Меч Предназначения - Сапковский Анджей. Страница 27

— Нет, Истредд, — сказал он тихо. — Прощай.

— Что это значит, черт побери?

— Истредд, — бросил Геральт через плечо, остановившись. — Не впутывай в свои дела других. Если иначе не можешь, повесься в конюшне на вожжах.

— Геральт! — крикнул чародей, и голос у него вдруг надломился и резанул уши фальшивой злой нотой. — Я не откажусь! Она не убежит от меня! Я поеду за ней в Венгерберг, поеду за ней на край света, я найду ее! Я не откажусь от нее никогда! Знай об этом!

— Прощай, Истредд.

Он отошел в переулок, ни разу не обернувшись. Шел, не обращая внимания на людей, прытко уступающих ему дорогу, на поспешно захлопывающиеся двери и ставни. Он не замечал никого и ничего.

Он думал о письме, которое ожидает его в корчме.

Пошел быстрее. Знал, что в изголовье кровати ожидает мокрая от дождя черная пустельга, держащая в кривом клюве письмо. Он хотел как можно скорее прочесть его.

Хотя знал содержание.

Вечный огонь

1

— Ах ты, свинтус! Ах ты, рифмоплет паршивый! Ах ты, изменщик!

Геральт, заинтригованный, потянул кобылу за угол. Не успел он установить источник воплей, как к ним присоединился глубокий липко-стеклянный звон. «Вишневое варенье, — подумал ведьмак. — Такой звук издает банка вишневого варенья, если запустить ее с большой высоты и с большой силой». Это-то он знал отлично. Йеннифэр, когда они жили вместе, доводилось во гневе кидать в него банками варенья. Которые она получала от клиентов. Потому что сама-то Йеннифэр понятия не имела о том, как варить варенье, а магия в этом отношении не всегда давала положительные результаты.

За углом, перед узким, покрашенным в розовое домиком, собралась солидная кучка ротозеев. На маленьком, весь в цветах, балкончике, под наклонным навесом стояла молодая светловолосая женщина в ночной сорочке. Выгнув пухленькое и кругленькое плечико, выглядывающее из-под оборок, она с размаху запустила вниз обитый по краям цветочный горшок.

Худощавый мужчина в сливового цвета шапочке с белым пером отскочил, словно ошпаренный, горшок шмякнулся о землю прямо у его ног и разлетелся на куски.

— Ну Веспуля! Ну Веспуленька! Ну радость моя! — крикнул мужчина в шапочке с пером. — Не верь сплетням! Я хранил тебе верность, провалиться мне на этом самом месте, если вру!

— Прохвост! Чертово семя! Бродяга! — взвизгнула пухленькая блондинка и скрылась в глубине дома. Видать, в поисках очередных снарядов.

— Эй, Лютик! — окликнул мужчину ведьмак, влача на поле боя упирающуюся и фыркающую кобылу. — Как жизнь? Что происходит?

— Жизнь? Нормально, — осклабившись, проговорил трубадур, — как всегда. Привет, Геральт! Каким ветром занесло? А, черт, осторожней!

Оловянный бокал свистнул в воздухе и с грохотом отскочил от брусчатки. Лютик поднял его, осмотрел и кинул в канаву.

— Забирай свои шмотки! — крикнула блондинка, призывно играя оборками на пухленьких грудках. — И прочь с глаз моих! Чтоб ноги твоей больше тут не было, стихоплет!

— Это не мое, — удивился Лютик, поднимая с земли мужские брюки с гачами разного цвета. — В жизни у меня не было таких штанов.

— Убирайся! Видеть тебя не желаю! Ты… ты… Знаете, какой он в постели? Никудышный! Никудышный, слышишь! Слышите, люди?

Очередной горшок просвистел в воздухе, зафурчал торчащим из него сухим стеблем. Лютик едва увернулся. Вслед за горшком полетел медный котел никак не меньше чем в два с половиной галлона. Толпа зевак, держась за пределами обстрела, тряслась от хохота. Самые большие остряки хлопали в ладоши, кричали «бис» и убеждали блондинку действовать активнее.

— Слушай, а у нее в доме нет катапульты? — забеспокоился ведьмак.

— Не исключено, — сказал поэт, задрав голову к балкону. — У нее дома жуткий склад рухляди. Штаны видел?

— А может, лучше уйти? Вернешься, когда утихомирится.

— Еще чего? — скривился Лютик. — Возвращаться в дом, из которого в тебя бросают оскорбления и медные котлы. Сей непороч… виноват, непрочный союз я в одностороннем порядке объявляю разорванным. Подождем только, пусть выкинет… О мать моя, нет! Веспуля! Моя лютня!

Он бросился к дому, протянув руки, споткнулся, упал, схватил инструмент в последний момент, уже над самой брусчаткой. Лютня проговорила стонуще и певуче.

— Уф-ф, — вздохнул бард, поднимаясь с земли. — Порядок. Отличная штука, Геральт, теперь можно идти. Там, правда, еще остался плащ с куньим воротником, но ничего не попишешь, пусть мне будет хуже. Плащ, насколько я ее знаю, она не выкинет.

— Ах ты, лживое дерьмо! — разоралась блондинка и сплюнула с балкона, разбрызгивая слюну. — Ах ты, бродяга! Ах ты, фанфарон хриплый!

— Что это она тебя так, а? Проштрафился в чем?

— Да нет, все нормально, — пожал плечами трубадур. — Она требует моногамии, мать ее так-то, а сама кидает в людей чужими портками. Слышал, как она меня обзывала? О боги, мне тоже известны такие, которые приятнее отказывают, чем она дает, но я же не кричу об этом на улицах. Пошли отсюда.

— Куда?

— А как думаешь? В Храм Вечного Огня, что ли? Пошли, завалимся в «Наконечник Пики». Надо успокоить нервы.

Ведьмак, не протестуя, повел кобылу за Лютиком, бодро нырнувшим в узкий проулок. Трубадур на ходу подкрутил колки лютни. Потренькал на струнах, взял глубокий вибрирующий аккорд.

Он замолчал, весело помахал рукой двум девчонкам, проходившим мимо с корзинками, полными овощей. Девчонки захихикали.

— Что привело тебя в Новиград, Геральт?

— Закупки. Упряжь, немного снаряжения. И новая куртка. — Ведьмак одернул шуршащую, пахнущую новизной кожу. — Как тебе нравится моя новая одежка, Лютик?

— Отстаешь от моды, — поморщился бард, стряхивая куриное перо со своего блестящего василькового кафтана с рукавами пуфом и воротником зубчиками. — Ах как я рад, что мы встретились. Здесь, в Новиграде, столице мира, центре и колыбели культуры. Здесь просвещенный человек может вздохнуть полной грудью.

— А не перейти ли нам дышать полной грудью на улочку подальше? — предложил Геральт, глядя на оборванца, который, присев на корточки и выкатив глаза, справлял большую нужду в проулке.

— Очень уж язвительным стал твой вечный сарказм. — Лютик снова поморщился. — Говорю тебе: Новиград — пуп мира. Почти тридцать тысяч жителей, не считая гостей столицы, представляешь? Каменные дома, мощеные улицы, морской порт, склады, четыре водяные мельницы, бойни, лесопилки, крупное башмачное производство и вдобавок все вообразимые цехи и ремесла. Монетный двор, восемь банков и девятнадцать ломбардов. Дворец и кордегардия — аж дух захватывает. И развлечения: эшафот, шибеница с опускающейся платформой, тридцать пять трактиров, театр, зверинец, базар и двенадцать борделей. И храмы, не помню уж сколько. Много. Ну а женщины, Геральт! Умытые, чистенькие и ароматные, бархат и шелк, корсеты и ленточки… Ах, Геральт! Стихи так и просятся на уста:

— Новая баллада?

— Ага. Назову ее «Зима». Только она еще не готова, никак не могу окончить. Из-за Веспули меня так и трясет, и рифмы не держатся в голове. Да, Геральт, совсем забыл, как там Йеннифэр?

— Никак.

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь. Ну где твоя корчма, далеко еще?

— За углом. О, мы уже на месте. Видишь вывеску?

— Вижу.

— Приветствую и низко кланяюсь, — улыбнулся Лютик девушке, подметавшей лестницу. — Вам, милостивая государыня, уже кто-нибудь говорил, что вы прелестны?