устанавливал свою аппаратуру в Серой гостиной, – комната заполнилась людьми. Вполне возможно, что ему просто ее не видно.

Он решительным шагом вошел в комнату.

Высокий, длинноногий, он был хорошо сложен. На него было приятно смотреть, особенно если учесть, что он был немного склонен к щегольству и всегда безупречно одет – вплоть до ботинок ручной работы. Как и его прадед, он имел слабость к красивой одежде. У него были светло-каштановые волосы, светлая кожа, приятное выразительное лицо и одухотворенные серо-голубые глаза. Он родился в аристократической семье, его воспитывали как джентльмена – потому он чувствовал себя свободно, естественно и уверенно в любой обстановке. В нем было какое-то спокойное обаяние – и всегда наготове улыбка для каждого.