Жертва всесожжения - Гамильтон Лорел Кей. Страница 33
Вилли стал заполнять эти глаза, как заполняет вода чашку. Я почувствовала, как Странника выбрасывает какая-то сила. Я его вытолкнула, вышвырнула и захлопнула у себя в голове дверь, о которой раньше не подозревала. И в теле Вилли тоже. Я заставила Странника убраться, и он полетел, визжа, в темноту.
Вилли таращился на меня, и это был он, но такого выражения в его глазах я не видела.
– Что ты прикажешь мне Мастер?
Я свалилась на пол и заплакала. «Я не твой Мастер», – хотела я ему сказать, но слова умерли в горле, поглощенные бархатной тьмой, застлавшей мне зрение и весь мир.
20
Я спала, положив голову на папины колени, и папа гладил мои волосы. Я завозилась, устраиваясь поудобнее, прижимаясь щекой к обнаженному бедру. Обнаженному бедру? Внезапно я проснулась, резко села, еще даже ничего не видя. Джейсон сидел у стены, это у него на коленях я проснулась. Он выдал мне сильно разбавленную версию своей обычной наглой улыбки, но глаза у него были усталые и холодные. Он не собирался сегодня меня подначивать. Да, если Джейсон перестает дразниться, значит, положение серьезно.
Жан-Клод и Падма спорили по-французски, стоя по обе стороны деревянного стола. На столе лицом вниз лежал мужчина, и серебряные ленты, привинченные к столу, удерживали его щиколотки, запястья и шею. Он был гол, но не только одежды на нем не было. Вся задняя часть тела была сплошной кровавой кашей. Нашелся владелец висящей на двери кожи. Красивое лицо Рафаэля обмякло. Он был без сознания. Дай Бог, он уже давно его потерял.
Рафаэль, Царь Крыс, был главой второй по величине и силе стаи оборотней города. Ничьей игрушкой он не был. Какого черта он оказался здесь в таком виде?
– Что здесь делает Рафаэль? – спросила я у Джейсона.
Он ответил безжизненным усталым голосом:
– Мастер Зверей хочет владеть крысолюдами. У Рафаэля не хватило сил не прийти на его зов, но хватило сил не привести с собой других крыс. Он принес в жертву только себя. – Джейсон снова откинулся головой к стене, закрыв глаза. – Они не смогли его сломать. И Сильвию тоже.
– Сильвию? – Я оглядела комнату. Двадцать футов на двадцать, не особо большая. Сильвия была прикована к противоположной стене. Она обвисла в цепях, всем весом на запястьях, без сознания. Почти вся она была закрыта столом, где лежал Рафаэль. Вроде бы ничего с ней плохого не сделали.
– Почему она здесь?
– Мастер Зверей призвал к себе и волков. Ричарда в городе не было, и потому пришла Сильвия. Она защитила нас, как Рафаэль защитил свой народ.
– А о чем спорят сейчас Жан-Клод и Зверский Мальчик?
– Странник дал нам свободу, но они не хотят включать в договор Рафаэля. Мастер Зверей говорит, что Царь Крыс – не наш народ и не наши друзья.
– Он мой друг.
Джейсон улыбнулся, не открывая глаз:
– Я знал, что ты так скажешь.
Я встала, оттолкнувшись от стены. Немного меня шатало, но не сильно. Французская речь вампиров звучала горячо и яростно. Я подошла к ним.
Жан-Клод обернулся.
– Ты очнулась, mа petite. – Он говорил с сильным акцентом. Так часто бывало с ним после долгого разговора по-французски.
Падма поднял руку:
– Нет, не влияй на ее мнение!
– Как скажешь, – поклонился Жан-Клод.
Я хотела потрогать Рафаэля. Видно было, как поднимается и опускается у него спина, но я не могла поверить, что он жив, пока не дотронусь. Руки мои повисли над ним в нерешительности – не было места, не ободранного и не причиняющего боль. Наконец я коснулась его волос и отняла руку. Не хотела я приводить его в сознание. Сейчас обморок был лучше любого другого состояния.
– Кто он тебе? – спросил Падма.
– Это Рафаэль, Царь Крыс. Он мой друг.
В дверь камеры вошла Ханна, и я сразу поняла, что это Странник. Это невероятно женственное тело он сумел прислонить к двери очень по-мужски.
– Не можешь ты быть другом каждого монстра в этом городе.
– Поспорим? – обернулась я к нему.
Он покачал головой. Светлые волосы Ханны взметнулись волной, как в рекламе шампуня. Он рассмеялся очень девичьим смехом.
– О нет, Анита Блейк! Сегодня ночью я не стану спорить с тобой второй раз. – Он спустился по ступенькам – сняв туфли на каблуках, соскользнул. – Но будут ночи и после этой.
– Я просила неприкосновенности, и ты ее мне дал, – сказала я. – Ты больше ничего не можешь нам сделать.
– Я дал неприкосновенность только на эту ночь, Анита.
– Не помню, чтобы твое обещание ограничивалось определенным временем, – заметил Жан-Клод.
Странник отмахнулся:
– Это было понятно.
– Не мне, – сказала я.
Он остановился у стола рядом с Падмой, посмотрел на меня серыми глазами Ханны и нахмурился.
– Любой другой понял бы, что я имею в виду только эту ночь.
– Как ты сам сказал. Странник, она – не любой другой, – сказал Жан-Клод.
– Он – всего лишь один из совета. Он не может договариваться за всех нас, – вмешался Падма. – Он может заставить нас отпустить вас сегодня, но ничего более. Не может дать вам свободу без голосования всех, кто здесь представлен.
– Значит, его обещание – пустой звук.
– Если бы мне только в голову пришло, что ты просишь безопасности на все время нашего пребывания, – сказал Странник, – я бы просил большего, чем правды о смерти Колебателя Земли.
– Мы заключили сделку. Я свои обязательства выполнила.
Он попытался скрестить руки на груди, но пришлось свести их на животе – груди Ханны лежали на сгибах рук. У женщин неподходящая конструкция для крутого вида.
– Ты все время создаешь мне проблемы, Анита. Мудрее было бы не быть такой проблемной.
– Угрожай как хочешь, – ответила я, – но сегодня ты нас тронуть не можешь.
– Не вбивай этого себе в голову. – Его голос упал на пару октав, медленно вырываясь из горла Ханны.
Я обошла стол и встала у Рафаэля в головах, желая погладить его волосы и не решаясь. Слезы напирали из меня, давя на глаза.
– Раскуйте его. Он идет с нами, иначе твое слово плевка не стоит, Странник.
– Я его не отдам, – упрямо сказал Падма.
– Ты сделаешь как тебе скажут, – ответил ему Странник.
Я отвернулась от изуродованного тела Рафаэля. К тому же я не хотела, чтобы противник видел мои слезы. Отвернувшись от Рафаэля, я оказалась лицом к Сильвии – и остолбенела.
Штаны болтались у нее возле щиколоток, туфли не были сняты. Я шагнула, еще раз и почти подбежала к ней, опустившись на колени. Бедра Сильвии были измазаны кровью, руки сжаты в кулаки, глаза крепко зажмурены. Она что-то шептала, очень тихо, повторяя вновь и вновь. Я дотронулась до нее, и она вздрогнула, заговорила чуть громче, но я могла расслышать только одно слово: «Нет, нет, нет». Снова и снова, как мантра.
Я заплакала. Сегодня днем я говорила насчет всадить в Сильвию пулю, а теперь я плакала от жалости к ней. Какой из меня, к черту, крутой беспощадный социопат. У меня с Сильвией были свои счеты, но такое... она же вообще не любила мужчин ни при каких обстоятельствах. Поэтому все это было еще хуже, еще оскорбительнее. А может быть, я просто помнила ее гордой, уверенной в себе, и видеть ее вот такой было для меня невыносимо.
– Сильвия, Сильвия, это я, Анита! – Меня тянуло поправить ее одежду, но я не решалась до нее дотронуться, пока она не поймет, что это я. – Сильвия, ты меня слышишь?
К нам подошел Джейсон:
– Дай я попробую.
– Она не захочет, чтобы ее касался мужчина.
– Я не буду ее касаться. – Он опустился на пол с другой стороны от нее. – Но я пахну стаей, а ты нет. – Он поднес руку к ее носу, тщательно следя, чтобы не коснуться ее. – Почуй запах стаи, Сильвия. Ощути утешение нашего единства.
Она перестала твердить «нет», но и только. Даже глаз не открыла.
Я встала, посмотрела на тех, кто был в комнате.
– Кто это сделал?
– Она могла в любой момент это прекратить, – сказал Падма, – отдав мне стаю. Все бы кончилось. Она могла получить свободу.