Время всегда хорошее - Жвалевский Андрей Валентинович. Страница 16
– Воробьева, что сидим?
Я не сразу сообразила, что это ко мне обращаются.
– У тебя осталось пятнадцать минут.
Я огляделась по сторонам и увидела, что все вокруг быстро что-то строчат в тетрадках. Как им удается писать с такой скоростью? Я взяла ручку и начала переписывать в тетрадь условие задачи. В принципе, несложная, мы такие решали. Только непонятно, как 16 416 разделить на 36. Комика-то у меня нет! Я еще раз огляделась по сторонам. Все сосредоточенно писали, никто не просил калькулятор. Ирка, которая сидела рядом, ткнула меня локтем.
– Чего застряла? – спросила она, едва разжимая губы.
– А как это поделить? – ответила я так же.
– В столбик… – ответила Ира.
– Разговорчики! – рявкнула математичка. – Воробьева и Воронько, сейчас отберу работы!
Я гипнотизировала листик и понимала, что сейчас заплачу. Я не помню, как делят в столбик. Мы проходили это три года назад, и с тех пор ни разу мне не приходилось воспользоваться этим редким умением. Они б меня еще на счетах считать заставили!
Математичка встала позади меня и громко дышала за спиной. Я окончательно перестала соображать и остальные задачи решать не пыталась.
Витя, 2018 год
При слове «тренинг» все напряглись. Я просто кожей почувствовал, как в классе электризуется атмосфера.
– Я тут успел заметить, – математик насмешливо посмотрел на меня, – что некоторые до последней секунды готовились к сегодняшнему испытанию. Еле на урок успели. Даже нотик подключить не успели.
Только тут я заметил, что у каждого на столе стоит маленький комп, провода от которого уходят куда-то под парту. Провода были и на моей парте, а вот маленький комп… Вдруг я сообразил, что ящичек в рюкзаке – это он и есть! Я полез в рюкзак, но учитель меня остановил:
– Поздно пить «Боржоми»! Шевченко! К доске!
И сразу напряжение спало, хотя никто ничего не сказал. Я шел к доске и ловил на себе сочувствующие и злорадные взгляды. Это мне совсем не нравилось. Похоже, «испытание» предстояло серьезное. А вдруг спросят что-нибудь про Инет? Или еще про какие-нибудь экспериментальные штуки? Я дошел к доске и обернулся к классу в надежде, что кто-нибудь что-нибудь подскажет. Но на меня уже не смотрели. Все сидели, низко нагнувшись, и что-то делали под партами. Мне стало совсем страшно.
– Я болел! – робко сказал я.
– Ничего! Будем повторять пройденное. За год.
И тут я похолодел: «за год»! Это значит – за шестой класс!
Но математик почему-то спросил у меня длину окружности. Не веря своей удачи – эту формулу я знал! – я ответил.
– Хм… А площадь круга?
– Пи эр квадрат!
– Ого! – Кажется, учитель был удивлен.
Я приободрился. Значит, для пионера, который только что попал в эксперимент, я был хорошо подготовлен.
Он стал задавать мне всякие вопросы – а я отвечал на них все бойчее и бойчее. Вопросы-то были совсем не сложные: про положительные и отрицательные числа, дроби и чуть-чуть – про уравнения.
Про себя я радовался, что не дали самостоятельную, потому что от волнения я мог что-нибудь «напортачить», как говорит папа. А устно отвечать просто. Надо только следить за выражением лица учителя. Как только он начинает хмуриться или хочет что-то сказать, надо тут же быстро в уме найти ошибку и вслух исправиться.
Погоняв меня немного, математик покачал головой.
– Ничего себе… – Он повернулся к классу и произнес торжественно: – Вот видите! Ничего сложного тут нет! Вышел и все рассказал!
Теперь на меня смотрели не с сочувствием или злорадством, а с ненавистью. Как будто я выскочка и зубрила какой-то! Просто меня вызвали – я ответил! А что, надо было делать вид, что ничего не знаю? Впрочем, несколько девочек таращились на меня с явным восхищением. Это меня приободрило.
– Ладно, девятка, – сказал учитель и поставил оценку в журнал. – Пару раз оговорочки все-таки были, а то бы десятка была. Садись.
Я так и не понял, пошутил он или по условиям эксперимента на самом деле десятки ставят. Покорно сел. И почувствовал, как завибрировал портфель, – наверное, мама звонила на телефон. Я постеснялся доставать, хотя все вокруг сидели с телефонами в руках и что-то там нажимали. С телефоном я пока слабо разобрался, не хотел позориться после такого триумфа.
– Так, – сказал учитель, – следующий к доске…
Класс не успел испугаться, как он выдал:
– Снежана Кравчук.
Девочка на первой парте вздрогнула и посмотрела на учителя.
– Давай-давай, – подбодрил он ее. – Шевченко смог, а ты что, глупее?
Девочка нехотя поднялась из-за парты, злобно зыркнула на меня и поплелась к доске.
– Ну что, – учитель прищурился, – чтобы облегчить тебе задачу, буду задавать те же вопросы, что и Шевченко. Длина окружности?
Девочка нахмурилась.
– Давай-давай, вспоминай!
– А варианты ответов какие? – вдруг спросила она.
– Никаких вариантов. Думай давай…
Девочка уставилась на потолок.
Математик вздохнул.
– Ладно, напиши на доске.
Девочка взяла мел и, к моему удивлению, довольно уверенно написала формулу. Правда, почерк у нее был, как у первоклашки – буквы большие и неровные, и строка уходит куда-то вниз.
– Вот видишь! Ты же знаешь! А слабо теперь словами сказать?
Ученица уставилась на доску и прочитала:
– Эс… равно… два… пэ… эр…
– Не «пэ», а «пи»! – учитель стер формулу. – А теперь?
Девочка снова уставилась в потолок и выдавила из себя:
– Эс… два… пэ… эр…
Дальше пошло не легче. Помучив ее еще немного, учитель устало сказал:
– Садись. Все с тобой ясно. Артемов!
Девочка с явным облегчением села, ее место занял пухлый рыжий мальчишка. У него успехи были еще скромнее. Потом вызвали еще нескольких человек – и все они «пэкали-мэкали», хотя вопросы были все те же, что спрашивали у меня.
Сначала я гордился – вон какой я умный. Потом задумался. А потом испугался – может, это из-за эксперимента все так тупеют? Или сюда только тупых отбирают? Значит, надо поскорее отсюда смываться! Сегодня же поговорю с мамой и папой!
Но последняя фраза учителя меня насторожила.
– Как же так?! – сказал он, отправив на место очередного мученика. – Шевченко, не самый умный в классе, может у доски отвечать, а все наши хваленые отличники… пузыри пускают! А экзамен никто отменять не собирается, имейте в виду.
Когда прозвенел звонок, все принялись вытаскивать провода из своих нотиков, а я спохватился, что так и не подключил его.
Оля, 1980 год
Следующим уроком была история. Как во сне, я перешла из кабинета в кабинет. Вернее, Ира меня перевела, я б не справилась. Шум, гам, тарарам… Все галдят так, что у меня уши заложило. Что ж это за люди такие, они все время разговаривают! И не просто разговаривают, они кричат, стараются переорать друг друга. Более того, они почти не ходят шагом, как оглашенные носятся по школе, сбивая всех на своем пути. Если б не Ира, меня б, наверное, уже и в живых-то не было. Пару раз она меня вытащила из-под ног безумных старшеклассников, дальше я шла по стеночке, озираясь по сторонам. Хуже «Дарк Мортал», ей-богу…
Историк мне сначала даже понравился. Он не кричал и не орал, а довольно тихо что-то рассказывал. В принципе, ничего нового и страшного. Та же, что и у нас, история Древней Греции. Но потом он решил проверить домашнее задание. Я ничего плохого не подозревала ровно до той секунды, когда он склонился над журналом и произнес протяжно:
– К доооске пооойдеееет…
По классу пронесся судорожный вздох, и воцарилась мертвая тишина. Прям как у нас бывает, только еще и комики не тренькают.
Историк еще секунду поводил пальцем по списку, а потом сказал, как выстрелил:
– Архипов!
– Уффф! – выдохнул класс.
Со второй парты встал мальчик и пошел к доске. А я вся похолодела… Неужели и здесь мне не избежать экзаменов! Мне стало так страшно, что первые пару минут ответа Архипова я просидела, уткнувшись носом в парту и пытаясь собрать замороженные от страха мысли. Потом в голове потихоньку стало проясняться, и я с огромным удивлением услышала, что Архипов довольно бойко что-то у доски рассказывает. Так у него это здорово получалось! Вот бы и мне так научиться, я б тогда эти экзамены одной левой! Я прям заслушалась, так красиво он говорил.