Последнее правило - Пиколт Джоди Линн. Страница 75

Его гонорар за выступление в суде в качестве эксперта составляет пятнадцать тысяч долларов плюс перелет первым классом. Когда он узнал, что я раньше был кузнецом и подковывал лошадей, то тут же рассказал, что владеет на паях беговой лошадью, у которой развилось плоскостопие. Эта лошадь много значит для его сына, поэтому он изо всех сил пытается сохранить животному жизнь. Когда я посоветовал мягкие прокладки, чтобы уберечь подошвы от ушибов, и клинья на копыта с поддержкой стрелки, и мягкие фильца под них, чтобы заново выровнять путовую кость, уменьшив нагрузку на копыта, не стесывая копытный рог и не деформируя сами копыта, он сказал, что выступит в суде бесплатно, если я соглашусь после оглашения приговора прилететь в Северную Каролину и осмотреть его лошадь.

— Мистер Сото, расскажите нам, пожалуйста, может ли человек с синдромом Аспергера испытывать такие же трудности, как любой аутист, столкнувшись с блюстителями порядка? — спрашиваю я.

— Естественно, поскольку синдром Аспергера — одно из проявлений аутизма. Например, человек с синдромом Аспергера может молчать. Не уметь толковать язык жестов и телодвижений, например повелительную позу или оборонительную стойку. У него может случиться приступ от вспышек света или воя сирен. Привычка прятать глаза может заставить полицейского думать, что собеседник не слушает его. Такой человек может казаться упрямым или рассерженным. Вместо ответа на заданный полицейским вопрос он может повторять слова самого полицейского. Он не может поставить себя на место другого человека. И он всегда говорит правду — прямо в глаза.

— Вы знакомы с Джейкобом, мистер Сото?

— Нет.

— Вы имели возможность ознакомиться с медицинскими заключениями доктора Мурано?

— Да, за период в пятнадцать лет, — ответил он.

— Что в этих заключениях соответствует возможным симптомам синдрома Аспергера?

— Насколько я понимаю, — отвечает Сото, — Джейкоб чрезвычайно одаренный молодой человек, который избегает встречаться с собеседником взглядом, не умеет должным образом общаться, временами говорит цитатами из фильмов, демонстрирует возбуждение, например размахивает руками, поет определенные песни для того, чтобы успокоиться. Он не понимает сложных вопросов, неверно истолковывает понятие личного пространства и язык телодвижений. И чрезвычайно честен.

— Мистер Сото, — спрашиваю я, — у вас была также возможность ознакомиться с полицейскими отчетами и протоколом допроса Джейкоба, который проводил детектив Метсон?

— Да.

— По вашему мнению, Джейкоб понял смысл зачитанных им «прав Миранды»?

— Протестую! — заявляет Хелен. — Ваша честь, «права Миранды» направлены на то, чтобы исключить преднамеренное нарушение со стороны полиции прав человека, гарантированных Пятой поправкой. Однако полиция никоим образом не может знать, что творится в душе отдельно взятого задержанного. Сейчас рассматривается вопрос о том, исполнил ли сотрудник полиции свой долг, — и не стоит топтаться вокруг да около и спрашивать, страдает ли Джейкоб Хант неким неизвестным расстройством, которое полицейский должен был распознать.

Кто-то потянул меня за полу пиджака — это Джейкоб передает мне записку.

— Ваша честь, — отвечаю я на протест прокурора и зачитываю то, что написал Джейкоб, слово в слово: — «Существенно, согласно постановлению о „правах Миранды“, сознательно и добровольно ли подсудимый отказался от своего права хранить молчание».

— Протест отклонен, — говорит судья и смотрит на улыбающегося Джейкоба.

— Весьма сомнительно, что Джейкоб на самом деле понимает «права Миранды» применительно к себе, если учесть, как повел себя детектив. Существует ряд определенных действий, которые выполняют правоохранительные органы, чтобы удостовериться, понимают ли аутисты свои права в подобных ситуациях. Эти шаги не были предприняты, — отвечает Сото.

— Какие шаги, например?

— Когда я прихожу в управление и работаю с полицейскими, то рекомендую им говорить очень короткими, простыми фразами, оставляя собеседнику время на обдумывание. Рекомендую избегать фигуральных выражений типа «Не тяни кота за хвост!» или «Думаешь, это смешно?». Советую избегать угроз — как словесных, так и угроз действием, советую дождаться ответа либо встретиться взглядом. Не стоит считать привычку прятать глаза признаком неуважения или вины. Я учу их не прикасаться к подозреваемым, предугадывать их возможную повышенную чувствительность к свету, звукам, даже к собакам.

— Еще раз уточним, мистер Сото: по-вашему, выполнялись ли эти рекомендации?

— Ни одна.

— Благодарю, — отвечаю я и опускаюсь на скамью рядом с Джейкобом.

Хелен поднимается, чтобы допросить свидетеля. Я взволнован — нет, я в восторге. Я только что выбил их из седла. Честно признаться, большая удача найти подобного эксперта, да еще в области, о которой никто никогда даже не слышал! И который поможет удовлетворить твое ходатайство.

— Какие раздражители в кабинете детектива Метсона могли вывести Джейкоба из себя? — спрашивает Хелен.

— Я не знаю. Меня там не было.

— Следовательно, вам неизвестно, были ли там громкие звуки и яркий свет, так?

— Да, однако я не видел еще ни одного полицейского участка, который можно было бы считать уютным, тихим местечком, — говорит Сото.

— По вашему мнению, мистер Сото, чтобы эффективно провести допрос подозреваемого с синдромом Аспергера, стоит отвести его в закусочную и угостить кофе со сливками?

— Разумеется, нет. Я говорю только о том, что нужно было предпринять определенные шаги, чтобы Джейкоб чувствовал себя более спокойно. Тогда он мог бы отдавать отчет в своих действиях, а не поддаваться внушению и говорить и делать что угодно, лишь бы выбраться оттуда как можно скорее. Дети с синдромом Аспергера особенно склонны к самооговорам, если считают, что представители власти именно это и хотят услышать.

Мне захотелось обнять Фредди Сото. Захотелось вылечить его скакуна.

— Например, — продолжает он, — когда Джейкоб говорит: «Теперь мы закончили? Мне на самом деле нужно идти» — это классический признак тревоги. Человек, знакомый с синдромом Аспергера, тут же все понял бы и «снизил обороты». Но согласно протоколу детектив Метсон, наоборот, принялся забрасывать Джейкоба вопросами, которые того еще больше смутили.

— Вы считаете, что полицейским нужно знать сдвиги каждого подозреваемого, чтобы эффективно их допрашивать?

— Уж точно не повредит.

— Вы понимаете, мистер Сото, что когда детектив Метсон спросил у Джейкоба, знает ли он свои права, тот процитировал их вслух, а не стал ждать, пока их зачитает сам детектив?

— Отлично понимаю, — отвечает Сото. — С таким же успехом Джейкоб мог бы процитировать всего «Крестного отца-2». Но это не означает, что он на самом деле понимает события этого фильма и сопереживает им.

Я вижу, как Джейкоб открывает рот, чтобы возразить, тут же хватаю его за руку и кладу ее на стол. Он испуганно поворачивается ко мне, и я решительно трясу головой.

— Но откуда вам знать, что он не понимает своих прав? — спрашивает Хелен. — Вы же сами отметили, что он умен. И детективу он сказал, что понимает свои права. Я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — отвечает Сото.

— И, судя по вашим собственным показаниям, разве вы только что не утверждали, что Джейкоб предельно честен?

— Утверждал, — признает Сото.

Мой выдающийся свидетель, моя звезда, открывает и закрывает рот, не зная, что ответить.

— Больше вопросов нет, — заявляет Хелен.

Я уже готов сообщить судье, что есть вопросы у защиты, когда с моих губ слетают совершенно иные слова.

— Мистер Сото, — говорю я, поднимаясь, — вы согласны, что существует разница между истинным пониманием закона и феноменальной способностью воспроизвести наизусть его текст?

— Естественно. В этом и заключается разница между человеком с синдромом Аспергера и тем, кто по-настоящему понимает «права Миранды».

— Благодарю, мистер Сото, можете занять свое место, — говорю я и поворачиваюсь к судье. — Я хотел бы вызвать Джейкоба Ханта.