Страж. Тетралогия - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 74

— Скотный двор! — презрительно сказал Проповедник. — Пойду поищу более приличное место.

— Интересно где?

— В церкви, Людвиг. В доме Божьем. Сейчас там никого не должно быть, кроме святых образов и мышей. Куда лучшее соседство, чем эта свиная конура. Увидимся завтра.

Старый пеликан отчалил, только его и видели. Однако в зале были и другие души. Женщина с обожженным лицом, словно в него ткнули поленом, и парень из купеческой свиты.

Трое типов характерной разбойной наружности резались в кости на самом краю ближайшего ко мне стола. Им хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, что здесь ловить нечего, так что в игру меня не пригласили.

Судя по еде на столах, Великий пост здесь никого не смущал, и многие набивали желудки, несмотря на прошедшую Пепельную среду [53] и не дожидаясь конца марта. Лишь монахи, сверкая бритыми тонзурами, и странствующие пилигримы — заросшие бородами, в драной от долгого пути одежде — налегали на альбаландскую сельдь да карпов и линей.

— Будете есть? — спросил у меня хозяин.

— Карпа, в чесноке, без всякой квашеной капусты, — подумав, сказал я, решив, что рыбой здесь отравиться будет сложно. — Хлеб, мягкий сыр, зеленый лук есть?

— Угу.

— И молока.

— Молока?! — удивился он. — Молока нет, только эль.

— Вино найдешь? Есть бутылки, которые закрыты не в этой коммуне?

— Пара нарарских припасена, если угодно господину. Один чергийский грош за бутылку.

Я посмотрел на него так, что он вздохнул и понизил цену:

— Четверть чергийского гроша, а еда будет бесплатной. К вину.

— Две бутылки, — сказал я, увидев вошедшего в зал. — И удвой порции. А еще позаботься о кровати для моего друга.

Дождавшись утвердительного ответа, я пошел навстречу человеку, который стряхивал с бобрового воротника куртки снег.

— Здравствуй, Иосиф, — поприветствовал я его.

Черноглазый старик с легкой рыжиной в щетине, посмотрел на меня и улыбнулся:

— Людвиг, сколько лет… Ты совсем не изменился, если бы не твоя борода. — Голос у него был резкий и неприятный, словно наждак.

Мы пожали друг другу руки.

— Это Герхард, — представил страж жмущегося к его ногам курносого мальчишку.

Тот неуверенно кивнул мне и моргнул покрасневшими глазами с пушистыми ресницами. Было видно, как он устал и как расстроен.

— Здравствуй, — улыбнулся я ему. — Хочешь есть?

— Да, — неуверенно ответил ребенок.

— Идемте, я уже позаботился о ночлеге и ужине.

Мы прошли через весь зал, и я поймал на себе взгляд человека, на голове которого красовался модный алый шаперон с декоративным петушиным гребнем. Несколько упитанный незнакомец был хорошо, я бы сказал, даже богато одет, у него имелась шпага и, как видно, тугой кошель. Поймав мой взгляд, он отвернулся и уткнулся в свой бокал с вином.

Мои инстинкты молчали, так что я лишь мысленно пожал плечами. Его я видел впервые, и от человека не веяло угрозой.

Комната хозяина постоялого двора не отличалась простором, но оказалась вполне уютна, с большой кроватью, и служанка как раз расстилала на полу матрас, сооружая дополнительную лежанку. Одна из стен помещения являлась стенкой печки, так что здесь было натоплено так, что я сразу же приоткрыл форточку.

— В тесноте, да не в обиде, — пробормотал Иосиф, расстегивая куртку. — Ну и жарища. Герхард, не стой столбом.

Мальчик снял овчинный тулуп, аккуратно сложил его, пристроил на полке и осторожно сел на краешек стула. Я стал расшнуровывать ботинки.

— Я слышал про Пауля. — Иосиф подошел к окну, заложив руки за спину. — Ты тогда с ним охотился?

Пауль был когда-то ближайшим другом стража, но лет пятнадцать назад между ними пробежала черная кошка, и с тех пор они не общались. Так что я несколько удивился вопросу, но ответил так же небрежно, как и он спросил:

— Да, в Солезино. Душа оказалась слишком сильной и хитрой.

— Жаль. Пауль, несмотря на всю свою любовь к власти, был хорошим стражем. Извини, если обижу, но мне кажется, магистром он стал бы куда лучшим, чем Гертруда.

— Мне не на что обижаться.

— Ну и славно. Откуда едешь?

— Застрял из-за снегопадов в Лезерберге, а так был во Фрингбоу. А ты?

— Из При. Везу мальчика в Арденау. У него яркий дар, было бы жалко потерять такой потенциал.

Герхард неуверенно улыбнулся. Мальчишка был порядком напуган, и я его понимал. Сам был таким, когда меня нашел Иосиф.

В дверь стукнули, принесли на двух подносах еду, вино и, о чудо — они все-таки расщедрились на стакан молока.

— Садись за стол, парень. — Я взял дело в свои руки. Иосиф за всю свою жизнь так и не понял, что слишком строг с новичками, отчего им, и так оторванным от своих семей, становится еще более одиноко.

Я поставил перед мальчишкой молоко и пододвинул тарелку с зажаристой жирной рыбиной.

— Вы тоже страж? — спросил он у меня.

— Конечно.

— Я нашел его, как и тебя, мальчик. — Иосиф, продолжая стоять возле окна, набивал трубку едким табаком. — Он стал хорошим стражем, одним из лучших. Возможно, ты тоже когда-нибудь будешь таким, как он.

Старик редко сподоблялся на лестный отзыв о своих братьях, так что я оценил его слова.

— А много злых душ вы уничтожили? — спросил Герхард, запихивая в рот хлеб.

— Вполне достаточно, — ответил я. — А ты уже видел их?

— Одну. — Мальчик нахмурился, и было понятно, что это воспоминание ему слишком неприятно, но почти тут же его лицо разгладилось. — Господин Иосиф плеснул на нее невидимым огнем и убил кинжалом. Было здорово и… страшно.

К середине ужина он уже разговорился, перестав чувствовать себя чужаком, а затем, когда тарелка опустела наполовину, его энтузиазм затих, и мальчишка стал клевать носом, а пока мы со стражем негромко беседовали, вовсе заснул.

Старик легко и неожиданно нежно поднял ребенка на руки, отнес на кровать, укрыл его одеялами, затем вернулся ко мне и сказал:

— Совсем умотался парень. Дорога даже для взрослого тяжелая, а уж для ребенка, никогда не бывавшего дальше собственной деревни, вовсе ужасна. Плохая зима, до Альбаланда придется добираться очень долго.

— У паренька сильный дар. Поздравляю.

Иосиф, на моей памяти, нашел больше детей с даром, чем все другие стражи. Обычно из любой своей поездки он привозит одного, а то и двух. Он говорит, что не ищет их, дети сами его находят.

— Я давно уже не радуюсь этому, Людвиг, — проскрежетал старик, сохранивший, несмотря на свои восемьдесят, удивительную силу, подвижность и бодрость духа.

В его клинке много собранных душ, которые помогают стражу все еще оставаться в форме. Тот, кто видит Иосифа впервые, считает, что ему нет и пятидесяти. Вполне неплохо для восьмидесятилетней «развалины».

— Почему? — негромко спросил я.

— Сколько из тех, кого я привел в школу, теперь мертвы? Тот же Ганс, твой самый лучший дружок. Где он теперь? А Мила, Натаниэль, Йохан, Матильда, Агата, Александр, Жанет, Михаил? Те, кого я нашел до тебя, и те, кого я привел после того, как ты оказался в школе, давно уже лежат в могилах. Число погибших слишком велико.

— У нас опасная работа, и ты первый, кто об этом знает. Лучше дать ребенку шанс в Арденау, чем позволить ему умереть просто так. Ни один из необученных детей с даром не доживает до совершеннолетия. Души уничтожают их или же приходит Орден Праведности. Я, честно, не знаю, что хуже.

Иосиф грустно улыбнулся:

— Ты вырос.

— Только сегодня заметил? — с иронией спросил я. Он виновато пожал плечами:

— Для меня каждый из тех, кого я привел в школу, всегда будет таким, каким я его увидел впервые. Ты встречал кого-нибудь из наших?

— За последние полгода — немногих. Карла, Гертруду, Львенка, Шуко… ты знаешь про Розалинду?

Он кивнул. Ее нашел Пауль, взял девочку в свои ученицы, и в итоге они оба навсегда остались в Солезино.

— Жаль цыгана. — Страж откинулся на стуле. — Хорошая была девочка. Смышленая.