Потерявший надежду - Гувер Колин. Страница 43

Я знаю, каково это, когда трудно дышать. Отпустив ее, я заглядываю ей в глаза:

– Не убегай, Скай. Иди на улицу, но не уходи, пожалуйста. Нам надо поговорить.

Она кивает, и я помогаю ей встать. Она выходит на лужайку перед домом, закидывает голову и смотрит на звезды.

На небо.

Все это время я смотрю на Скай, мечтая лишь обнять ее. Но понимаю, что это – последнее, что ей сейчас нужно. Она знает, что я ей лгал, и она имеет право ненавидеть меня.

Через некоторое время она поворачивается и возвращается в дом. Не глядя, проходит мимо меня прямо на кухню. Достает из холодильника бутылку воды, отпивает несколько глотков и только после этого смотрит мне в глаза:

– Отвези меня домой.

Я увезу ее из моего дома, но только не к ней домой.

Мы сейчас около аэропорта. Я не смог придумать другого спокойного места, но отказался везти ее домой, пока она не спросит меня обо всем, о чем следует. Но по пути сюда она поинтересовалась только одним: зачем я сделал себе татуировку? Я ответил то же, что и в прошлый раз, только теперь, думаю, она поняла меня правильно.

– Ты готова услышать ответы?

Уже несколько минут мы в молчании смотрим на звезды. Просто я хочу дать ей шанс успокоиться. Разобраться в своих мыслях.

– Готова, если по-честному, – немного сердито говорит она.

Поворачиваюсь к ней лицом: в ее глазах отчетливо читается обида. Приподнимаюсь на локте и смотрю на нее.

Совсем недавно я точно так же смотрел на нее сверху вниз, стараясь запомнить каждую черточку. Когда мы лежали в моей постели, я смотрел на нее с такой надеждой. Я чувствовал, что она принадлежит мне, а я принадлежу ей и что этот миг и это чувство будут длиться вечно. Но теперь, глядя на нее, я понимаю, что все может скоро кончиться.

Дотрагиваюсь до ее лица:

– Я хочу тебя поцеловать.

– Нет! – твердо произносит она, качая головой.

Мне кажется, сегодня все у нас может закончиться, и, если она не позволит мне поцелуй, это меня убьет.

– Мне надо тебя поцеловать, – снова говорю я. – Прошу тебя, Скай. Я боюсь, что после того рассказа… мне больше не удастся. – Я сжимаю ее лицо в ладонях и притягиваю к себе. – Ну пожалуйста.

Она в отчаянии вглядывается в мои глаза, выискивая в этих словах крупицы правды. Она ничего не говорит, а лишь кивает, но этого достаточно. Наклонив голову, я решительно прижимаюсь губами к ее губам. Она вцепляется мне в плечо и приоткрывает губы, позволяя более страстно целовать себя.

Мы целуемся несколько минут, потому что, пожалуй, ни один из нас не хочет пока продолжать разговор. Не отрываясь от ее губ, я поднимаюсь на колени и наваливаюсь на нее сверху. Запустив пальцы мне в волосы, она притягивает меня ближе к себе.

Сдерживая рвущиеся из горла рыдания, она вцепляется мне в футболку. Я нежно целую ее в щеку, потом приближаю губы к ее уху.

– Мне так жаль, – шепчу я, обнимая ее свободной рукой. – Прости меня. Я не хотел, чтобы ты узнала.

Оттолкнув меня, она садится и, подтянув колени к груди, прячет в них лицо.

– Я всего лишь хочу, чтобы ты все рассказал, Холдер. По дороге сюда я спросила обо всем, что можно. Ответь – и я поеду домой, – подавленным тоном говорит она.

Я глажу ее по волосам и начинаю рассказывать:

– В первый раз я не был уверен, что ты Хоуп. Она мерещилась мне в каждой девчонке нашего возраста, и несколько лет назад я перестал искать. Но когда я увидел тебя в магазине и заглянул в твои глаза, то мне показалось, что ты – это действительно она. Когда же ты сунула мне под нос свои права и я понял, что ошибся, у меня было странное чувство. Словно прозвучал сигнал-напоминание, чтобы я выбросил из головы память о ней. В течение года мы жили по соседству с тобой и твоим отцом. Ты, я и Лесс… были закадычными друзьями. Правда, очень трудно вспомнить лица из прошлого. Я принял тебя за Хоуп, но при этом подумал, что, будь ты ею, я бы не сомневался. Наверное, если бы я снова ее увидел, то знал бы наверняка. В тот день я сразу стал искать в Интернете твое имя, но ничего не нашел, даже в «Фейсбуке». Рылся целый час и так разволновался, что отправился на пробежку, чтобы отвлечься. Завернув за угол, увидел, что ты стоишь перед моим домом, и у меня перехватило дыхание. Ты просто стояла там, отдыхала от бега, но… Господи, Скай, ты была так красива! Я все еще сомневался, Хоуп ты или нет, но в тот момент вообще об этом не думал. Мне было наплевать, кто ты такая, главное – узнать тебя. Проведя с тобой неделю, я не удержался и в пятницу пришел к тебе домой. Я не собирался копаться в твоем прошлом и даже не надеялся, что между нами что-то произойдет. Я пришел, чтобы ты узнала меня настоящего, а не того, о котором слышала. Проведя с тобой вечер, я не мог думать ни о чем другом, как только о новых свиданиях. Никто и никогда не действовал на меня так. Я гадал, возможно ли… чтобы ты была ею. Я сразу насторожился, узнав, что ты приемный ребенок, но это опять-таки могло быть совпадением. Но когда я увидел браслет… – Мне необходимо видеть ее глаза, и я поднимаю ее лицо за подбородок. – Сердце мое разбилось, Скай. Я не хотел, чтобы ты была ею. Я ждал слов, что браслет подарила подруга или что ты нашла его или купила. Все эти годы я искал тебя в каждой девочке и наконец нашел… И был опустошен.

Едва произнеся это слово, я начинаю жалеть об этом. Потому что знаю: это неправда. Я был подавлен. Потрясен. Но даже не знал значения слова «опустошен». Вздохнув, заканчиваю свое признание:

– Я не хотел, чтобы ты была Хоуп. Я хотел, чтобы ты была собой.

Она качает головой:

– Но почему ты не сказал? Что плохого в том, что мы знали друг друга? Не понимаю, почему ты лгал!

Господи, как же это трудно!

– Что ты помнишь о своем удочерении?

– Немного. Я знаю, что, после того как отец отказался от меня, я жила в приемной семье. Меня удочерила Карен, и, когда мне было пять, мы переехали сюда из нашего штата. Больше ничего не помню. Так, какие-то обрывки.

Она не понимает. Это совсем не то, что помнит она. Это то, что ей рассказывали. Я передвигаюсь, сажусь прямо напротив нее и кладу ладони ей на плечи:

– Всю эту чушь рассказала тебе Карен. Я хочу знать, что помнишь ты сама. Что ты помнишь, Скай?

Задумавшись, она отводит взгляд, потом вновь смотрит на меня:

– Ничего. Самые ранние воспоминания связаны с Карен. Единственное, что я помню до нее, – это как мне подарили браслет, но только потому, что он у меня сохранился. Я даже не помню точно, кто мне его подарил.

Я дотрагиваюсь губами до ее лба, понимая, что продолжение моей речи ей вряд ли понравится. Словно чувствуя, как это меня задевает, она обвивает руками мою шею, забирается ко мне на колени и крепко обнимает. Я тоже обнимаю ее, не совсем понимая, как она находит в себе силы утешать меня сейчас.

– Ну, расскажи, – шепчет она. – Что там такое?

Я опускаю голову, крепко зажмурившись. Она думает, что хочет узнать правду, но это не так. Если бы она догадывалась, к чему это приведет, то не стремилась бы узнать.

– Ну, скажи, Холдер.

Со вздохом отодвигаюсь от нее.

– В тот день, когда Лесс подарила тебе браслет, ты плакала. Я помню каждую мелочь, будто это было вчера. Ты была во дворе своего дома. Мы с Лесс долго сидели с тобой, но ты никак не могла успокоиться. Отдав тебе браслет, Лесс пошла домой, но я не мог уйти. Мне было стыдно оставлять тебя одну, потому что я думал, ты опять сердишься на своего отца. Ты всегда плакала из-за него, и я ненавидел его. Не помню ничего про этого мужика, кроме того, что ненавидел его за твои слезы. Мне было всего шесть, и я не знал, как тебя утешить. Кажется, в тот день я сказал что-то вроде: «Не беспокойся…»

– «…он не будет жить вечно». – Она заканчивает мою фразу. – Я помню тот день. Как Лесс подарила мне браслет, а ты сказал, что отец не будет жить вечно. Эти две вещи я помнила всегда. Просто не знала, что это был ты.

– Ага, так я и выразился. – Я сжимаю ее лицо в ладонях. – А потом сделал вещь, о которой жалею всю жизнь.