Улица Светлячков - Ханна Кристин. Страница 29

— Хочешь поговорить?

— Почему ты так думаешь?

— Ну же, давай, Талли.

Повернувшись на бок, Талли подперла ладонью щеку и внимательно посмотрела на Чада.

Он ласково погладил ее по лицу.

— Вы с Кейти поссорились из-за меня. А я знаю, как много значит для тебя ее мнение.

Эти слова удивили Талли, хотя и не должны были. За то время, что они были близки, Талли постепенно открывала Чаду себя. Это началось неожиданно. Разговоры, когда они занимались сексом или когда выпивали вместе, постепенно становились необходимыми для Талли. Она чувствовала себя в безопасности в его постели, чувствовала себя свободной от осуждения и упреков. Они были любовниками, не любившими друг друга, и от этого им проще было общаться. И вот сейчас Талли открылось, что Чад сложил воедино все ее откровения и составил из них целостную картину. И от этого она почувствовала себя не такой одинокой. Это испугало ее и утешило одновременно.

— Она думает, что все это неправильно.

— Она права, Талли. И мы оба это знаем.

— Мне все равно! Она моя лучшая подруга и должна поддерживать меня, несмотря ни на что, — при этих словах голос Талли дрогнул.

Да, несколько лет назад они дали друг другу именно такое обещание.

— Она права, Талли. Ты должна ее послушать.

Талли услышала в голосе Чада что-то такое… какую-то странную, печальную ноту и заглянула в его глаза. И в них она прочитала озадачившую и смутившую ее грусть.

— Как ты можешь говорить такое?

— Я влюбляюсь в тебя, Талли, а мне бы этого не хотелось. — Чад улыбнулся. — Не смотри на меня так испуганно, я знаю, что ты в это не веришь.

Он был прав — Талли не ожидала подобного признания.

— Может быть, когда-нибудь я поверю, — по крайней мере ей самой этого хотелось.

— Я надеюсь на это. — Он нежно поцеловал девушку в губы. — А теперь скажи, что ты собираешься делать с Кейт?

— Она не разговаривает со мной, мам. — Кейт привалилась к стене тесной комнатки, известной как «телефонная». Было воскресенье, и ей пришлось почти час ждать своей очереди.

— Я знаю. Я только что с ней говорила.

Ну конечно! Талли ухитрилась позвонить первой. Кейт сама не понимала, почему это так ее злит. Она услышала на другом конце провода характерный щелчок зажигалки — мама закурила сигарету.

— И что она тебе сказала?

— Что тебе не понравился ее парень.

— И это все? — Кейт понимала, что должна быть осторожна. Если мама узнает про возраст Чада, она на стенку полезет, и тогда Талли по-настоящему разозлится на Кейт за то, что та настроила против нее миссис Муларки.

— Разве есть что-то еще? — поинтересовалась мать.

— Нет. Просто он абсолютно ей не подходит.

— Твой богатый опыт общения с мужчинами тебе это подсказывает?

— Она не пошла на последний бал, потому что он не хотел. Она столько всего важного пропускает из-за него, вся студенческая жизнь проходит мимо нее.

— Неужели ты действительно надеялась на то, что Талли станет среднестатистической прилежной студенткой? Сомневаюсь, Кейти. Она — романтик, живет мечтами. Тебе было бы неплохо позаимствовать немного ее огня.

Кейт закатила глаза. Опять это незаметное — впрочем, не такое уж незаметное — давление, побуждающее ее быть похожей на Талли.

— Мы сейчас говорим не о моем будущем. Сосредоточься, мам.

— Я просто хотела тебе это сказать.

— Я тебя услышала. Так что же мне делать? Талли избегает меня, а ведь я просто старалась быть хорошей подругой.

— Иногда быть хорошей подругой означает промолчать.

— И я должна просто смотреть, как она совершает ошибку?

— Иногда — да. А потом ты должна быть рядом, чтобы собирать ее по кусочкам. Талли — яркая личность, но не забывай о ее прошлом и о том, как она ранима.

— И что же мне теперь делать?

— Только ты можешь ответить на этот вопрос. Времена, когда я была для тебя говорящим сверчком в каморке у Пиноккио, давно прошли.

— И никаких бесед, начинающихся со слов: «Жизнь такова»? Как раз сейчас, когда мне бы они, возможно, могли понадобиться?

На том конце провода снова послышался звук выдыхаемого дыма.

— Я знаю, что сегодня в час она будет в монтажной вашей телестудии.

— Ты уверена?

— Так она сказала.

— Спасибо, мам. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, доченька.

Повесив трубку, Кейт поспешила обратно в комнату, быстро оделась и совсем немного подкрасилась, воспользовавшись, главным образом, маскирующим карандашом, чтобы замазать прыщи, появившиеся на ее лице в большом количестве, после того как они с Талли поссорились.

Она быстро прошла по студенческому кампусу. Это было несложно, так как большая часть студентов готовилась сейчас к годовым экзаменам. У дверей студии Кейт остановилась, собралась, словно перед боем, и решительно вошла внутрь.

Она нашла Талли там, где и сказала мама, — скрючившейся перед монитором, на котором она просматривала необработанные материалы и интервью. При появлении Кейт она вскинула голову.

— Какая честь! — с издевкой произнесла Талли. — Неужели нас посетила сама Мисс Председатель высокоморального большинства?

— Прости меня, — сказала Кейт.

Лицо Талли при этом перекосилось, как если бы она долго задерживала дыхание, а теперь наконец смогла выдохнуть.

— Ты вела себя как последняя дрянь.

— Мне не следовало всего этого говорить. Я просто… мы же никогда ничего не утаивали друг от друга.

— И в этом была наша ошибка. — Талли попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.

— Я ни за что на свете не обидела бы тебя нарочно, ты — моя лучшая подруга. Прости меня!

— Поклянись, что такое никогда не повторится, что ни один мужчина никогда не встанет между нами.

— Я клянусь! — Кейт всей душой верила в то, что говорит.

Если бы ей понадобилось отрезать себе язык, чтобы такое больше не повторилось, она бы это сделала. Их дружба важнее любых романтических отношений. Парни приходят и уходят, а женская дружба остается. Они обе это знали.

— А теперь твоя очередь.

— Что ты имеешь в виду?

— Поклянись, что больше не будешь объявлять мне бойкот, не поговорив и не объяснившись. Последние три дня мне было очень плохо.

— Клянусь!

Талли и сама не понимала, как это случилось, но интрижка с преподавателем превратилась в самый что ни на есть настоящий роман. Без всякой иронии. Возможно, Кейт все-таки была права, и для Талли все начиналось отчасти из карьерных соображений, но теперь она об этом успела забыть. Все, что помнила Талли — это то что в объятиях этого мужчины она чувствовала себя счастливой, что было для нее абсолютно новым ощущением.

И конечно же, он был ее учителем. Когда они были вместе, Чад говорил ей о вещах, на самостоятельное постижение которых у Талли ушли бы годы.

И, что еще важнее, он показал ей, что такое заниматься любовью. Его постель стала для Талли портом, отправной точкой ее путешествия, а его руки — спасательным кругом. Когда Талли целовала Чада и позволяла ему касаться себя в самых интимных местах, она забывала о том, что не верила в любовь. Первый неудачный опыт в темном лесу в округе Снохомиш постепенно стирался из ее памяти, пока однажды Талли не обнаружила, что больше не носит его в себе. Это навсегда останется какой-то частичкой ее опыта, шрамом на душе, но, как и все шрамы, со временем он превратился из болезненного красного рубца в едва заметную тонкую линию, которую можно было и не заметить.

Однако, несмотря на то что Чад открывал для нее столько нового, со временем Талли этого стало мало. К последнему курсу Талли стала раздражать вяло протекавшая жизнь колледжа. Си-эн-эн в корне изменила лицо телевещания. В большом мире творились дела, имевшие огромное значение. Джон Леннон получил смертельную рану на пороге собственной квартиры в Нью-Йорке и вскоре умер, парень по фамилии Хинкли стрелял в президента Рейгана в жалкой попытке произвести впечатление на Джоди Фостер. Сандра Дэй О’Коннор стала первой женщиной-судьей Верховного суда, а Диана Спенсер вышла замуж за принца Чарльза, и свадебная церемония была так похожа на волшебную сказку, что каждая американская девушка поверила в любовь со счастливым концом и верила целое лето. Кейт говорила об этой свадьбе так часто и с такими подробностями, будто сама была там в качестве гостьи.