Дворец для любимой - Корн Владимир Алексеевич. Страница 55

Как мгновенно все может измениться! Ведь тугиры чуть ли не вчера были злейшими врагами вардов. Да и я сам… Еще и месяца не прошло, как я мечтал поскорее разгромить Трабон, и вот на тебе, вынужден его защищать.

А кочевникам все не было конца. Наконец окружив сплошным кольцом наш отряд, остановившийся у самого берега небольшой мелкой речушки с каменистым дном, они замерли. То, что нас могут не узнать, я не опасался, нас легко опознать по знаменам. Но беспокойство их действия все же вызывали. Их много, они привыкли к легким победам, ведь сопротивления им почти никто не оказывал, место здесь достаточно уединенное, и прибыли мы сюда для того, чтобы их остановить.

Остановить, когда до следующей цели – мирного городка – всего полдня пути, а в нем твори, что хочешь, бери, что хочешь, и никто не призовет тебя к ответу.

Фер Дисса, не дожидаясь моих распоряжений, отдал короткий приказ, и гатлинги лихорадочно начали приводить в боевое положение.

«На всех их у нас даже патронов не хватит, – еще раз осмотревшись по сторонам, решил я. – Даже если каждый выстрел будет попадать в цель».

Я оглядел своих людей. Хорошие у них были лица, вдумчивые, без всякой бравады, хотя многие из них наверняка уже прощаются с жизнью, настраиваясь на неизбежное. Ну что ж, люди у нас все как на подбор здравомыслящие, отлично понимающие, что вечно не живет никто. Вопрос только в том, как именно умереть и ради чего.

Наконец от степняков отделилась группа всадников и не спеша направилась к нам. Дормона среди них не было, иначе рядом с ним кто-нибудь обязательно держал бы его бунчук. Вероятно, эти люди желают пригласить нас для разговора.

Я еще раз посмотрел на окруживших нас кочевников. Почему-то вспомнилась далеко не самая умная шутка, и мне не удалось сдержать улыбку, на что фер Дисса удивленно поднял бровь. Следующая мысль была нисколько не умнее: они что тут, в этом мире, все как один, кроме меня, бровями играть умеют?

– В тех местах, откуда я родом, господин граф, – обратился я к нему, – говорят так: в том, что попал в окружение, ничего страшного нет, наоборот, одни удобства – ведь появляется возможность атаковать в любую сторону.

Граф хохотнул, тут же оборвав смешок: положение серьезней некуда, чтобы смеяться. Да и не по статусу это командиру. Шлону же на все условности было плевать, и потому он заржал в полный голос. Затем передал мои слова тем, кому они были не слышны, и заржал уже вместе с ними.

К тому времени, когда к нам подъехали варды, смеялись все. Смех полутора тысяч человек слышен издалека, так что даже не знаю, что уж там подумали стоявшие в отдалении кочевники. Вот же не предполагал, что такая, казалось бы, незамысловатая шутка будет иметь такой большой успех.

Человека, ставшего новым дормоном, я видел раньше. Он привел свой род, когда Тотонхорн собирал вардов для битвы с тугирами. Имени я его не помнил, если вообще знал. В битве он со своими людьми особенного геройства не проявлял, но и за чужими спинами не прятался.

Дормон, судя по всему, человек неглупый – он сразу решил использовать свой шанс, когда Тотонхорн слег, и вот вам результат: за его спиной множество воинов, и у каждого из них к седлу приторочены огромные сумки. А сколько добра они уже успели в свои степи отправить… Да черт бы с ним, с добром, людей жалко, жестоки они очень, кочевники, сколько нам по дороге трупов попадалось, и ладно бы одних мужчин.

Дормон начал разговор первым:

– Вы должны быть нам благодарны, господин де Койн, ведь мы помогли вам победить. Ну а теперь мы берем плату за свою помощь. Причем берем не с вас, а с ваших врагов. Стоит ли вам из-за этого проявлять беспокойство?

Новый дормон на имперском говорил на удивление чисто, почти как на родном. Голос его звучал ровно.

– Обстоятельства изменились, абыс. – Слово «абыс» далось мне нелегко, уж слишком я привык так называть Тотонхорна. – Изменились настолько, что ваши действия я теперь считаю враждебными по отношению к себе лично.

– И что именно могло их так изменить?

Тут бы мне извлечь откуда-нибудь из-под полы плаща трабонскую корону, плюнуть на нее, потереть об рукав, чтобы заблестела, и нахлобучить на голову. Но не догадался я ее с собой захватить и потому сказал:

– Вероятно, новости к вам доходят слишком медленно. Иначе вы бы уже знали, что это, – и я провел вокруг себя поднятой над головой рукой, – уже мои земли, а люди, на них живущие, – мои подданные, которых я обязан защищать. И вы теперь хорошенько подумайте, так ли уж вам стоит портить со мной отношения…

Я успел, Тотонхорн был еще жив. Даже после беглого взгляда на него становилось понятно, что жить ему осталось всего несколько часов. Бывший дормон вардов стал бледной копией самого себя, пусть и такого, каким я видел его в последний раз. Тотонхорн исхудал до такой степени, что больше всего походил на оживший скелет.

Увидев меня, он улыбнулся. Только улыбка у него была похожа на улыбку той, что вечно ходит с косой, не расставаясь с ней ни на секунду.

– А, де Койн. Ты знаешь, я почему-то был уверен, что увижу тебя перед тем, как отправлюсь на встречу со своей Айшан. Я хочу попросить тебя и знаю, ты не сможешь мне отказать.

Тотонхорн надолго умолк. Он лежал, прикрыв глаза, и при каждом вздохе в груди у него громко хрипело. Я уж было решил, что он уснул, когда Тотонхорн открыл глаза, посмотрел по сторонам, увидел меня и попытался взять меня за руку.

Рука у него оказалась холодной как лед и такой костистой, что казалось, на ней совсем не осталось плоти.

– Обещай мне, де Койн, что позаботишься о Тотайшане. Ведь именно он должен стать дормоном, и он бы им стал, если бы я успел. Ты обещаешь?

В своих планах я тоже видел его дормоном. И еще я знаю, что Тотайшан никогда не поведет орду на беззащитные селения, никогда.

Вслух я сказал:

– Да, абыс, обещаю.

Глава 24

Одно из чудес света

– Ну и кого на этот раз ты хотел бы осчастливить?

В вопросе прозвучали довольно ехидные нотки, обращен он был ко мне, и задала его конечно же Янианна. Причем показался он мне достаточно двусмысленным.

Подумав, я все же решил, что относится он к трабонской короне, с недавних пор появившейся на моей голове.

Предложение занять трабонский престол стало для меня полной неожиданностью. Когда мне пришлось срочно вернуться в Маронг, столицу Трабона, я ожидал услышать все что угодно. Например, напоминание о том, что мною дано обещание отослать вардов обратно в их степи, просьбу направить против степняков имперскую армию, или даже вдруг появившееся желание войти в состав Империи, в конце концов.

Должен признаться, я даже несколько растерялся, услышав то, что услышал. Надеюсь, на моем лице этого не отразилось. Наоборот, я постарался придать себе такой вид, как будто бы подобные предложения получаю едва ли не каждый день, и меня они уже успели несколько утомить.

На мой взгляд, самый подходящий вид для того, чтобы решительно отказаться. И я уж совсем было собрался так сделать, даже подобрал в голове необходимые слова, когда вдруг подумал: «Ну и чем я, собственно, рискую? В конце концов, когда в Скардаре я получил подобное предложение, ситуация была куда более критичной. Ну а здесь?»

Да, экономика Трабона находится в весьма плачевном положении, и что?

Я не сам выставил свою кандидатуру на трабонский трон, обещая поднять ее на небывалые высоты в самый кратчайший срок. Да и не все так плачевно, как кажется на первый взгляд. Страна за время правления Готома, когда все было подчинено одному: чтобы он раз за разом подтверждал славу выдающегося полководца, просто устала. Спокойствие и стабильность – вот и все, что необходимо, а люди справятся сами. Купцы будут торговать, ремесленники – тачать сапоги или сидеть за гончарным кругом, крестьяне – выращивать хлеб. Им нужно не столько помогать, сколько не мешать. И они справятся. Главное, чтобы не было войны, потому что любая война – это всегда потрясение.