Смейся, Принцесса! - Климова Юлия. Страница 11

– Нет. – Матвеев указал на машину, добавил «прошу вас», спросил адрес и пропустил нас вперед.

Мы устроились на заднем сиденье, расстегнули куртки и автоматически переглянулись. Симка пожала плечами и многозначительно подняла брови, будто хотела что-то сказать, но я не смогла угадать ее мысли.

– Сегодня прохладно, – произнесла она и посмотрела на Матвеева.

– Да, – ответил он.

Симка не из тех людей, которые для поддержания разговора станут болтать о погоде, и я наконец поняла, в чем дело. Произнеся: «Сегодня прохладно», она нарочно с иронией попыталась сломить сухость и серьезность Матвеева, но он не поддался, наоборот, сделал для нас музыку чуть громче и сосредоточился на дороге. Симка, как ни странно, не вступила в дальнейшую борьбу, она вновь пожала плечами и улыбнулась.

Минут пять мы молчали, а потом Матвееву позвонила Эдита Павловна и сказала всего несколько слов, которые заставили его напрячься. Он ответил: «Да, мы уже едем», прекратил разговор, бросил на мобильный телефон задумчивый взгляд и сунул его в карман пиджака. Похоже, тон бабушки Максиму не понравился.

– Что-то случилось? – спросила я, чувствуя, как холодок бежит по коже.

– Нет, все в порядке. – Матвеев покачал головой, сбавил скорость и свернул направо.

– А мы куда? – Симка вытянула шею. – Нам вроде прямо.

– Если вы не спешите, я бы хотел сделать небольшой круг. Покатаемся немного.

Мы никуда не спешили, но происходящее удивляло. Это же какой голос был у Эдиты Павловны… Почему она поторопила Матвеева и почему он теперь тянул время?..

– Большое спасибо, – пропела Симка, когда мы остановились около ее дома. – Я тебе позвоню, – бросила она мне и, обматываясь на ходу шарфом, устремилась по ступенькам к двери подъезда. Белые полоски на серых кроссовках заискрились, засияли, замелькали.

Подул ветер, и сухой лист, сорвавшись с ветки, полетел вниз и чиркнул Симку по плечу. Мы с Матвеевым, не нарушая тишину, смотрели ей вслед.

– У вас хорошая подруга, Настя, – продолжая оставаться задумчивым, произнес Максим, а затем добавил: – Если вам когда-нибудь понадобится помощь, обязательно позвоните. Я приеду, помогу и буду рядом. – Он повернулся ко мне и мягко улыбнулся. – А теперь я отвезу вас к бабушке.

Они сидели в большом зале на диване и креслах. Эдита Павловна, Кора, Лера, Семен Германович. И, видимо, сидели давно, потому что на лице моей двоюродной сестры отражались недовольство, раздражение и некоторая растерянность. Она не ныла, не капризничала, что уже было странно, и смотрела на меня с осторожным любопытством. Без сомнения, Эдита Павловна еще до моего приезда продемонстрировала всю силу своего гнева.

Глаза Семена Германовича то вспыхивали, то бегали, его щеки и губы дергались и алели, что не предвещало ничего хорошего. Дядя не мог спокойно сидеть, он ерзал, приглаживал редкие волосы и несколько раз порывался подняться. Наконец его взгляд остановился на мне – в груди вспыхнул огонь, и настойчивое предчувствие беды схватило меня цепкими ручонками за горло.

Кора смотрела в одну точку, чуть выше моей головы, и чему-то еле заметно улыбалась. Быть может, ей мерещилась там петля виселицы, раскачивающаяся туда-сюда…

Эдита Павловна была бледна, ее не спасали даже пудра и румяна. Глубокие морщины расчертили лоб, губы сжались…

– Спасибо, Максим, – произнесла она излишне громко. – Извини, но я вынуждена попросить тебя покинуть нас. Дело семейное, безотлагательное… – Бабушка глубоко вдохнула, выдохнула и выдала подобие улыбки.

– Понимаю, – ответил он и обратился ко мне: – Анастасия, я был рад подвезти вас.

Несколько секунд Матвеев стоял не двигаясь, словно хотел напомнить наш разговор в машине, затем попрощался и направился к двери. Краем глаза я увидела, как он сунул руку в карман пиджака. В тот карман, где лежал мобильный телефон.

В зале стало тихо. И это была оглушающая тишина, у меня даже в ушах загудело – у-у-у….

– Мы тебя ждали, – торжественно произнесла Эдита Павловна.

– Так нечестно, вам все известно, а мне нет, – не удержавшись, выдала Лера и посмотрела сначала на мать, затем на бабушку.

– Может, мы опустим подробности и перейдем сразу к теме нашего собрания? – с едкой насмешкой произнесла Кора. – Кому нужны подробности? Полагаю, в данном случае они совершенно лишние.

– Подробности нужны и важны! – Семен Германович подскочил и с ненавистью посмотрел на жену. – Я собираюсь еще раз все повторить. Эдита Павловна, в этом доме наконец-то должен установиться порядок! – Дядя поднял указательный палец вверх и развернулся ко мне. – Я… Я устал от того недостойного хаоса, который теперь нас окружает! Скоро мне будет стыдно смотреть в глаза своим партнерам! Ты… – Теперь палец Семена Германовича указывал на меня. – Ты позоришь нашу семью!

Я автоматически посмотрела на Эдиту Павловну, но она не сделала ни одного движения и не проронила ни слова. Бабушка напоминала серую глыбу, готовую, быть может, раздавить меня. «Казнить, нельзя помиловать», – говорили ее болотные глаза.

К происходящему я оказалась совершенно не готова, целый ворох вопросов взвился в душе и закружил, лишая остатков покоя. Утром же ничего не предвещало беды: мы позавтракали, я поехала в университет, Лера в институт, Кора собиралась в свою редакцию…

Наверное, именно шок дал мне возможность продержаться некоторое время, я сделала попытку оценить ситуацию, торопливо перебрала все «что случилось?», «в чем дело?», «как это объяснить?» и остановила взгляд на нервно-возмущенном Семене Германовиче. Угроза шла от дяди, но как же это противоречило его обычному обращению со мной.

– Почему она позорит нашу семью? Да объясните же, в конце концов! То, что прекрасная Анастасия полжизни коров доила, вас никогда не беспокоило, а тут… – вновь не утерпела Лера. – Ты что натворила?

Если б я знала…

– Помолчи, – прошипела Эдита Павловна, резко повернув голову в сторону Леры. Моя двоюродная сестра мгновенно вжалась в кресло и насупилась. – Помолчи, – еле слышно повторила бабушка и брезгливо поморщилась, будто коснулась чего-то неприятного и даже противного, затем ее тяжелый взгляд остановился на мне… Сколько укора и разочарования я получила в одну секунду.

«Тим!» – взорвалось в сердце, и я пошатнулась, потеряв на некоторое время ощущение реальности происходящего. Тим. Да. Тим. Меня больше ни за что не могли казнить. Ни за что. Только за Тима. За чувства к нему.

«Вот этот день и наступил, – пролетела фраза, от которой стало нестерпимо смешно, а затем обжигающе холодно. Нужно выпрямить спину. Нина Филипповна справилась, и я справлюсь… Где же Тим? У него теперь будет куча неприятностей!»

Я знала, что все это однажды произойдет, но одно дело представлять, а другое – стоять посередине зала перед Эдитой Павловной, Корой, Семеном Германовичем и Лерой. Стоять и ждать…

Картинка перед глазами затуманилась, и голос дяди коснулся моего сознания не сразу.

– …здесь присутствует моя дочь, но тем не менее я произнесу то, что обязан… Ни для кого не секрет, что ваша дочь, Эдита Павловна, позволила себе интрижку с Абакшиным! Я говорю – интрижку, потому что не желаю…

– Я бы попросила вас сократить свое выступление, именно потому, что здесь ваша дочь! – резко перебила бабушка.

– Я устал плясать под вашу дудку! – взвился Семен Германович, но осекся, вытер ладонью пот со лба и сделал несколько шумных вдохов и выдохов. – Мои нервы на пределе, – буркнул он и сосредоточил свое внимание на мне. – Анастасия, мы тебе так верили, возлагали надежды… – Издевательских ноток в голосе дяди было предостаточно, я видела, как он постепенно успокаивается, как быстро его глаза наливаются местью. – И, кажется, зря. Да, жена мне изменяла, и, не желая повторения подобных историй, я установил в ее машине прослушивающее устройство.

– Представляю, сколько сил ты на это потратил, дорогой, – усмехнулась Кора и положила ногу на ногу.

– Меня не интересует твое мнение, – отчеканил Семен Германович и вынул из кармана сначала мобильный телефон, а затем маленькую черную коробочку с цепочкой, похожую на брелок. – Я записал, все записал… Впрочем, вы это уже слушали, но теперь пришел черед нашей замечательной Анастасии.