Последнее правило - Пиколт Джоди Линн. Страница 119

— Его спровоцировали.

— Миссис Хант, у меня докладная записка от школьного охранника, вызванного на место инцидента. — Она представляет улику суду (уже 16.09) и передает ее моей маме. — Не могли бы вы прочесть выделенный абзац?

Мама берет документ.

— «Семнадцатилетняя ученица заявила, что к ней подошел Джейкоб Хант, толкнул ее на ящички и удерживал за горло, пока кто-то из учителей силой не оторвал его руку».

— Вы полагаете, что это не проявление жестокости? — уточняет Хелен Шарп.

Даже если выехать прямо сейчас, мы уже на одиннадцать минут опоздаем к началу «Блюстителей порядка».

— Джейкоб чувствовал себя загнанным в угол, — оправдывается моя мама.

— Я не спрашиваю о чувствах Джейкоба. О них может знать только сам Джейкоб. Я спрашиваю: неужели вы будете отрицать, что швырнуть девушку на ящички и схватить за горло — это проявление агрессивного поведения?

— Эта, с позволения сказать, «жертва», — горячо восклицает мама, — та же очаровательная девочка, которая велела Джейкобу в знак их дружбы послать учителя подальше!

Одна из присяжных качает головой. Интересно, это из-за того, что сделала Мими, или из-за того, что сказала мама?

В одной пилотной серии «Блюстителей порядка», которая транслировалась «вживую», как шоу на Бродвее, статист уронил на ногу молоток и выругался нецензурной бранью — в результате канал был оштрафован. Ругательство «запикали», но еще некоторое время эта серия во всей красе демонстрировалась в Интернете.

Через тринадцать минут начинаются «Блюстители порядка».

Оливер легонько толкает меня локтем.

— Что с тобой происходит? Немедленно прекрати! Ты похож на сумасшедшего.

Я опускаю глаза. С силой бью ладонью по ноге — и даже не понимаю, что делаю. Теперь я еще больше сбит с толку. Я-то думал, что и должен напоминать сумасшедшего.

— Значит, эта девушка поступила подло по отношению к Джейкобу. Думаю, мы обе с этим согласны, не так ли?

— Да.

— Но это не отрицает того факта, что он проявил по отношению к ней агрессию.

— Он поступил справедливо, — отвечает мама.

— По вашим словам, миссис Хант, если молодая женщина скажет Джейкобу что-то обидное или не очень приятное, ему дается право ответить ей насилием?

Глаза мамы вспыхивают, как всегда, когда она очень, очень сильно разозлится.

— Не надо передергивать. Я утверждаю, что мой сын добрый и ранимый, он и мухи не обидит.

— Вы слышали показания свидетелей. Вы знаете, что Джейкоб повздорил с Джесс за два дня до ее смерти?

— Это совсем другое…

— Вы там присутствовали, миссис Хант?

— Нет.

Уже идет реклама после сериала «Закон и порядок», который демонстрируется перед «Блюстителями порядка». Сейчас пройдут четыре тридцатисекундных ролика и зазвучит музыка к сериалу. Я закрываю глаза и начинаю напевать себе под нос.

— Вы утверждали, что одно из проявлений заболевания Джейкоба — это то, что ему становится неуютно в незнакомых обстоятельствах и в присутствии чужих людей? Верно?

— Да.

— И он иногда замыкается в себе?

— Да, — отвечает мама.

— Что ему тяжело словами выразить собственные чувства?

— Да.

Сегодня показывают серию, где ребенок падает в колодец. Когда Риана спускается, чтобы спасти мальчика, она включает фонарик и обнаруживает человеческий скелет, весь в жемчугах и бриллиантах, но кости принадлежат мужчине. Это наследница, которая исчезла еще в шестидесятых. В конце концов вы узнаете, что она на самом деле мужчина…

— Разве вы не согласны, миссис Хант, что ваш второй сын, Тео, временами демонстрирует тот же стиль поведения? Или так себя ведут все подростки?

— Я бы не сказала…

— Разве от этого Тео становится невменяемым?

(Уже 16.32. Уже 16.32. Уже 16.32.)

— Можно нам уже уйти? Пожалуйста! — прошу я, но слова похожи на патоку, их не слышно; все движутся медленно, говорят невнятно, тогда я встаю, чтобы привлечь внимание.

— Мистер Бонд, следите за своим клиентом.

Я чувствую, как Оливер хватает меня за руку и рывком заставляет сесть.

Губы прокурора обнажают зубы в улыбке, но она не улыбается.

— Миссис Хант, это вы позвонили в полицию, когда в новостях увидели одеяло Джейкоба, не так ли?

— Да, — шепчет мама.

— Вы так поступили, потому что подумали, что ваш сын убил Джесс Огилви, верно?

Она качает головой (16.43) и молчит.

— Миссис Хант, вы решили, что ваш сын совершил убийство, не так ли? — говорит, словно рубит, прокурор.

«Миссис Хант

(16.35)

Отвечайте

(нет)

на вопрос».

Внезапно все в комнате замирает, словно воздух между взмахами птичьих крыльев. Я слышу, как в голове перематываются события.

«Следите за своим клиентом…»

«Ты похож на сумасшедшего…»

«Тяжелее всего слышать правду…»

Я смотрю маме прямо в глаза и чувствую, как ногти впиваются мне в мозг и желудок. Я вижу желудочки ее сердца, кровяные тельца ее крови, извилистые пути ее мыслей.

«Ох, Джейкоб, — слышу я в ответ. — Что ты наделал?»

Я знаю, что она сейчас скажет, и не могу позволить ей этого сделать.

Тут я вспоминаю слова прокурора: «Я не спрашиваю о чувствах Джейкоба. О них может знать только сам Джейкоб».

— Прекратите! — кричу я изо всех сил.

— Ваша честь, — говорит Оливер, — думаю, следует на сегодня сделать перерыв…

Я вскакиваю с места.

— Прекратите!

Мама встает с места для дачи показаний.

— Джейкоб, все в порядке…

— Ваша честь, свидетель не ответила на вопрос…

Я закрываю уши руками, потому что голоса слишком громкие, а слова отскакивают от стен и пола. Я встаю на стул, потом на стол, потом выпрыгиваю прямо перед судьей. И тут ко мне подбегает мама.

Но я не успеваю к ней прикоснуться. Я лежу на полу, пристав коленом прижимает меня к полу, судья и присяжные протискиваются вперед. И вдруг раздается спокойный и тихий голос. На меня больше никто не давит. И голос мне знаком.

— Ты в безопасности, парень, — говорит детектив Метсон.

Он протягивает руку и помогает мне встать.

Однажды на ярмарке мы с Тео пошли в комнату кривых зеркал. Мы потерялись, или, может быть, Тео просто отстал, но оказалось, что я брожу между стен и заглядываю за углы, которых на самом деле не существует. В конце концов я сел на пол и закрыл глаза. Именно это я и хочу сделать сейчас под пристальными взглядами всех присутствующих. Как и тогда, выхода не было.

— Ты в безопасности, — повторяет детектив Метсон и выводит меня из зала.

РИЧ

Чаще всего, если полицейский небольшого городка вторгается в сферу интересов шерифа, недоразумений не избежать: никто не хочет, чтобы ему указывали, что делать, так же как я не хочу, чтобы мне «налажали» на месте происшествия. Но когда Джейкоб слетел с катушек прямо в зале суда, они с радостью воспользовались бы помощью Национальной гвардии (если бы имелась такая возможность). Поэтому когда я перескакиваю через заграждение и хватаю Джейкоба, все присутствующие отступают, давая мне дорогу, как будто я на самом деле знаю, что делать.

Он качает головой, как будто сам с собой разговаривает, и одна его рука причудливо вытянута вдоль ноги. Но он, по крайней мере, больше не вопит.

Я завожу Джейкоба в камеру. Он отворачивается от меня и прижимается спиной к прутьям решетки.

— Как ты? — спрашиваю я, но он молчит.

Я опираюсь на прутья камеры с другой стороны — мы стоит практически спина к спине.

— Один парень в Свонтоне покончил с собой прямо в камере, — говорю я, как будто мы ведем обычную беседу. — Его забрали в участок и оставили в камере, чтобы проспался. Он стоял, как ты, но скрестив руки. На нем была фланелевая рубашка, застегнутая на все пуговицы. На него постоянно была направлена камера видеонаблюдения. Ты, наверное, теряешься в догадках, как же он это сделал?

Сперва Джейкоб молчит. Потом едва заметно поворачивает голову.