Право на бессмертие. Ядерный скальпель - Голодный Александр Владимирович. Страница 14
– Товарищ майор, установка предназначена для анализа степени вашей готовности к выполнению задания, общего психофизического настроя и состояния организма. Постарайтесь думать только о порученном деле. Все понятно?
– Да.
Действительно, понятно все. Когда-то видел сюжет о подобной штуке в передаче «Военная тайна». Там установка (кажется, прогностический анализатор) достаточно точно определяла тех, кому не суждено вернуться с задания. Ладно, будем думать. Главное – не задремать, а то ложе уж больно удобное.
Минут двадцать под тихий гул аппаратуры развлекаюсь играми разума, моделируя ситуации и анализируя их. Лучшая – где в качестве супергероя пинком вышибаю дверь Букингемского дворца, выдергиваю чеку и метаю отсчитывающий последние секунды заряд прямо в тронный зал. Ага, а за спиной реактивный ранец, чтобы успеть улететь от последующего безобразия.
Наконец гудение изменило тон, врач выдвинул ложемент.
– Товарищ майор, подождите одеваться, сейчас получу результаты вычислений. Частенько приходится повторять процедуру.
– Хорошо.
Минуты полторы ожидания (хорошо, что в кабинете тепло и кресло удобное), наконец на мониторе появляется диаграмма. Мужчина разглядывает ее, выражение лица заметно меняется.
– Что-то не так?
– Все не так. Вы точно думали о задании?
М-да. Нечего было страдать фигней в стране фантазий. Ну, не признаваться же.
– Конечно.
– Товарищ майор, давайте еще раз в анализатор (ага, он самый), постарайтесь думать только о задании.
– Хорошо.
Теперь без дураков размышляю о своей готовности и вариантах применения. Больше всего вопросов по команде поддержки – о них не знаю ничего. Двадцать минут прошло, выезжаю. Результаты вычислений врача, похоже, совершенно ошарашивают. Положив рядом две очень похожие распечатки, он зависает.
– Можно одеваться?
– Что? Ах да, одевайтесь, товарищ майор.
Выхожу из-за ширмы. На распечатках добавилось разноцветных линий, вся фигура медика выражает один большой вопрос.
– Товарищ майор, вы не могли бы подождать еще пять минут?
– Хорошо.
– Я запустил операцию самопроверки установки…
– Получены некорректные результаты?
– Более чем некорректные. Просто невозможные.
Подумав, он решительно отправляет файлы на печать и разворачивает на столе несколько полученных рулонов.
– Смотрите.
На бумаге – «роза ветров» многокритериальной полярной диаграммы. С одной стороны ограничена выделенной красным цветом прямой.
– Вот нормальная диаграмма. Вот это – уровень готовности (небольшой выступ, обведенный зеленым). Вот еще. Вот еще одна. А вот здесь человек с операции снят.
Ага, один из выступов пересек красную линию. Делюсь наблюдением.
– Да, это так называемая «линия смерти». Она всегда прямая, за все время наблюдений. Но у вас…
Мои распечатки. Фигура больше напоминает торпеду, где нос представляет собой тот самый зеленый сектор. Фигассе у меня готовность. А красная линия… М-да. Это не прямая, а дуга, уходящая от нацеленной на нее торпеды. Похоже, костлявая подруга с косой явно настроена обходить чью-то скромную персону стороной. Что не может не радовать, в общем-то. Так, а что сказать товарищу профессору?
Звук из колонок компьютера. Врач смотрит на монитор, запускает принтер. Итогом таблицы специальных терминов и цифр является фраза: «Операция тестирования завершена, ошибок не выявлено».
Замечательно.
– Товарищ профессор (принял обращение не моргнув глазом), вы, наверное, доложите о результатах обычным порядком, отразив свои наблюдения и выводы. Пусть руководство само принимает решение.
Согласно кивнув, врач берет бланк, заполняет, приобщает диаграммы и распечатку тестирования, упаковывает результаты в плотный конверт. Заклеивает, прошивает, вешает контрольную печать, подает. А в глазах уже явно горит азарт исследователя. Увы, вряд ли доставлю ему удовольствие – перспектива медицинских опытов надо мной, неординарным, не вызывает энтузиазма совершенно.
Прощаюсь, выхожу. Пока переобуваюсь, подходит слегка озабоченная Лариса, забирает конверт, и мы направляемся к процедурному кабинету. По пути задерживаемся у регистратуры. Лара что-то выясняет, я жду. Внезапно ощущаю мощный, направленный в спину взгляд. Даже не так. Назвать это взглядом – все равно что назвать ураган ветром. Разворачиваюсь. В кресле для ожидающих женщина лет за пятьдесят, но ухоженная и следящая за собой, шатенка (корни волос с сединой – подкрашивает), смотрит… Как-то внутрь она смотрит, будто пронзает насквозь. А видит… Похоже, сегодня я чемпион по шокированию – глаза расширяются от изумления и, похоже, страха. И тут понимаю, что она, скорее всего, узрела. То, что наблюдал в любящих людях сам в прошлой жизни. Только женщина явно более сильный и одаренный паранорм. Спонтанно приняв решение, подхожу, склоняюсь (испуганно поднимает голову), упираюсь серьезным и вопрошающим взглядом:
– Что там, видящая?
Поединок взоров длится секунду. Страх переходит в панику, женщина вскакивает, что-то невнятно выкрикивает и откровенно бежит. Сунув мне в руку пачку направлений, за ней срывается Лариса. Интересно…
Проходя процедуры, привычно раздумываю. Дама – экстрасенс, и ее пребывание в помещении поликлиники не случайно. Выполнялось задание по сканированию меня любимого, аналогичное по направленности работе анализатора. Да, все правильно. Теперь вопрос – а что она увидела? Вспоминая масштабы последних деяний в прошлой жизни, с холодком в душе осознаю: эту тему лучше не развивать. Переходим к следующей – мои действия?
Удивительно, но ни вечером, ни на следующий день вопросов не последовало. Конечно, во взгляде Лары что-то такое присутствовало… А потом нам внезапно устроили выходной.
Дни недели я отслеживал уже по привычке – напряженный ритм подготовки воскресного отдыха не подразумевал. Но вечером субботы Ларочка сладко потянулась в кресле после вечерней истории (нереально эротичное зрелище, жаль, что короткое), улыбнулась и сказала:
– Саша, завтра не надо рано вставать. Нам дают сутки отдыха. Как ты хочешь провести день?
Честно отвечаю:
– С тобой.
Уточняю:
– Как ты решишь.
Задумчивый и ласковый взгляд:
– Хорошо.
Лежа в постели, с приятной расслабленностью прикидываю, какой культурной программой порадует завтра Лариса. Москва в этом отношении безбрежна и богата, одно слово – не провинция.
Открывается дверь, заходит прекрасная дама, присаживается на постель. В свете ночника вижу милое лицо, большие чудесные глаза.
– Что, Лара?
– Ты не догадываешься?
Определенные чувственные нотки в голосе наводят на мысли, но привыкший к самоконтролю разум отвергает сладкие предположения. Наверное, зря, потому что женщина наклоняется и нежно целует. Не в силах сдержаться, обнимаю стройное тело. Нет, стоп. Севшим от волевого усилия голосом предупреждаю:
– Лара, ты очень рискуешь. Я предельно близок к исполнению своих желаний.
– Ах, Саша… Ты не подумал, что я сама этого хочу?
Все, барьеры сняты, на волю вырываются эротические демоны. Совершенно не злые, только страстные, искусные и неутомимые.
Паранормальные способности не проявляются, но ласкающие великолепное тело руки, похоже, и так зажигают Лару по полной…
Первую утреннюю мысль «Не приснилось ли?» на лету отвергает волнующее тепло прижавшейся бесподобной женщины. Сложно сказать, в котором часу мы вчера успокоились, но чувствую себя великолепно отдохнувшим и, в общем-то, опять совсем не против, даже наоборот. Как Лариса? Судя по блаженному выражению спящего лица, хорошо. И снится что-то приятное. Попробовать заменить хороший сон не менее душевным пробуждением? Нежный поцелуй, второй… Просыпаясь, Лара потягивается, сопровождая процесс, провожу по стройной спинке рукой, опять заметно зажигая женщину.
– Ох, Саша… Милый мой…
Властно привлекает к себе.
Все-таки в десять утра выбрались из постели, позавтракали и отправились в город. Красота, открывающаяся с Воробьевых гор, величие и глубина полотен классических художественных выставок, концерт «Виртуозов Москвы»… Удивительно – нет дождя, солнце регулярно выглядывает из темных туч, радуя золотыми лучами. Пообедали в небольшом ресторанчике, продолжили неспешную культурную программу. Лариса знакомила со своей Москвой – не аляповатой и бестолковой для туристов, а серьезной и величавой. Запомнилось посещение храма, берущие за душу голоса хора, строгие лики икон в золоте окладов. С непередаваемым, возвышенным чувством отстоял службу, вспомнив самое дорогое, поставил свечи – за живых и мертвых, друзей и любимых двух миров. Когда вышли, понял, что чудесный день заканчивается, наступает вечер. Печально.