Дочь клана - Хауэлл Морган. Страница 13
— Ты сильно ранена? — спросил Ковок-ма.
— Собака укусила Даргу за ногу, — сказал Зна-ят.
— Больно, но кость цела, — сказала Дар, — у Зна-ята раны хуже моей.
— Тва, — возразил Зна-ят, — они небольшие.
Ковок-ма осмотрел лодыжку Дар. Из раны все еще текла кровь, нога распухла.
— Зна-ят поступил мудро, решив нести тебя, — сказал Ковок-ма и внимательно посмотрел на своего двоюродного брата, — что-то еще случилось, — заключил он.
— Хай, — ответил Зна-ят, — Даргу укусила мою шею.
Ковока это известие поразило как удар грома. В первый момент Дар не могла понять, рад он или огорчен. Он перевел взгляд на других орков. Те тоже были поражены услышанным. Видя это, Дар испугалась и пожалела о том, что Зна-ят сразу признался в том, что между ними произошло.
Мало-помалу Ковок-ма оправился от изумления и раздвинул губы в широкой улыбке.
— Я очень удивлен, — признался он.
Зна-ят усмехнулся в ответ.
— Не меньше меня, — сказал он.
Дар нарушила наступившее молчание.
— Ковок-ма, у тебя есть снадобье для ран Зна-ята?
— Мне нужно поискать подходящие травы, — ответил Ковок-ма.
— Лучше бы тебе поскорее их найти, — сказала Дар, — к утру мы должны быть далеко отсюда.
Ковок-ма ушел искать целебные растения, а другие орки омыли кровь с ран Дар и Зна-ята. Пока они занимались этим, Дар рассказала о столкновении с охотниками, но ни словом не обмолвилась о том, что произошло между ней и Зна-ятом. Но когда она завершила рассказ, Зна-ят добавил:
— Меня поймали, потому что я пытался убить Даргу.
Его откровенность удивила Дар, но не орков.
— Я давно чуял твою ненависть, — сказал Дут-ток, — я рад, что ты наконец избавился от нее.
— Хай, — сказал Лама-ток, — теперь настанет мир и покой.
— Даже сыновья могут видеть, что это — промысел Мут ла, — сказал Варз-хак, — ты мудро поступил, подставив шею. Даргу с этим поступит мудро.
— Теперь я это знаю, — проговорил Зна-ят и поклонился Дар.
Слушая этот разговор, Дар понимала, как одинока она была до сих пор. Никто не говорил с ней о ненависти Зна-ята — даже Ковок-ма. Она до сих пор не до конца понимала, что будет теперь, после того как она укусила шею Зна-ята.
«Я веду их, но мы редко разговариваем. Я ничего не знаю об их жизни, кроме того, что Ковок-ма любит коз».
И Дар решила, что все должно стать иначе.
Ковок-ма возвратился и принес несколько растений.
— Мут ла помогла мне, — сказал он, — я нашел то, что нужно.
— Сначала полечи Зна-ята, — сказала Дар, — у него больше ран.
— Тва, — возразил Зна-ят.
— Я сам решу, — сказал Ковок-ма, — даже матери повинуются знахарям, — он отсчитал пять маленьких зеленых ягод и протянул их Дар. Потом дал такие же ягоды Зна-яту, но больше, — прожуйте их очень хорошо, — сказал он, — а потом проглотите.
Дар положила ягоды в рот и раскусила. Они оказались такими горькими, что она чуть не задохнулась. Дар заставила себя жевать ягоды. К тому времени, когда она сумела их проглотить, Ковок-ма уже ощупывал ее лодыжку. Разжевав какие-то травы, он сплюнул зеленую слюну на ладонь и обмазал ею рану Дар. Сначала пекло и кололо, но потом нога онемела. Затем Ковок-ма заполнил ямки, оставленные собачьими зубами, измельченными листьями другого растения. Но прежде чем заняться ранами Зна-ята, он спросил у Дар, какой дорогой им следует пойти ночью.
— Зачем тебе это нужно знать? — поинтересовалась Дар.
Ковок-ма протянул Дар большой ворсистый лист.
— После того как ты съешь это растение, ты будешь спать.
— Я не смогу спать сегодня, — сказала Дар, — мы не должны остаться здесь.
— Ты будешь спать, а я понесу тебя, — сказал Ковок-ма.
— Тва, — покачала головой Дар, — если мы встретим вашавоки, я должна буду поговорить с ними.
— Я — знахарь, — сказал Ковок-ма, — и я думаю, тебе лучше поспать.
— Ты должен послушаться Даргу, — заметил Зна-ят, — неси ее, но не давай ей этот лист.
— Найимгат не только дает сон, — возразил Ковок-ма, — он также лечит.
— Я пожую этот лист завтра, — сказала Дар, — сегодня мне нужен трезвый ум.
Ковок-ма больше не стал спорить. Он стал жевать другие травы и занялся лечением ран Зна-ята. Как только все они были очищены и на смену боли пришло онемение, Ковок-ма зашил резаную рану на плече Зна-ята. Когда он закончил эту работу, наступила ночь.
Вскоре Ковок-ма уже нес Дар на плечах и шагал по пустой темной дороге. Она могла только надеяться на то, что они не заблудятся. О том, чтобы спросить у кого-то, как пройти к горам, не могло быть и речи. Раньше или позже окрестные жители обнаружат убитых охотников, и Дар вовсе не хотелось, чтобы кто-то вспомнил о встреченных на дороге странниках. Она решила, что будет лучше, если она и орки будут притворяться проклятыми и двигаться вперед как можно более быстро и бесшумно.
Они никого не встретили. Тянулась ночь, и Дар мало-помалу начала успокаиваться. Целебные травы притупили боль в раненой лодыжке. Мерное покачивание на плечах Ковока действовало на нее убаюкивающе. Положив голову на плечо орка, Дар смотрела в темноту, полуприкрыв глаза. Увидев огонь, она не смогла понять, настоящий он или только мерещится ей. Костер горел позади и становился тем меньше, чем дальше уносил Дар Ковок-ма. Мало-помалу он стал маленьким огоньком, и Дар перестала отличать его от далеких звезд на небе.
9
Ближе к рассвету орки спрятались в лесу. Поскольку вечером Дар не смогла попрошайничать, есть было нечего. Но Ковок-ма дал ей лист найимгата — Дар прожевала его, и голод перестал ее мучить: она заснула. Когда она проснулась, была ночь. Вокруг нее неподвижно сидели орки. При свете звезд горели бледно-зеленые глаза Ковока. Остальные орки спали.
— Почему ты не разбудил меня? — спросила Дар, — нам пора в дорогу.
— Слишком поздно трогаться в путь, — сказал Ковок-ма, — скоро взойдет золотое око.
— Ты хочешь сказать, что мы зря потратили целую ночь?
— Ничего мы не потратили зря, — ответил Ковок-ма, — тебе нужно было отдохнуть.
Дар пощупала лодыжку. Жар и припухлость пропали. Она согнула ногу. Боль стала меньше. Она улыбнулась.
— Значит, даже матери повинуются знахарям.
— Мудрые матери повинуются, — кивнул Ковок-ма.
— А тем, которые не повинуются, ты даешь листья найимгата.
— Если они свирепы и упрямы, это хорошее снадобье.
— Тогда зачем же ты дал его мне? — шутливо спросила Дар.
— Потому что ты и свирепа, и упряма.
Дар подумала о том, пахнут ли насмешки, и если да — то как. Спрашивать она не стала. Когда орки говорили о запахах, она чувствовала себя слепой, которой рассказывают о радуге.
— Когда настанет утро и проснутся вашавоки, — сказала она, — я попытаюсь раздобыть еды.
— Это не понадобится, — сказал Ковок-ма, — вчера мы набрали много еды.
— Значит, пока я спала, вы рисковали.
— Не так уж сильно, — ответил Ковок-ма, — здесь живет мало вашавоки. Наши предки когда-то возделывали землю в этих краях, и те растения, которые они сажали, еще растут, хотя и одичали, — ковок-ма указал на большую кучу клубней, кореньев и мясистых ростков.
— Похоже, вы попировали, — сказала Дар.
— Еще нет, — ответил Ковок-ма, — пищей владеют матери.
— Вы ждали, когда я проснусь и подам вам еду?
— Так положено.
Дар подумала о том, что у них так много еды и впереди — целый день отдыха, и порадовалась. Эта радость была сильнее того покоя, который она ощущала в Гарлсхолдинге, потому что ею овладело не просто отсутствие страха. Когда она была батрачкой, она никому не была нужна. А орки так нуждались в ней. Дар расслабилась и зевнула.
— Земля по утрам холодная, — сказал Ковок-ма и положил себе на колени плащ.
Дар поняла намек и забралась на колени к орку. Ковок-ма обнял ее.
— Земля холодная, — сонно проговорила Дар, — хорошо, что ты такой теплый.