Начало - Кобылянский Павел Юлианович. Страница 49

— Народ, хотите хорошую новость? — неожиданно спросил майор. Все промолчали, но как-то заинтересованно на него посмотрели.

— Собственно, это специально для Тирли, — не стал тянуть он, — кроме вампиров и тифлингов, которые оказались совсем не такими страшными, какими могли бы быть, — он весело подмигнул мне, — тут есть гномы, орки и самое главное… тут есть эльфы! Описание, предоставленное научным консультантом, подозрительно совпадает с тем, которое сделал наш радист после того случая, когда единственный раз выбрался со своей супругой и ее друзьями на природу. Вот только выражение «рукозадые гомосеки» я Шелли объяснить не смог и потому не уверен насчет правильности эпитета.

Все, кроме жреца и самого Тирли, весело засмеялись. Мне тоже было как-то не совсем понятно, как мое описание эльфов, вполне академическое (я, между прочим, медицинский справочник по разумным, изданный в академии, цитировала), могло совпасть с рассказами Тирли. Ведь майор говорил, что у них эльфов нет.

— Слушай, майор, — дернула его за рукав, — а зачем ты обманываешь. Ты не объяснял мне выражение «рукозадые гомосеки». И вообще, рукозадые-то понятно, хотя у эльфов руки не оттуда растут, а как у всех нормальных разумных… Или это значит, что они руками в за… э-э-э… этом самом ковыряются? Но зачем??? И кто такие гомосеки?

Теперь заржал уже и Тирли, только жрец сохранял на лице какое-то не очень одобрительное выражение.

— А это пускай тебе сам капитан объясняет, если ты его, конечно, уговоришь, — отсмеявшись, но продолжая крайне ехидно улыбаться, сказал майор.

Я состроила на лице свое самое жалостливое из вопросительных выражений и повернулась к Тирли. Однако он почему-то упорно от меня отворачивался, пытаясь подавить смех, и что-то неразборчиво бормотал. Я разобрала только что-то про маму эльфов, обещание засунуть кому-то язык в задницу и то ли предположение, что у эльфов растет во рту мужской половой орган, то ли пожелание им его туда засунуть. Причем почему-то один орган и сразу всем эльфам… А-а-а-а-а, это что-то вроде оркского у них, наверное, только у орков все ругательства связаны с фекальной тематикой, а у них — с постельной и вообще с размножением.

— Слушай, а почему ты Тирли и Стингера «капитанами» называешь? Или они и в самом деле кораблями командуют, просто решили на суше повоевать? — решила поинтересоваться я. Все равно насчет их «оркского» они наверняка мне не ответят. Хотя перевод я благодаря амулету и получала, но он оказался, что называется, дословным, а многие слова были явно связаны в выражения с каким-то скрытым смыслом, и тут «понималка» выручить уже не могла. А если я у них спрошу, скажут то же, что и наши, мол, приличной девушке это знать ни к чему.

— Ну, в нашем языке это слово означает не только командира корабля, — сказал майор, — это еще и воинское звание. Что-то типа сотника…

— У вас сотник равен капитану корабля? — Я очень сильно удивилась. — Но ведь научиться управлять кораблем гораздо сложнее, чем командовать сотней. Да и на корабле, особенно военном, как правило, больше сотни матросов…

— Не совсем так. Просто это слово имеет два значения, никак друг с другом не связанных. В данном случае и Тирли, и Стингер — это именно что-то вроде сотника, хотя сотнями никогда не командовали…

— А, я поняла, у нас так же примерно… Когда нанимают опытных воинов, им тоже дают офицерские звания. Чтобы обычные офицеры перед ними нос не задирали. Когда папа командовал охраной бургомистра Оэсси, у него было звание тысячника, хотя под его рукой имелось всего пять десятков воинов. А мама была помощником тысячника, хотя вообще никем не командовала. Вообще в Оэсси пять тысячников, но из них только двое командуют таким количеством воинов. Шестым являлся мой папа, я не знаю, кто после моего рождения занял его место, и седьмым — начальник контрразведки. У всех остальных воинов в городе звания были меньше.

— А кто в таком случае значился общим главнокомандующим? — внезапно заинтересовался Стингер.

— В мирное время никто, — пожала я плечами, — у каждой тысячи — свои задачи. Их они и выполняли. Если надо было сделать что-то, выходящее за рамки поставленных задач, решения при помощи голосования принимал весь магистрат. Непосредственно бургомистру подчиняется только тысяча городской стражи и его телохранители. Но тысяча городской стражи — это только название. Там человек триста — четыреста. Ну теоретически на случай войны или еще какой опасности магистрат голосованием выбирает генерала, начальника всех вооруженных сил Оэсси. Но уже очень давно не было задач, с которыми не справилась бы одна из тысяч. Тысяча воинов — это очень много.

— Н-да, и тут демократия, — с каким-то непонятным выражением лица протянул Потапыч.

— Ой, мой папа тоже всегда это слово говорил. Только потом ругался очень сильно, когда думал, что я не слышу. И мне значение этого термина объяснять отказывался. — Ну вот, как только папу вспомнила, так сразу опять грустно стало и плакать захотелось. Чего-то я совсем расклеилась…

— Слушай, Шелли, а ты как-то мельком говорила, что есть какая-то одежда, которой наше обмундирование можно прикрыть. — Майор заметил, что мое настроение испортилось, и поспешил сменить тему.

— А, да, пыльники. Тут в лесу пыли мало, и ребята их должны были сложить в последний фургон, где все барахло каравана.

— Как они выглядят-то?

— Ну как, как пыльники. Такие длинные, до земли, из грубой кожи, с рукавами, тоже длинными. Застегиваются спереди, сзади разрез почти до пояса, чтобы верхом было удобно ездить.

— Ага, я что-то такое видел, — кивнул Потапыч, — когда барахло перегружали…

— Так тащи сюда, — приказал майор, — примерим, как раз все в обвесе. Да, Шестой, приближаются в том же темпе?

— Ага, — жрец кивнул, — на закате остановились минут на сорок, потом опять двинулись. До нас километров сто семьдесят — сто восемьдесят. Но ощущения немного другие…

— Ого, ваш жрец чувствует разумных на расстоянии? — У меня в очередной раз отвисла челюсть.

— Только вампиров. И то мы не уверены, завтра проверим. Ну, раз время есть, разрешаю тем, кто не дежурит, броню на ночь снять. А то мы не группой будем, а командой инвалидов, если еще одну ночь так проспим. Где там Четвертый, спать надо ложиться!

Потапыч приволок охапку пыльников, и люди начали выбирать себе подходящие. С трудом, но оделись. Здоровяку пришлось хуже всех. Два пыльника он попросту порвал, пытаясь натянуть на свои широченные плечи. Так просто, может, и влезли бы, но на их кирасу, да еще и сумки… С огромным трудом один из пыльников Потапыч смог-таки надеть, не повредив. Швы угрожающе потрескивали, но вроде держались. Вот только коротковата ему одежка оказалась, полы были чуть ниже колена.

— Ну что, Шелли, сойдем мы за местных? — спросил Стингер, чему-то весело улыбаясь. Я с сомнением покачала головой:

— Для т’сареш, пожалуй, и сойдет, но вот в Десяти городах в таком виде вам лучше не появляться… Засмеют. Даже больше внимания привлекать будете, чем в обычной одежде. Наверное, придется вам в Перевальном что-нибудь прикупить…

Я еще раз с сомнением осмотрела их. Ну чего же не хватает-то? А, точно…

— Ребята, а куда вы оружие наших дели?

— Собрали и сложили в повозку с телами, — ответил Потапыч, — а что?

— Возьмите себе по клинку, хотя бы для вида. А то как-то странно… Вы же на магов ну никаким местом не похожи, а человек без оружия… Ну ладно в городе, там никто мечи не таскает, кинжала за глаза и за уши обычно хватает. Копья были бы, конечно, логичнее, я вас как слуг, а не как воинов представлю. Но, наверное, вам не надо, чтобы руки оказались заняты?

— Э-э-э, Шелли, тут такое дело, — внезапно замялся майор.

— Что? Вы же воины. Я же вижу, как вы двигаетесь, как ходите. Ну ладно жрец, у многих из них какие-то странные ограничения на владение оружием, но вам-то что запрещает его носить?

— Да ничего не запрещает, вот автоматы же не только таскаем, но и используем. — Он приподнял свой жезл, как бы показывая его мне.