Убийца, мой приятель (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан. Страница 31

– Значит, семь дней, как парусник вышел из Лондона, – рассуждал он, – штормит уже пять дней. Так вот, Ла-Манш пуст – его как вымело этим ветром. Тут есть три возможности. Заход в порт на французской стороне. Вполне вероятная вещь.

– Нет-нет, Ванситтарт знал, что мы здесь. Он бы телеграфировал.

– Ах да, конечно. Ну что ж, тогда он мог спасаться от шторма в открытом море, и если так, то сейчас он, наверное, где-то не так далеко от Мадейры. Это точно, мэм, поверьте моему слову.

– А что же ещё? Вы говорили, есть и третья возможность.

– Разве, мэм? Нет, только две. По-моему, я ничего не говорил о третьей. Ваш корабль, можете не сомневаться, далеко в Атлантике, и довольно скоро вы узнаете, где он, потому что погода меняется. Так что не волнуйтесь, мэм, и спокойно ждите вестей, а завтра вы увидите синее-синее корнуолльское небо.

Старый морской волк не ошибся в своих предположениях: утро следующего дня было тихим и ясным, и лишь на западе истаивала низкая гряда туч, как последний уходящий след отбушевавшей бури. Но никакой весточки не приходило из-за моря, и не появлялся на горизонте силуэт «Звезды Востока». Прошло ещё три томительных дня, самых томительных в моей жизни, и вот в отель явился с письмом вернувшийся из плавания моряк. Я издал крик радости: у него было письмо от капитана «Звезды Востока». Прочитав первые строки, я быстро закрыл листок ладонью, но миссис Ванситтарт успела взяться за край и потянула его к себе.

– Я видела, что там написано, – сказала она спокойно и холодно. – Позвольте уж мне дочитать до конца.

Милостивый государь, – гласило письмо, – мистер Ванситтарт заболел оспой, а нас так далеко отнесло вперёд по курсу, что мы не знаем, как поступить, поскольку он в бреду и не может отдать распоряжений. По счислению пути мы в каких-нибудь трёх сотнях миль от Фуншала, поэтому я счёл за благо поспешить вперёд, в Фуншал, положить там м-ра Ванситтарта в больницу и дождаться на рейде Вашего прибытия. Через несколько дней из Фальмута, насколько мне известно, отплывает в Фуншал парусное судно. Это письмо доставит бриг «Марианн», приписанный к фалмутскому порту, и его капитану причитается пять фунтов.

С уважением, капитан Хайнс.

Замечательная это была женщина, спокойная и сильная духом, как мужчина, даром что по годам совсем девчонка, вчерашняя школьница. Ни слова не говоря, только решительно сжав губы, она надела шляпку.

– Вы собираетесь выйти?

– Да.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Нет, я иду к врачу.

– К врачу?

– Да. Научиться ухаживать за больным оспой.

Весь вечер она посвятила обучению, а следующим утром мы уже отбыли на Мадейру пассажирами барка «Роза Шарона», который, подгоняемый благоприятным ветром, плыл со скоростью десяти узлов. За пять дней мы прошли большое расстояние и уже находились неподалёку от острова, но на шестой наступил штиль, и наш барк застыл в неподвижности, мерно покачиваясь на слабой волне и ни на фут не продвигаясь вперёд.

В десять часов вечера Эмили Ванситтарт и я стояли на полуюте, облокотясь о поручень правого борта; сзади светила полная луна, и на сверкающей воде лежала чёрная тень, которую отбрасывал барк и наши собственные головы. А дальше, вплоть до пустынного горизонта, простиралась широкая лунная дорожка, сверкающая и переливающаяся на мягко поднимающихся и опускающихся волнах. Глядя на воду, мы говорили о воцарившемся затишье, о шансах поймать попутный ветер, о том, какую погоду предвещает вид неба, как вдруг вода без всплеска всколыхнулась – так бывает, когда играет лосось, – и перед нами в ярком лунном свете из воды возник Джон Ванситтарт и посмотрел на нас.

Я видел его совершенно явственно, это зрелище и сейчас стоит у меня перед глазами. Луна светила прямо на него, и он был на расстоянии каких-нибудь трёх вёсел от нас. Лицо у него опухло и кое-где было покрыто тёмными струпьями, глаза и рот были открыты, как у человека в состоянии крайнего изумления. С его плеч ниспадала какая-то белая материя; одна рука его была поднята к уху, другая, согнутая в локте, лежала на груди. На моих глазах он выпрыгнул из воды в воздух, и волны, пошедшие кругами по зеркальной глади воды, с тихим плеском забились о борт нашего судна. Затем его фигура вновь погрузилась в воду, и я услышал резкий хруст, похожий на треск вязанки хвороста, горящей морозной ночью. Он бесследно исчез, а на том месте, где он только что был, на ровной водной глади кружился стремительный водоворот.

Сколько времени простоял я там, дрожа с головы до ног, поддерживая потерявшую сознание женщину одной рукой и вцепившись в поручень другой, сказать не могу. Меня знают как человека толстокожего, не поддающегося эмоциям, но на этот раз я был потрясён до глубины души. Раз и другой постучал я ногой по палубе, чтобы удостовериться в том, что мне не отказало сознание и всё увиденное не является безумной галлюцинацией помрачившегося рассудка. Я всё ещё стоял в немом изумлении, когда женщина вздрогнула, открыла глаза, порывисто вздохнула, а затем выпрямилась, опершись обеими руками о поручень, и стала вглядываться в залитое лунным светом море. За один летний вечер лицо её постарело на десять лет.

– Вы видели его призрак? – тихо спросила она.

– Что-то видел.

– Это был он! Это Джон! Он умер!

Я пробормотал что-то неубедительное, выражая сомнение в этом.

– Нет, он умер в тот же миг, где-то вдали от нас, в этом нет сомнения, – прошептала она. – В больнице на Мадейре. Я читала о таких вещах. Он думал обо мне. И мне явился его призрак. О, мой Джон, мой милый, любимый Джон! Тебя больше нет!

Она разразилась бурными рыданиями, и я отвёл её в каюту, оставив несчастную наедине с её горем. Той ночью подул свежий восточный ветер, и на следующий день вечером мы, миновав два островка Лос-Десертос, бросили на закате якорь в Фуншальской бухте. Неподалёку от нас стояла на рейде «Звезда Востока» с жёлтым карантинным флагом на грот-мачте и с полуспущенным британским флагом на корме.

– Вот видите, – сказала миссис Ванситтарт. Сейчас глаза её были сухи, потому что она уже всё знала.

В тот же вечер мы получили от властей разрешение подняться на борт «Звезды Востока». Капитан корабля Хайнс встречал нас на палубе; не зная, в каких словах сообщить дурные вести, он замялся, и на его грубовато-добродушном лице замешательство боролось с огорчением. Но она опередила его.

– Я знаю, что мой муж умер, – сказала она. – Он скончался вчера вечером в больнице на Мадейре, верно?

Капитан ошеломлённо уставился на неё:

– Да нет же, мэм, он умер восемь дней назад в море, и нам пришлось похоронить его там, потому что мы попали в полосу безветрия и не знали, когда сможем подойти к берегу.

Вот основные факты в этой истории о том, как умер Джон Ванситтарт и как он явился своей жене в море в точке с координатами примерно 35 градусов северной широты и 15 градусов западной долготы. Более ясный случай появления призрака редко бывал описан в литературе. Речь шла именно о появлении призрака: так эту историю пересказывали, в таком виде она попала в печать и была признана учёными кругами. Наряду со многими подобными историями она послужила обоснованием для недавно выдвинутой теории телепатии.

Что до меня, то я считаю телепатию доказанной, но хочу исключить этот конкретный случай из числа доказательств её существования и высказать своё убеждение в том, что в тот лунный вечер перед нашими глазами возник, вынырнув из глубин Атлантики, не призрак Джона Ванситтарта, а сам Джон Ванситтарт.

Я всегда считал, что по какой-то странной случайности – одной из тех случайностей, которые кажутся такими невероятными и тем не менее так часто происходят, – наше судно заштилило как раз над тем местом, где за неделю до того был похоронен Ванситтарт. Остальное легко объяснимо. Корабельный врач говорил, что свинцовый груз был привязан не очень прочно, а за семь дней в трупе происходят изменения, в силу которых он всплывает на поверхность. Поднимаясь из глубин, куда оно должно было опуститься под действием груза, тело покойного, как объяснил врач, вполне могло обрести такую скорость, чтобы выскочить из воды. Таково моё собственное объяснение этого случая, и, если вы спросите меня, что же тогда стало с телом, я должен буду напомнить вам о раздавшемся хрусте и образовавшемся водовороте. Акула ведь питается у поверхности воды и изобилует в этих водах.