Деревянные актёры - Данько Елена Яковлевна. Страница 25

– А вот здесь – подарки! – Толстуха спешила к другому окну. – Красиво, правда?

Запахом тепличных цветов пахнуло из окна. Гирлянды цветов свешивались даже с потолка.

– Вот там, на кресле, голубая парча на платье, подарок фрау баронессы. А там – подарок бабушки, серебряный туалет. Смотрите, какое зеркало! А вот на столике – сервиз из саксонского фарфора, весь в позолоте, чего только он стоит! Это подарила графиня Мисбах, она уже сейчас сватает нашу баронессочку за своего сына, графа Морица, вы увидите его на празднике… – не умолкая трещала ключница.

– Пеппо, – прошептала Марта, – взгляни, какие там куклы… ох! – Марта захлебнулась от восторга.

Их было пять. Они сидели в маленьких креслах вокруг столика с маленькой фарфоровой посудой. Их высокие прически были украшены бантами и цветами. Узорные блестящие робы топорщились вокруг неподвижных рук.

– Глаза, ты посмотри глаза – даже с ресницами! – шептала Марта. – А туфельки! А веер в руках у той – в жёлтом! Даже сережки в ушах! А личики какие нежные!

– Из чего они? Верно, не из дерева, – сказал Паскуале.

– Из лайковой кожи, – решил я. – Знаешь, внутри набиты трухой, а сверху раскрашены. Только для театра они не годятся…

– Почему не годятся? Подвяжи нитки – и будут годиться, – заспорил Паскуале.

– Да нет, они ведь мягкие, – значит, ходить плохо будут, – возразил я.

– А вот здесь будет завтрак! – говорила тётя Эмма. Тут послышался во дворе стук колес и звон бубенчиков.

– Едут, едут! – закричала тётя Эмма. – Ступайте, ступайте отсюда!

Во двор уже въезжала маленькая голубая карета, запряженная рыжими лошадками, а за ней, громыхая и блестя, катились другие экипажи.

Мы опрометью бросились с галереи. Паскуале на бегу толкнул меня локтем. Один башмак вырвался у меня из рук и упал в кусты сирени. Я не сразу нашёл его в густой листве, а когда нашёл и оглянулся, на лестницу пёстрой толпой уже всходили гости. Тётя Эмма низко приседала перед ними.

Я сунул ногу в свой мокрый башмак и побежал к павильону.

ГЕНОВЕВА

– Иозеф, погляди, которая из них баронессочка? – шептала Марта. – Мне кажется, вот эта, хорошенькая!

– Да нет же, – спорил Паскуале, – эта в розовом, а толстуха говорила, что та в белом. Вон, вон, какая-то важная пришла, – верно, эта!

– Ох, Пауль, она такая некрасивая, – огорчилась Марта.

В узкую щёлку между синей материей и каменной колонной мы разглядывали зрителей.

Никогда ещё не видал я таких ребят! У девочек на головах, как копны сена, высились прически, приплюснутые сверху шляпкой вроде блюдечка. Их атласные юбки были похожи на бочонки.

На мальчиках топорщились бархатные и парчовые кафтанчики, а на затылках мотались косички, совсем как у взрослых дворян.

– Мсье Дюваль! Мне отсюда не видно! Мсье Дюваль, Фрицци толкается! – кричали они на разные голоса.

Их рассаживал по скамейкам бледный молодой человек с чёрными волосами и высоким лбом.

Впереди вертелась девочка в белом атласном платье. У неё прическа была выше всех, нос длиннее всех носов, а подбородок торчал, как у Пульчинеллы. Это была баронессочка.

– Смотри, смотри, она ущипнула ту, в розовом, и веер у неё отбирает! – волновалась Марта. – Ой, они дерутся! Неужели баронессочка дерётся?

Баронессочка вырвала из рук подруги перистый веер и била её по рукам.

– А этот чёрный подошёл, смотри, уговаривает… Учитель он, что ли… – шептал Паскуале.

– Да, уговоришь её! Видишь, плечом дёрнула и пошла, а веер не отдала… вот злюка!.. – рассуждал я.

– А та, хорошенькая, плачет, – вздохнула Марта.

Лакеи принесли бархатные кресла и поставили их в первый ряд. Баронессочка побежала навстречу высокому старику с лентой через плечо. Он вёл под руку маленькую худую даму с зелёным пером на голове. В ушах у неё болтались длинные серьги, а на морщинистой шее сверкало ожерелье.

Старый дворецкий в рыжей ливрее бросился поправлять подушки на кресле.

Старик с лентой уселся, скривил снисходительной улыбкой губы и приложил лорнет к глазам. Толстая дама в красном, волоча за собой бархатный шлейф, подвела к нему длинного, прыщавого мальчика.

– Мой сын Мориц! – сказала она.

– Этот с лентой – сам герцог! – сказал мейстер Вальтер, глянув в щёлку.

– Ой, – ахнула Марта, – сам герцог! Ой, мне страшно, как я буду водить перед ним Геновеву? – Она побледнела и прижала руки к щекам.

Мейстер Вальтер нахмурился.

– Трусиха! Стыдно тебе! Ты знай свое дело делай, всё равно кто перед тобой: герцог или сам сатана!

Шелка шуршали, перья колыхались, баронессочка обмахивалась веером.

– Начинай! – громким шепотом сказал дворецкий, просунув голову к нам за занавеску, и, вытянувшись, стал в сторонке.

Фрау Эльза ударила по струнам арфы. Я поднял занавес.

– Не уезжай, Зигфрид! Не оставляй меня одну в этом суровом замке! Как я буду тосковать без тебя.

Голос Марты звучал нежно и жалобно. Синеглазая Геновева простирала руки к рыжебородому Зигфриду в серебряном шлеме. А Зигфрид отвечал ей голосом мейстера Вальтера:

– Я иду на войну. Я веду на врагов мое храброе войско. Не грусти, прекрасная Геновева! Мой лучший, мой верный друг Голо будет твоим защитником без меня.

– Клянусь быть рыцарем Геновевы! – воскликнул плосколицый, черноглазый Голо, подняв ручки. Оранжевая подкладка плаща образовала позади него огненный треугольник.

Я вывел белого коня с золотой уздечкой. В последний раз Зигфрид обнял Геновеву и вскочил в седло.

– Ах, сердце мое чует недоброе! – тоскует Геновева и с маленькой башни машет ручкой уезжающему Зигфриду. А коварный Голо уже зовёт своих сообщников и замышляет погубить Геновеву.

Марта разошлась. Голос её окреп. Вот Геновева топает ножкой, гордо откинув голову. Геновева сердится, Геновева негодует. Геновева проклинает Голо за его вероломство. У зрителей, наверное, мурашки бегают по коже, но этого пройдоху Голо ничем не проймешь. Зигфрид далеко. Вот уже палачи ведут в лес Геновеву, чтобы отрубить ей голову.

Геновева плачет, упав на колени. Голубой шлейф тащится за ней по земле. Она протягивает руки к палачам, умоляет пощадить её. Бедная маленькая Геновева, беззащитная в тёмном лесу! Палачи уже приготовили мечи…

Девочки завсхлипывали все разом. Какой-то малыш заревел в голос:

– Домой! Ай-ай-ай-ай, хочу домой!

Черноволосый взял его на колени и утешает. Баронессочка сидит, выпучив глаза, и слёзы капают с её длинного носа.

Палачи пожалели Геновеву! Они тоже утирают слёзы и отпускают её на все четыре стороны.

В перерыве Марта спешно привязывала маленького ребеночка в белой рубашке к ручкам Геновевы. Мейстер Вальтер переставлял деревья на сцене. Паскуале готовил охотников.

– Угодно печенья? Угодно лимонаду? Угодно конфет? – бесстрастно спрашивали лакеи, скользя между скамеек с подносами в руках.

Герцог лениво жевал конфетку, прыщавый мальчишка набил полный рот леденцами, а баронессочка рылась длинным носом во всех подносах, выбирая сласти. Я поднял занавес.

Одна в глухом лесу, Геновева качает своего ребеночка, напевая грустную песню.

Но вот трубят охотничьи рога. Мчится охота. Зигфрид гонится за белой ланью в чащу леса. Куда мчится белая лань? Лес всё глуше и глуше, и вот открылась полянка. Геновева сидит на срубленном дереве и качает на коленях своего ребеночка, а белая лань лежит у её ног.

Зигфрид нашёл Геновеву. Бедная маленькая Геновева, как она радуется, какие счастливые слова говорит! Трубят рога, скачут кони, все довольны – и представление окончено.

– Ну, дочка, ты сегодня отличилась! Дай-ка я расцелую тебя за Геновеву! – сказал мейстер Вальтер, снимая Марту с тропы.

Марта обняла отца за шею и прижалась головой к его щеке.

– Я сегодня хорошо водила?

Перед театром хлопали и орали ребята.

– Геновеву, ещё Геновеву! Ещё! Ещё! – кричали они и, оттянув синюю материю, заглядывали на сцену.