Собрание сочинений. Том 4 - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 40

Глава XXII

ГРАБИТЕЛИ И ОГРАБЛЕННЫЙ

Быть может, как для скорейшего заключения этой повести, так и для интересов человечества вообще оказалось бы лучше, если бы удар, нанесенный могучей рукой рудокопа, раз и навсегда оборвал жизненный путь младшего Гердлстона. Однако организм Эзры отличался завидной крепостью, и молодой человек не только совсем оправился от этого удара, но и потребовалось на это удивительно мало времени. Распростертая на полу фигура тихо застонала, пошевелилась, а затем раздался второй, более громкий стон и ругательство. Эзра с трудом приподнялся на локте и ошеломленно посмотрел вокруг, прижав свободную руку к ране на затылке, из которой все еще сочилась кровь.

Он медленно обвел взглядом стол, стулья, стены и, наконец, сейф. Луна светила прямо туда, и Эзра сразу увидел, что сейф открыт и в нем ничего нет. Он мгновенно вспомнил все, что произошло, и с хриплым воплем ярости и отчаяния заковылял к звонку.

Каковы бы ни были недостатки Эзры, нерешительность и трусость к ним не относились. Он сразу же оценил положение и понял, что у него есть только один выход: действовать и притом немедленно. Алмазы было необходимо вернуть любой ценой, иначе пришлось бы смириться с мыслью о полном и быстром разорении. На его крики и звонки в номер сбежались хозяин гостиницы и слуги, как белые, так и черные.

— Я подвергся нападению и был ограблен, — сказал Эзра, держась рукой за каминную полку, так как голова у него кружилась, а колени подгибались. — Прекратите это кудахтанье и делайте то, что я вам скажу. Во-первых, зажгите лампу.

Лампа была зажжена, и слуги, к которым тем временем присоединилось несколько завсегдатаев буфета, заахали, увидев царивший в комнате беспорядок и большое багровое пятно на ковре.

— Воры явились сюда в девять, — сказал Эзра торопливо, но деловито. — Их зовут Фаринтош, Бурт и Уильямс. Мы несколько минут разговаривали, так что вышли они не раньше чем в четверть десятого, а может быть, и позже. Теперь половина одиннадцатого, и, значит, особенно далеко они ускакать еще не могли. Джеймисон и ван Мюллер, разузнайте, не видел ли кто, как от гостиницы отъезжали три всадника. А может быть, они были в двуколке. Расспрашивайте всех, кого встретите на улицах. Вы, Джонс, бегите к инспектору Эйнсли. Скажите ему, что меня ограбили и пытались убить и что мне нужны десять его самых лучших конников. Не самых лучших полицейских, а тех, у кого самые лучшие лошади, поняли? Если он поторопится, то я сумею его отблагодарить. Где мой слуга Пит? Пит, негодяй, немедленно оседлай мою лошадь и подведи ее к крыльцу. В Грикваленде она догонит кого угодно.

Эзра отдавал распоряжение за распоряжением, и слуги разбегались в разные стороны выполнять их. Затем он поправил на себе одежду и туго обвязал голову носовым платком.

— Да неужто, сэр, вы сами собрались ехать? — спросил его хозяин гостиницы. — У вас сил недостанет.

— Достанет или нет, я поеду, — решительно ответил Эзра. — Хотя бы для этого меня пришлось привязать к седлу! Прикажите принести мне коньяку. И пусть его нальют во фляжку. Возможно, мне надо будет подкрепиться в пути.

К этому времени перед гостиницей собралась большая толпа, привлеченная слухами о грабеже. Вся площадь была запружена старателями, лавочниками и множеством негров, причем все они старались пробиться к крыльцу, чтобы узнать новые подробности. Через дорогу, в редакции мистера Гектора О'Флаэрти, шли торопливые приготовления, так как издатель собирался в специальном выпуске «Вааль ривер адвертайзера» по-своему осветить случившееся. Сам великий человек, лишь совсем недавно вырвавшийся из-под власти горячительных напитков, обмотал голову мокрым полотенцем и усердно писал передовицу. Творение его пера, весьма звучное и поучительное, пестрело выражениями вроде «защита частной собственности», «надругательство над величием закона» и «подонки цивилизации» — мистер О'Флаэрти так часто пользовался этими словами, что считал их уже своей законной собственностью и громогласно обвинял лондонские газеты в плагиате в тех случаях, когда встречал что-либо подобное на их страницах.

Толпа возбужденно зашумела, увидев, что на крыльцо вышел Эзра, бледный как полотно, с обвязанной головой; на воротнике темнели пятна запекшейся крови. Когда молодой коммерсант сел на коня, к нему подбежал один из его посланцев.

— Они поскакали по кейптаунской дороге, сэр, — сообщил он. — Их видели человек десять. Лошади у них не больно резвые, я ведь знаю, у кого они их купили. Вы их легко догоните.

Бледные губы Эзры раздвинулись в улыбке, которая не обещала беглецам ничего хорошего.

— Черт побрал бы этих полицейских! — выругался он. — Сколько можно мешкать?

— Да вот они, — сказал хозяин гостиницы.

Действительно, раздалось бряцание оружия, стук копыт, и на забитую народом площадь выехали шесть всадников — это был отряд гриквалендской конной полиции. Они остановились возле крыльца — все как на подбор молодые силачи, вооруженные карабинами и саблями. Их лошади были неказисты на вид, но отличались быстротой и выносливостью. Эзра с удовольствием отметил про себя это последнее обстоятельство, пока подъезжал к седому сержанту.

— Нельзя терять ни минуты, сержант, — сказал он. — Они опередили нас на полтора часа, но лошади, правда, у них скверные. Скорее! На кейптаунскую дорогу! Сто фунтов, если мы их догоним.

— Справа по трое заезжай! — рявкнул сержант. — Рысью марш!

Толпа раздалась, и маленький отряд с Эзрой во главе ринулся в образовавшийся проход.

— В галоп! — скомандовал сержант, и они помчались по главной улице Кимберли, выбивая искры из камней, разбрызгивая песок, и вскоре стук лошадиных копыт слился в глухой отдаленный шум, а потом и вовсе замер, хотя толпа на площади еще напрягала слух.

Первые несколько миль отряд скакал в полном молчании. По-прежнему ярко светила луна, и они ясно различали впереди белую ленту дороги, уходившую вдаль по холмистой степи. Справа и слева к горизонту простирались широкие пространства, поросшие жесткой травой и редким кустарником. Порой через эти кусты в панике продирались длинноногие худые овцы, которые бросались врассыпную от бешено мчавшегося отряда. Жалобное блеяние этих овец одно лишь нарушало ночную тишину, да порой заунывно кричала полевая сова.

Эзра на мощном сером жеребце скакал немного впереди, однако сержант все-таки сумел его догнать.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он, поднося руку к козырьку своего кепи, — не слишком ли быстро мы скачем? Эдак мы загоним лошадей!

— Если мы поймаем негодяев, то пусть! — ответил Эзра. — Я готов каждому из вас купить по дюжине лошадей, лишь бы они не ушли от нас.

Молодой коммерсант говорил твердым голосом и уверенно держался на лошади, хотя голова у него разламывалась от боли. Снедавшая его ярость прибавляла ему силы, он грыз от нетерпения усы и шпорил коня так, что по шелковистым бокам заструилась кровь. Богатство, репутацию, а главное, месть — вот что обещало ему удачное завершение этой ночной погони.

Сержант и Эзра скакали теперь рядом, стремя в стремя и голова в голову, а полицейские — чуть сзади.

— Милях в двух отсюда на дороге есть дом, — сказал сержант. — Там мы о них что-нибудь узнаем.

— С дороги они ведь не могли свернуть, верно?

— Навряд ли, сэр. Так оно быстрее. Да и скакать прямо через степь дело опасное. Того и гляди, угодишь в какую-нибудь яму.

— Если они едут по дороге, мы их нагоним, — заявил Эзра. — Веди она хоть прямо в ад, я не остановлюсь, пока не догоню их.

— Мы с вами, сэр! — воскликнул сержант, заражаясь упрямым упорством своего спутника. — Если лошади выдержат, то мы нагоним их еще до рассвета. А вон и огонек в окне дома!

Дорога в этом месте изгибалась дугой, в конце которой слабо мерцало желтое пятно света. Когда они с ним поравнялись, то обнаружили, что это открытая дверь; на ее пороге стоял с трубкой во рту коренастый бур, заложив руки в карманы штанов.