Дети капитана Гранта - Верн Жюль Габриэль. Страница 48

— Не вижу ни зеленого, ни красного света. Все черно! — ответил Паганель.

Глаза географа невольно смыкались. В течение получаса он машинально ходил за своим нетерпеливым другом; время от времени его голова падала на грудь, и он резким движением снова поднимал ее. Он шел, как пьяный, не отвечая на вопросы, и сам ничего не говоря. Гленарван посмотрел на Паганеля — Паганель спал на ходу. Гленарван взял ученого под руку и отвел его, не будя, к яме.

На рассвете всех поднял на ноги крик Гленарвана:

— «Дункан»! «Дункан»!

— Ура, ура! — отозвались его спутники, бросаясь к берегу.

В самом деле, милях в пяти в открытом море виднелась яхта. Убрав нижние паруса, она шла под малыми парами. Дым, выходивший из ее трубы, терялся в утреннем тумане. Море было бурное, и судно такого тоннажа, как яхта, не могло без риска подойти к дюнам.

Гленарван, вооружившись подзорной трубой Паганеля, следил за ходом «Дункана». Джон Манглс, видимо, еще не заметил своих пассажиров.

Но тут Талькав, зарядив свой карабин, выстрелил из него по направлению яхты. Все стали прислушиваться, а главное — вглядываться. Трижды, будя эхо в дюнах, прогремел карабин индейца.

Наконец у борта яхты появился белый дымок.

— Они увидели нас! — воскликнул Гленарван. — Это пушка «Дункана»!

Еще несколько секунд — и глухой выстрел донесся до берега. «Дункан» сделал поворот и, ускорив ход, направился к берегу.

Вскоре с помощью подзорной трубы можно было увидеть, как от борта яхты отвалила шлюпка.

— Миссис не сможет сесть в шлюпку, — проговорил Том Остин — море слишком бурное.

— Тем более не сможет этого сделать и Джон Манглс, — отозвался Мак-Наббс: — ему нельзя оставить свое судно.

— Сестра, сестра! — повторял Роберт, протягивая руки к яхте.

Ее сильно качало.

— Ах, как мне не терпится попасть на «Дункан»! — воскликнул Гленарван.

— Терпение, Эдуард, — сказал майор. — Через два часа вы там будете.

— Два часа!

Но, конечно, шестивесельная шлюпка не могла проплыть оба конца в более короткий срок.

Патагонец, скрестив на груди руки, стоял рядом со своей Таукой и спокойно смотрел на взволнованный океан.

Гленарван взял его за руку и, указывая на «Дункан», сказал:

— Едем с нами!

Индеец покачал тихонько головой.

— Едем, друг! — повторил Гленарван.

— Нет, — мягко ответил Талькав. — Здесь Таука, там пампасы, — прибавил он, со страстной любовью указывая на беспредельные, расстилающиеся кругом равнины.

Гленарван понял, что индеец никогда не согласится покинуть степь, где похоронены его предки. Он знал, какую благоговейную привязанность питают эти сыны пустыни к своему родному краю. И он больше не настаивал — только крепко пожал Талькаву руку. Гленарван не стал спорить с индейцем и тогда, когда тот с улыбкой отказался принять плату за свой труд, сказав:

— Из дружбы!

Взволнованный, Гленарван ничего не смог ему ответить. Ему очень хотелось оставить честному индейцу хоть что-нибудь на память о его друзьях-европейцах, но у него ничего не было: и оружие и лошади — все погибло во время наводнения. Спутники его были не богаче его самого. И вот, когда Гленарван ломал себе голову над тем, как отблагодарить бескорыстного проводника, его вдруг осенила счастливая мысль. Он вынул из своего бумажника драгоценный медальон с дивным портретом кисти Лоуренса и подал его индейцу.

— Моя жена, — пояснил он.

Талькав с растроганным видом посмотрел на портрет.

— Добрая и красивая! — сказал он просто.

Роберт, Паганель, майор, Том Остин, оба матроса один за другим трогательно простились с Талькавом. Эти славные люди были искренне огорчены разлукой с их отважным, преданным другом. Индеец всех их прижал поочередно к своей широкой груди. Паганель заставил его принять в подарок карту Южной Америки и обоих океанов, на которую патагонец не раз посматривал с интересом. Географ отдал то, что у него было самого драгоценного. Что же касается Роберта, то единственное, чем он располагал, — это ласками, и он с жаром излил их на своего спасителя, не позабыв уделить часть их и Тауке.

Но к берегу уже подходила шлюпка с «Дункана». Проскользнув между двумя отмелями, она врезалась в песчаный берег.

— Как моя жена? — спросил Гленарван.

— Как сестра? — крикнул Роберт.

— Миссис Гленарван и мисс Грант ожидают вас на яхте, — ответил старший матрос. — Но надо спешить, сэр, — прибавил он, — нельзя терять ни минуты: уже начался отлив.

Все в последний раз обняли индейца. Талькав проводил своих друзей до шлюпки, уже спущенной на воду.

В тот миг, когда Роберт садился в шлюпку, индеец схватил его на руки, с нежностью поглядел на мальчика и сказал:

— Знай: теперь ты настоящий мужчина!

— Прощай, друг, прощай! — еще раз промолвил Гленарван.

— Неужели мы никогда больше не увидимся? — воскликнул Паганель.

— Quien sabe! [58]— ответил Талькав, поднимая руку к небу.

Это были последние слова индейца. Их заглушил свист ветра.

Матросы оттолкнулись от берега. Шлюпка, уносимая отливом, направилась в открытое море. Долго еще над пенившимися волнами вырисовывалась неподвижная фигура Талькава, но мало-помалу она стала уменьшаться и наконец совсем исчезла из глаз его друзей.

Час спустя Роберт первый взбежал по трапу на «Дункан» и бросился на шею Мэри Грант под гремевшие кругом радостные крики «ура», которыми экипаж яхты приветствовал возвращение Гленарвана и его спутников.

Так закончился этот переход через Южную Америку, совершенный без малейшего отклонения от прямой линии. Ни горы, ни реки не могли заставить наших путешественников отклониться от намеченного пути, и если этим самоотверженным, отважным людям не пришлось бороться с людской злобой, то стихии, не раз обрушиваясь на них, подвергали их суровым испытаниям.

Часть вторая

Глава I

Возвращение на «Дункан»

В первые минуты все только радовались, что снова встретились. Гленарвану не хотелось омрачать эту радость известием о неудаче поисков.

— Будем верить в успех, друзья мои! — воскликнул он. — Будем верить! Капитана Гранта нет с нами, но мы совершенно уверены, что разыщем его!

В словах Гленарвана звучала такая уверенность, что в сердцах пассажирок «Дункана» снова затеплилась надежда.

Действительно, пока шлюпка приближалась к яхте, Элен и Мэри Грант пережили немало волнений. Стоя на юте, они пытались пересчитать сидевших в шлюпке. Молодая девушка то приходила в отчаяние, то, наоборот, воображала, что видит отца. Сердце ее трепетало, она была не в силах вымолвить ни одного слова и едва держалась на ногах. Элен, обняв молодую девушку, поддерживала ее. Джон Манглс молча стоял подле Мэри и пристально вглядывался в шлюпку. Его глаза моряка, привыкшие различать отдаленные предметы, не видели капитана Гранта.

— Он там! Вон он! Отец! — шептала молодая девушка.

Однако по мере приближения шлюпки иллюзия рассеивалась. Когда же она была уже саженях в ста от яхты, то не только Элен и Джон Манглс, но и Мэри потеряла всякую надежду. Ободряющие слова Гленарвана прозвучали вовремя.

После первых поцелуев и объятий Гленарван рассказал Элен, Мэри Грант и Джону Манглсу об основных происшествиях, случившихся во время экспедиции, и прежде всего ознакомил их с тем новым толкованием документа, которое предложил проницательный Жак Паганель. Гленарван с большой похвалой отозвался о Роберте и заверил Мэри Грант, что она с полным правом может гордиться таким братом. Он рассказал о мужестве и самоотверженности мальчика в часы опасности и так расхвалил Роберта, что не спрячься тот в объятиях сестры, он не знал бы, куда и деваться от смущения.