Знамение пути - Семенова Мария Васильевна. Страница 50
Рогожки были те самые, в которых сидел подле тин-виленских ворот удручённый язвами попрошайка.
Тогда Волкодав пристальнее всмотрелся в лицо, и, как ни склонялся над арфой Шамарган, как ни ронял на глаза неопрятные лохмы, выбеленные до совершенного сходства с седыми, – никаких сомнений в том, что это был именно он, у венна не осталось. Следовало отдать должное мастерству лицедея, сумевшего так полно принять старческий облик. Умудрился же намазать какой-то дрянью лицо, руки, ступни, вообще всё, что открывала одежда: высохнув, жидкость стянула кожу морщинами, даже вблизи сходившими за настоящие стариковские. И говорил, словно у него вправду половины зубов во рту не было… а костылём пользовался так, будто лет двадцать с ним ковылял… Всё было проделано с таким тщанием, что Волкодав без труда уяснил себе, чего ради Шамарган отважился вернуться в Овечий Брод, где ему в случае разоблачения навряд ли удалось бы сохранить в целости шкуру. Ну конечно – он хотел вернуть свою арфу. И, глядишь, прошло бы у него всё как по маслу, да вот незадача – как раз и налетел на меня! Что теперь-то делать будешь, ловкач?.. За тот ножичек, по мнению Волкодава, Шамарган заслуживал крепкой порки. Чтобы впредь неповадно было с перепугу хвататься за острые железяки. Этак ведь в самом деле кого-нибудь можно зарезать, – до гробовой доски потом сам себе не простишь… Волкодав стал раздумывать, как бы примерно наказать лицедея, не подвергнув его при этом ярости обитателей погоста, – ибо славного старейшину Клеща он, хоть и покушался, всё-таки не убил. Но тут Шамарган довершил настраивать арфу, пробежался пальцами по струнам и запел:
– Хорошо поёшь, странник, – похвалил старший жрец. – И песня у тебя мудрая. Приятно такую послушать.
И заботливо пододвинул мнимому старцу кувшинчик лёгкого яблочного вина – промочить горло.
Волкодав же, смотревший пристальнее других, а главное, знавший, чего примерно следует ждать, увидел, как внезапно блеснул из-под свисающих седин острый и злой взгляд. «Приятно, значит? А вот я сейчас тебе…» Шамарган ударил по струнам и запел быстрей, торопясь, понимая, что сейчас его перебьют, и желая непременно высказать всё до конца:
– Святотатство!.. – первым закричал старший жрец. – Умолкни, сквернавец! Не моги восставать на Предвечного!..
А то сделается Ему от этого что-нибудь, Предвечному твоему… усмехнулся про себя Волкодав. Если он что-нибудь понимал, Ученик Близнецов усердно трудился над своим голосом, стараясь упражнениями развить его, сделать ярким и зычным. Вот только до Хономера, способного возвысить свою речь над гомоном десятков людей, ему было ещё далеко. Пальцы Шамаргана прошлись по струнам, и оказалось, что все пять были его верными союзницами. Арфа отозвалась мощным рокочущим гулом, который похоронил крик жреца, как морская волна – шипящую головешку.
Изнутри корчмы начали выглядывать люди.
Жрецы, оглядываясь на старшего, полезли из-за стола. Однако Шамарган явил похвальную способность учиться на прежних ошибках. Сегодня он не надеялся на пособника и загодя предусмотрел пути бегства. Поди выберись из-за длинного стола. А с пенька – вскочил да был таков. Можно даже чуть задержаться, чтобы допеть хулительные стихи. Кажется, Шамарган серьёзно боялся здесь одного Волкодава. Но венн не двигался с места. Стоял себе и стоял на ступеньках, наблюдая за происходившим.
Наконец лицедей счёл, что довольно уже раздразнил красно-зелёных. Плох тот, кто, взявшись ворошить гнездо земляных ос, упустит мгновение, отмеренное для бегства. Шамарган – и куда только подевалась недавняя хромота? – стрелой кинулся через двор, продолжая на ходу теребить струны.
Старший жрец бежал заметно проворней других, и, что гораздо важней прыти, в каждом его движении чувствовалась непреклонная решимость схватить беглеца. Волкодав нимало не удивился бы, скажи ему кто, что в до прихода в Дом Близнецов этот малый был воином. Наёмничал скорее всего… Последние несколько десятилетий в храмах Близнецов весьма жаловали опытных воителей. Как будто на эту веру ещё продолжались гонения или сами божественные Братья нуждались в оружии смертных!.. Волкодав знал, что спрашивать об этом Учеников и тем более спорить с ними было бесполезно. Зря ли утверждала аррантская мудрость, что переспорить жреца не удалось ещё никому.
Последняя красно-зелёная спина мелькнула за воротами дворика и пропала в уличной темноте. Только слышались топот и перекличка удалявшихся голосов.
«И шум, и крик, и лай ищеек жутких…» Нынче венн собирался улечься пораньше, чтобы как следует выспаться перед дальней дорогой. Так бы он, наверное, и поступил, предоставив богохульника его собственной, честно заработанной участи, – тем более заработанной, что лицедей зацепил не столько Предвечного и Нерождённого, сколько жрецов, приветивших увечного старика… Однако тут выяснилось, что своим срамословием Шамарган выкопал себе слишком уж обширную и глубокую яму. Дерево узнают по плодам!.. Стоило запеть – и уже не один Волкодав, но добрый десяток посетителей «Матушки Ежихи» тотчас признал песнопевца. И вот теперь, когда поднялся шум и началась погоня, люди горохом посыпались из харчевни наружу.
– Он это! Он!.. Который Клеща!.. Ножиком!..