Террор - Симмонс Дэн. Страница 24
Но теперь прошло уже почти два года со времени последнего его письменного доклада, адресованного начальству, и потому Франклин продиктовал Гору отчет и положил его в воздухонепроницаемый медный цилиндр — один из двухсот, полученных перед отплытием.
Он самолично объяснил лейтенанту Гору и второму помощнику Чарльзу Дево, где надлежит оставить послание, — в шестифутовой каменной пирамиде, возведенной на Кинг-Уильяме сэром Джоном около семнадцати лет назад, в самой западной точке маршрута его собственного плавания. В первую очередь именно там, знал Франклин, военно-морской флот станет искать сообщение от его экспедиции, поскольку это был последний объект местности, нанесенный на все географические карты.
Сидя в одиночестве в своей каюте утром перед отбытием Гора и Дево с шестью матросами и глядя на одинокую загогулину, обозначавшую сей последний объект местности на его собственной карте, сэр Джон невольно улыбнулся. Семнадцать лет назад Росс дал самому западному мысу на обследованном побережье название Виктори-Пойнт, а потом в знак уважения (в котором, впрочем, ныне чудилась легкая ирония) назвал близлежащие нагорья мысом Джейн Франклин и мысом Франклина. «Такое впечатление, — думал сэр Джон, глядя на потрепанную карту с черными линиями контуров и обширными пустыми пространствами к западу от аккуратно прорисованного мыса Виктори-Пойнт, — будто сама Судьба или воля Божья привела сюда меня и всех этих людей».
Продиктованное сообщение — написанное рукой Гора, — по мнению сэр Джона, получилось кратким и деловым:
«…мая 1847 г.
(Гор должен был вписать число по прибытии к каменной пирамиде.)
Корабли ее величества „Эребус“ и „Террор“ зимовали во льдах на
70°05? с. ш. и 98°23? з. д. Зиму 1846-47 гг. провели у острова Бичи на
74°43?28? с. ш. и 90°39? 15'' з. д., предварительно поднявшись по проливу Веллингтона до
77° с. ш. и возвратившись обратно вдоль западного побережья острова Корнуоллис. Экспедицией командует сэр Джон Франклин. Все в порядке. Отряд, состоящий из двух офицеров и шести матросов, покинул корабли в понедельник 24 мая 1847 г. Лейт. Гор., пом. кап. Ч. Ф. Дево».
Франклин наказал Гору и Дево обоим подписаться под посланием и проставить дату, прежде чем запечатать цилиндр и спрятать глубоко в каменной пирамиде Джеймса Росса.
Чего Франклин — да и лейтенант Гор тоже — не заметил в ходе диктовки, так это того, что он назвал неверные даты зимовки у острова Бичи. В замерзшей бухте у Бичи они провели первую зиму 1845-46 гг.; нынешняя же ужасная зимовка в открытых паковых льдах происходила зимой 1846-47 гг.
Не важно. Сэр Джон был убежден, что в данном случае он оставляет совершенно несущественное послание потомству — возможно, какому-нибудь историку военно-морского флота, желающему присовокупить сие письменное свидетельство к будущему отчету сэра Джона об Экспедиции (сэр Джон планировал написать книгу, за счет доходов от которой его личное состояние вырастет почти до размеров капитала супруги), — а не диктует серьезный документ, который кто-нибудь прочитает в ближайшем будущем.
Утром, когда отбывал санный отряд Гора, сэр Джон тепло оделся и спустился на лед, чтобы пожелать счастливого пути.
— Вы взяли все необходимое, джентльмены? — спросил сэр Джон.
Первый лейтенант Гор — четвертый по старшинству положения после сэра Джона, капитана Крозье и командора Фицджеймса — кивнул, как и его подчиненный, помощник капитана Дево, мимолетно улыбнувшийся. Солнце светило ярко, и мужчины уже надели сетчатые очки, выданные мистером Осмером, старшим интендантом «Эребуса», для защиты глаз от ослепительных солнечных лучей.
— Да, сэр Джон. Благодарю вас, сэр, — сказал Гор.
– Небось «вязанок» немерено? — шутливо спросил сэр Джон.
– Так точно, сэр, — ответил Гор. — Восемь поддевок из шерсти лучших нортумберлендских овец, сэр Джон. Девять, если считать подштанники.
Пятеро матросов рассмеялись, позабавленные шутливой беседой своих офицеров. Люди, сэр Джон знал, любили его.
– Ну как, готовы к ночевкам на льду? — спросил сэр Джон одного из матросов, Чарльза Беста.
– Так точно, сэр Джон, — живо откликнулся невысокий, но крепко сбитый молодой матрос. — У нас с собой голландская палатка, сэр, и восемь больших одеял из волчьих шкур, чтобы в них заворачиваться. И еще двадцать четыре спальных мешка, сэр Джон, которые интендант пошил для нас из отличных шерстяных одеял. На льду нам будет теплее, чем на борту корабля, милорд.
— Прекрасно, прекрасно, — рассеянно проговорил сэр Джон.
Он смотрел на юго-восток, где полуостров Кинг-Уильям — или остров, если верить безумной гипотезе Френсиса Крозье, — выдавал свое местонахождение лишь едва заметным потемнением неба над самым горизонтом. Сэр Джон молил Бога (молил в буквальном смысле слова) о том, чтобы Гор со своими людьми — либо до, либо после того, как оставит в пирамиде послание от экспедиции, — нашел свободную для навигации воду близ побережья. Сэр Джон был исполнен решимости сделать все возможное и невозможное, чтобы провести два корабля, как бы сильно ни пострадал «Эребус», через подтаявшие льды, если только они подтают, в относительно безопасные прибрежные воды и к спасительной суше. Может статься, там они найдут тихую бухту или песчаную намывную косу, где плотники и инженеры сумеют произвести ремонт «Эребуса» — выпрямить ведущий вал, заменить гребной винт, укрепить погнутую железную арматуру внутри и, возможно, восстановить утраченную часть железной обшивки, — который позволит им продолжить путь. В противном же случае, думал сэр Джон (хотя он еще не поделился сей мыслью ни с одним из своих офицеров), они осуществят удручающий план Крозье, предложенный в прошлом году: поставят «Эребус» на якорь, перегрузят иссякающие запасы угля и команду на «Террор» и пойдут западным курсом вдоль побережья на переполненном (но ликующем, не сомневался сэр Джон, ликующем) втором корабле.
В последний момент фельдшер с «Эребуса» Гудсер попросил у сэра Джона позволения присоединиться к отряду Гора, и, хотя ни лейтенант Гор, ни помощник капитана Дево не пришли в восторг от этой идеи (Гудсер не пользовался популярностью ни у офицеров, ни у матросов), сэр Джон дал такое разрешение. В качестве своего мотива фельдшер указал на необходимость собрать больше информации о пригодных в пищу формах животной и растительной жизни, которые можно использовать в борьбе с цингой — главным бичом всех арктических экспедиций. И его особенно интересует, сказал Гудсер, поведение единственного животного, имеющегося в наличии этим странным арктическим летом, совсем не похожим на лето, — белого медведя.
Сейчас, когда сэр Джон наблюдал за людьми, заканчивающими закреплять на тяжелых санях свое снаряжение, тщедушный фельдшер — маленький бледный человечек, хилый на вид, со скошенным подбородком, нелепыми бакенбардами и странно-томным немигающим взглядом, который раздражал даже неизменно учтивого сэра Джона, — бочком подобрался к нему, чтобы завести разговор.
— Еще раз благодарю вас за разрешение присоединиться к отряду лейтенанта Гора, сэр Джон, — промолвил тщедушный медик. — Возможно, сей поход окажется чрезвычайно важным для медицинских исследований противоцинготных свойств широкого разнообразия флоры и фауны, включая лишайники, постоянно произрастающие на камнях Кинг-Уильяма.
Сэр Джон невольно поморщился. Однажды в молодости он несколько месяцев питался жидким супом из такого лишайника, чтобы не умереть с голоду.
— Не стоит благодарности, мистер Гудсер, — сухо ответил он.
Сэр Джон знал, что этот сутулый молодой хлыщ предпочитает слышать в свой адрес обращение «доктор», а не «мистер» — хотя едва ли заслуживает такой чести, ибо Гудсер, несмотря на свое благородное происхождение, получил образование простого анатома. По мнению сэра Джона, которое одно имело значение в этой экспедиции, гражданский фельдшер, пусть формально и равный по положению мичманам на борту обоих кораблей, достоин зваться лишь мистером Гудсером.