Гиперион - Симмонс Дэн. Страница 106

– Ты говорил, три лагеря, – повторила я. – Какой же третий? И при чем тут Гиперион?

– Промежуточное положение между Ортодоксами и Ренегатами занимают Богостроители. Вот уже пять веков они одержимы Проектом Высшего Разума. Существование или истребление человеческой расы волнует их лишь в той степени, в какой оно связано с этим проектом. До последнего времени они придерживались умеренных взглядов и выступали в союзе с Ортодоксами. К примеру, они считали, что модельные эксперименты вроде реконструкции Старой Земли и восстановления тех или иных личностей необходимы для завершения Проекта ВР.

Но в последнее время, однако, Богостроители все больше сближаются с Ренегатами. И причина тому – Гиперион. Первые же исследования планеты четыреста лет назад всерьез обеспокоили Техно-Центр. Во-первых, сразу же стало ясно, что так называемые Гробницы Времени движутся из будущего в прошлое, причем исходный момент этого движения отстоит от нас по меньшей мере на десять тысяч лет. Есть и еще одно, куда более тревожное обстоятельство: в своих футурологических прогнозах Техно-Центру никак не удавалось учесть переменную Гипериона.

Чтобы понять это, Ламия, ты должна знать, в какой мере Техно-Центр полагается на свои прогнозы. Хотя Проект ВР далек от завершения, они уже сейчас могут детально предсказать будущее людей и ИскИнов на двести лет вперед с вероятностью 98,9995 процента. Между тем Консультативный Совет ИскИнов при Альтинге, который люди считают столь необходимым, одаривает их лишь туманными и двусмысленными откровениями. Да это же просто анекдот! Техно-Центр подбрасывает Гегемонии жалкие крохи своих знаний. Причем только тогда, когда ему, Техно-Центру, это выгодно. Иногда это делается в интересах Ортодоксов, иногда Ренегатов, но всегда – с целью ублажить Богостроителей.

А Гиперион – это дыра в прогностической ткани Техно-Центра. Предпоследний оксюморон – переменная, которую нельзя учесть. Как это ни дико, но Гиперион, похоже, нарушает все законы физики, истории, человеческой психологии и принципиально не поддается прогностическим расчетам ИскИнов.

В результате имеется как бы два будущих – две реальности, если угодно. В первой реальности проклятие Шрайка, которое вскоре должно обрушиться на Сеть и человечество, – это оружие добившегося абсолютной власти Техно-Центра, опережающий удар сквозь время, который нанесут Ренегаты, на протяжении тысячелетий правившие галактикой. В другой реальности Гробницы Времени тоже открываются, происходит вторжение Шрайка, межзвездная война и так далее. Но в атаку на этот раз идет человечество. Решающий удар сквозь время наносят не ИскИны, а Бродяги, бывшие колонии и другие небольшие сообщества людей, которые Ренегаты так и не смогли уничтожить.

Вода капала на кафельный пол. Где-то рядом гудела сирена термопроходчика, и по туннелю разносилось гулкое эхо. Я прислонилась к стене и посмотрела на Джонни.

– Межзвездная война, – сказала я. – Она есть в обоих сценариях?

– Увы, да. Ее не избежать.

– А не может быть такого, что оба прогноза ошибочны?

– Нет. Будущее самого Гипериона проблематично, но то, что Сеть ждут глобальные потрясения, – очевидно. Это главный аргумент Богостроителей, когда они настаивают на ускоренной эволюции Техно-Центра.

– Джонни, а в тех данных, которые украл ВВ, есть что-нибудь о нас?

Джонни улыбнулся и легонько коснулся моей руки.

– Каким-то непонятным образом я связан с Гиперионом. Проект «Китс» был очень рискованным. Только явная моя бездарность в роли поэта позволила Ортодоксам сохранить меня. А когда я вознамерился побывать на Гиперионе, Ренегаты тут же разделались с моим кибридом, намереваясь прекратить мое существование в качестве ИскИна, если он примет это решение еще раз.

– Ты его принял. Что дальше?

– Они потерпели неудачу. Со свойственной всем ИскИнам самонадеянностью они упустили из виду два обстоятельства. Во-первых, что я могу передать свое сознание кибриду и тем самым изменить природу модели Китса. И во-вторых, я встретился с тобой.

– Со мной?

Он взял меня за руку.

– Да, Ламия. Кажется, ты тоже часть тайны Гипериона.

Я недоуменно покачала головой и вдруг осознала, что кожа за левым ухом потеряла чувствительность. Однако вместо жуткой раны, полученной в киберпространственном сражении, мои пальцы нащупали пластмассовое гнездо нейрошунта.

Вырвав свою руку из руки Джонни, я в ужасе уставилась на него. Выходит, пока я была без сознания, он вживил мне эту гадость?

Джонни умоляюще протянул ко мне руки:

– Мне пришлось сделать это, Ламия. Быть может, это спасет нас обоих.

Я сжала кулак:

– Ах ты скотина, ублюдок недоделанный! На хрена мне сдался твой интерфейс?

– Так ведь не с Техно-Центром, – мягко возразил Джонни. – Со мной.

– С тобой? – У меня аж руки зачесались – так бы и врезала по этой выращенной в чане физиономии. – Ну конечно! А ты, между прочим, теперь человек! Не забыл еще?

– Да. Но кое-что от кибрида во мне осталось. Помнишь, как пару дней назад я коснулся твоей руки и мы оказались в киберпространстве?

Я смерила его взглядом:

– Меня туда больше не тянет.

– Меня тоже. Но я вынужден считаться с тем, что может возникнуть необходимость передать тебе огромное количество информации за очень короткий промежуток времени. Прошлым вечером я отвез тебя к одной женщине. Она хирург, практикует на черном рынке Дрегса. Так вот – она вживила тебе диск с петлей Шрюна.

– Зачем?

Петля Шрюна – это такая крохотная штуковина, не больше ногтя. Безумно дорогая. Внутри у нее куча пузырьковых элементов памяти, причем каждый такой пузырек может хранить практически неограниченное количество информации. Для самого биологического носителя петля Шрюна недоступна, поэтому их часто используют курьеры. Человек может унести в петле Шрюна личность ИскИна или инфосферу какой-нибудь планеты. Да что там человек – это и собака сможет.

– Зачем ты это сделал? – повторила я, подумав про себя: «Уж не собирается ли Джонни (или его хозяева) использовать меня в качестве такого курьера?»

Джонни придвинулся ко мне и накрыл мою все еще сжатую в кулак руку ладонью:

– Доверься мне, Ламия.

Двадцать лет назад мой отец вышиб себе мозги, после чего матушка замкнулась в своем чистоплюйском эгоизме и никого не желает знать. А я с тех пор никому не верю. Вот и сейчас, я ни за что не должна была верить Джонни.

Но я поверила.

Я разжала кулак и взяла его за руку.

– Вот и умница, – сказал Джонни. – Давай-ка доедай эту дрянь и за дело. Попробуем выбраться отсюда живыми.

Оружие и наркотики – с этим в Дрегсе никогда не было проблем. У Джонни имелся солидный запас марок, которые ходят на черном рынке, и мы истратили их все на оружие.

В 22:00 мы облачились в титаново-полимерные доспехи с внутренним отражающим слоем. На Джонни был зеркально-черный герильерский шлем, на мне – вэкаэсовская офицерская маска (наверное, кто-то загнал запасной комплект обмундирования). Джонни натянул массивные ярко-красные энергетические рукавицы, а я – осмотические перчатки с режущим краем. В руках Джонни держал трофейную «адскую плеть» Бродяг, добытую, по-видимому, на Брешии, а лазерный жезл засунул за пояс. Я же, помимо отцовского пистолета, вооружилась пистолетом-пулеметом Штайнера-Джинна на гироскопической поясной турели с наведением по визору шлема. Очень удобно – стреляешь, а руки свободны.

Посмотрев друг на друга, мы с Джонни дружно расхохотались. А отсмеявшись, надолго замолчали.

– Ты уверен, что здешнее Святилище Шрайка – действительно лучший вариант? – машинально спросила я (наверное, уже в третий или четвертый раз).

– Мы не можем воспользоваться нуль-Т, – сказал Джонни. – Техно-Центру достаточно внести малейшую неисправность, и нам тут же конец. Мы даже на лифте подняться не можем. Нужно найти неконтролируемые лестницы и взобраться на сто двадцатый этаж. А в Святилище идти прямо через площадь Мэлл.