Семьи.net (сборник) - Шемайер Арон. Страница 3

– Оба, – голос матери заледенел еще, и Митник понял, что задерживаться дольше уже нельзя. Поднявшись, поспешил убраться в свою комнату.

Там уже, хрустя яблоком и взобравшись с ногами на диван, расположилась Анька. Несмотря на то, что ей был отведен свой уголок в зале, большую часть времени сестра околачивалась у него, развлекая и мешаясь одновременно.

– Хочешь яблочко? – спросила она, протягивая Митнику крупный, спелый плод.

– Где взяла? – спросил Митник, принимая угощение.

– Купила, – Анька безразлично пожала плечами, как бы добавляя: «Подумаешь, какие пустяки».

– На какие шиши? – спросил Митник, пряча яблоко в стол. Подавив желание оглянуться на дверь, сел в кресло напротив и уставился выжидательно. Сестра знала о его заначке, но до сих пор ни разу не притронулась к тайнику. Это были деньги, откладываемые на ее учебу. Это она тоже знала.

– Заработала, – ответила Анька с вызовом в голосе, и Митник не стал расспрашивать дальше, боясь обидеть сестру недоверием.

– Молодец, – ответил он, решив, что прояснит происхождение денег позже, по своим собственным каналам. Мать сердито громыхала посудою на кухне. Поскольку воду в их доме включали лишь на пару часов поздно вечером, а в остальное время она текла из крана тонкой струйкой, шум этот не имел ничего общего с уборкой, а носил скорее манифестационный характер. Мать не умела готовить и знала это, но обижалась всякий раз, когда дети устраивали ей представления, подобные сегодняшнему.

– Почему прогуливаешь уроки? – спросил Митник, продолжая допрос.

– Хочешь, чтобы меня погнали из школы? – она швырнула недогрызенное яблоко на стол. Села, подобрав под себя ноги и скрестив руки на груди. – Хорошо, я останусь в следующий раз. Подготовлю доклад «Второй демографический переход как причина деформации базовых социальных моделей».

Митник слабо понял сказанное, но в словах сестры ему почудилась угроза, и потому он поспешил поскорее свернуть разговор в другое русло. Спросил с надеждой:

– Я учебники принес. По менеджменту. Тебе не надо?

– Мне?! Зачем? – Ему удалось сбить сестру с агрессивного тона. Она вновь потянулась за недоеденным яблоком. – Мне бы что-нибудь по культурологии.

Анька мечтала стать искусствоведом. С учетом финансового положения семьи эта мечта была практически неосуществима. Для поступления в вуз нужно было оплачивать факультативы, идущие сверх школьной стандартной программы. Образовательный минимум не предполагал углубленного изучения искусства. Двухнедельные дизайнерские курсы – максимум, на что Анька могла рассчитывать по окончании школы. Митник вздохнул. Потер занывшую вдруг шею.

– Возьми денег из заначки, – сказал он. – Оплатишь завтра свой факультатив. Отдашь учителям, с кем у тебя там хорошие отношения? И попросишь, чтоб проплатили как бы за их счет.

– Правда? – она опешила. А потом кинулась обниматься, жарко шепча на ухо: – Димка! Димочка! Я обещаю! Больше никаких прогулов, никогда!

Митник не любил телячьих нежностей и потому отстранился мягко, ссадив ее с колен на подлокотник кресла.

– Ловлю на слове, – сказал он, зная, что ее все равно не хватит надолго.

Потом они оба обернулись на звук открывшейся двери. Мать картинно замерла на пороге. Успев уже переодеться в бриджи и свитер под горло, делавшие ее стройней и моложе, она опиралась одной рукой о косяк, другую уперев в бок.

– Аня, иди в свою комнату, – сказала мать.

– У меня нет своей комнаты, – как бы между прочим уронила Анька, выскальзывая вон.

Мать недовольно поморщилось. Прошла и закрыла за собой дверь. Стала не спеша присаживаться. Митник понял, что сейчас снова начнутся бесконечные, уже успевшие ему надоесть увещевания. От этой мысли у него внезапно разболелась голова.

– Дмитрий. – Мать, наконец, села на высокий диванный валик. – Где ты ходишь? Чем ты занимаешься? Сегодня приходили из центра занятости, а тебя не было дома. Я не смогла до тебя дозвониться. Мне сказали, у тебя какие-то проблемы с аккаунтом. Они могут приостановить выплату пособия по безработице. Начнутся тяжбы с банком. Мы потеряем квартиру… Дмитрий… Устраивайся на работу. – Она просила его. Это было еще хуже, чем если бы она начала кричать.

– Нет, – ответил Митник. – Мы обсуждали это уже не раз. У нас долг за квартиру. За квартиру, которая не стоит и гроша. И налог на Аньку. Треть моей зарплаты будет уходить в банк, треть я буду тратить на транспорт и перекусы, и на оставшееся ты предлагаешь жить?

– Митя, – она едва не плакала, – зато мы, наконец, развяжемся с долгами!

– Наконец?! – Митник почувствовал, что начинает выходить из себя. – Наконец, это еще минимум десять лет, и то, если мне повезет устроиться на приличную зарплату!

– А если ты заболеешь? – Она сама не заметила, как начала заламывать руки. – У тебя больше нет карточки социального страхования, а так я хотя бы буду уверена, что если, не дай бог, что случится, твое лечение оплатит работодатель.

– Со мной все будет в порядке, – сказал Митник сквозь сцепленные зубы, зная дословно, что услышит в ответ.

– Твой отец тоже говорил так! – Мать поднялась, торжествуя. Еще ни разу ему не удавалось ответить на этот ее аргумент.

– Со мной все будет в порядке, – повторил он, также встав. Но мать уже не слушала его.

– Ты совсем не думаешь об Ане. Не забрал ее из школы сегодня. А она одаренная девочка, эта федеральная программа отбивает у нее охоту к учебе. Нам нечем оплачивать факультативы. Если бы ты пошел работать, устроился в «Новый город», банк разрешил бы нам взять кредит…

– Нет! – Митник рявкнул это так, что мать осеклась. Подняла на него затуманенный взгляд и отшатнулась. – Никогда, – он едва сдерживал себя, – никогда не смей даже думать об этом, – несмотря на все усилия как-то контролировать сотрясавшую его ярость, мать, схватившись за сердце, отступила на шаг. – Извини, – с трудом выдавил Митник и, развернувшись, шагнул мимо, распахнул дверь, выйдя в прихожую. Сестра сидела в зале на кресле, обеими руками обхватив диванную подушку, и смотрела испуганно. Митник опустил взгляд, чтобы она не увидела его лица. Сунул ноги в берцы, принялся шнуровать.

– Куда ты? – Мать снова стала в дверном проеме, опершись одной рукой о косяк, вот только второй она теперь держалась за сердце.

– Никуда, – ответил Митник, продевая руки в рукава куртки.

– Я не пущу. – Мать испугалась чего-то. Загородила проход, распахивая руки. Повторила сиплым шепотом: – Я не пущу.

Митник мягко отодвинул мать в сторону и шагнул за порог. По лестнице бежал вплоть до первого этажа и, лишь выйдя из подъезда, выдохнул свободно.

В кармане куртки зазвонил телефон. Митник отключил его, не вынимая, и зашагал в сторону трущоб. Туда, куда боялись заглядывать даже полицейские патрули. Расположенный почти в сердце города, утопленный в глубокой балке, район трущоб был практически изолирован от проходящих совсем рядом центральных улиц. Слишком крутой спуск отпугивал автомобилистов, и даже самые отчаянные таксисты не брались возить туда пассажиров. Несмотря на выгодное местоположение, земля там стоила копейки и не была нужна никому. Особенности ландшафта делали невозможным многоэтажное строительство. Отсутствие нормальных дорог делало бессмысленным строительство складов.

Трущобы пугали Митника. Они не были похожи ни на что из того, к чему он привык. Там не было домов выше трех этажей, прямых улиц, скверов, светофоров, остановок общественного транспорта, гипермаркетов, кафе, парковок, детских площадок, уличного освещения… Там были крошечные домики, прячущиеся за высоченными заборами. Узкие, петляющие улочки и нависающие над ними балконы и галереи. Глухие тупики и незаметные подворотни. Тесные дворики, полные полощущимся на ветру бельем. Толпы чумазых детей, носящихся по улицам без присмотра. Митник никогда не видел этих детей в Анькиной школе – единственной государственной школе, оставшейся в их районе. Митник подозревал, что половина обитателей трущоб не имеет ни социальной карты, ни даже собственного ай-ди и живет тут на положении нелегалов.