Жертва всесожжения - Гамильтон Лорел Кей. Страница 4

– Алло?

Мое раздражение тут же смыло густой волной чего-то вроде страха.

– Стивен, что случилось?

– Слава богу! – выдохнул он на том конце.

– Что произошло? – спросила я отчетливо и очень спокойно, потому что мне хотелось на него заорать и заставить быстро выложить, что там, черт побери, стряслось.

– Ты можешь приехать в больницу университета Сент-Луиса?

До меня стало доходить.

– Ты сильно ранен?

– Это не я.

Сердце упало вниз, потом подскочило к горлу, и мой голос прозвучал сдавленно:

– Жан-Клод.

Я тут же поняла, что это глупо. Время чуть после полудня. Если бы Жан-Клоду нужен был врач, его бы привезли к больному. Вампиры средь бела дня не болтаются по улицам. А чего я так волнуюсь из-за вампира? Так вышло, что с этим вампиром у меня роман. Мои родственники, ревностные католики, просто этим возмущены. Поскольку меня это тоже малость смущает, мне трудно защититься.

– Это не Жан-Клод. Это Натэниел.

– Кто?

Стивен вздохнул тяжело и глубоко.

– Один из парней Габриэля.

Окольный способ сказать, что это леопард-оборотень. Габриэль был у леопардов предводителем, альфой, пока я его не убила. Зачем я его убила? Почти все раны, которые он мне нанес, зажили. Носить метки вампира – имеет свои преимущества. Уже не так легко остаются шрамы. Но почти незаметная сетка шрамов у меня на ягодицах и пояснице навсегда будет напоминать о Габриэле. Напоминать о том, что он хотел меня изнасиловать, заставить выкрикивать его имя, а потом убить. Хотя, зная Габриэля, не думаю, что ему так уж важно было, когда я умру – до, после или в процессе. Его все устраивало, пока я оставалась теплой. Оборотни обычно падали не любят.

Я об этом говорю легко, даже сама с собой. Но пальцы мои легли на поясницу, будто могли прощупать шрамы сквозь юбку. Приходится относиться к этому легко. Приходится. Иначе начнешь орать и не остановишься.

– В больнице не знают, что Натэниел – оборотень?

Он понизил голос:

– Знают. Он слишком быстро выздоравливает.

– Так зачем шептать?

– Потому что я говорю из автомата в вестибюле. – Послышался звук, будто он отвел трубку в сторону и сказал: «Через минуту приду». И тут же вернулся на линию. – Анита, мне очень нужно, чтобы ты приехала.

– Зачем?

– Пожалуйста, Анита.

– Стивен, ты же вервольф. Как вышло, что ты сидишь нянькой при кошке?

– У него в бумажнике, в отделении для срочных вызовов, нашли мое имя. Он в «Запретном плоде» работает.

– Стриптизером?

Я спросила, потому что Натэниел мог быть и официантом, хотя вряд ли. Жан-Клод, владелец «Запретного плода», никогда бы не стал столь нерационально использовать такую экзотику, как оборотень.

– Да.

– Вас надо отвезти домой?

Кажется, у меня сегодня день таксиста.

– И да, и нет.

Что-то в его голосе мне не понравилось. Неловкость какая-то, напряжение. Говорить обиняками – не в стиле Стивена. Он в эти игры не играет, говорит просто.

– А каким образом Натэниел оказался ранен? – Быть может, если задать более удачный вопрос, ответ тоже будет удачнее.

– Клиент слишком разошелся.

– В клубе?

– Нет. Анита, прошу тебя, времени в обрез. Приезжай и проследи, чтобы он не уехал с Зейном.

– Что еще за Зейн?

– Тоже из народа Габриэля. После смерти Габриэля он их сводничает. Только не защищает их, как Габриэль защищал. Он не альфа.

– Сводничает? В каком смысле?

Голос Стивена зазвучал громче и куда как веселее.

– Привет, Зейн! Ты еще Натэниела не видел?

Ответа я не слышала, просто гудение народа в вестибюле.

– Кажется, они пока не хотят его отпускать домой, – сказал Стивен. – Он ранен.

Очевидно, Зейн подошел очень близко к телефону – и к Стивену тоже. Из трубки донесся низкий рычащий голос:

– Он поедет домой, когда я скажу.

В голосе Стивена зазвучала нотка испуга:

– Боюсь, доктора не согласятся.

– Мне на них плевать. С кем это ты треплешься?

Чтобы его голос звучал настолько отчетливо, он должен был прижать Стивена к стене. Угрожать, ничего конкретного не говоря.

Вдруг рычащий голос зазвучал очень ясно. Он забрал у Стивена трубку:

– Кто это?

– Анита Блейк, а вы, наверное, Зейн.

Он хрипло рассмеялся – будто простуженный.

– А, человеческая лупа у волков. Боже мой, как я перепугался!

Лупа – так вервольфы называют подругу вожака. Я была первой женщиной-человеком, удостоенной этой чести. Хотя я даже уже не встречалась с их Ульфриком. Мы расстались, когда он кого-то съел у меня на глазах. В конце концов, должны же быть у девушки принципы.

– Габриэль тоже меня не боялся. Видишь, чем это для него кончилось?

Пару секунд Зейн помолчал. В трубке слышалось его тяжелое, точно собачье, дыхание. Но он дышал так не нарочно, а скорее не мог сдержать волнения.

– Натэниел мой. Держись от него подальше.

– Стивен не твой, – ответила я.

– Твой, что ли? – Послышался шорох материи, и мне это не понравилось. – Он такой краса-авчик! Ты пробовала эти мягкие губы? Эти длинные волосы лежали на твоей подушке?

Мне не надо было видеть, чтобы знать: он трогает Стивена в такт своим словам.

– Зейн, не трогай его.

– Поздно.

Я стиснула трубку и заставила свой голос звучать ровно и спокойно:

– Стивен под моей защитой, Зейн. Ты понимаешь, что это значит?

– И на что ты готова, чтобы защитить своего волчонка, Анита?

– Не стоит проверять, Зейн. Честно, не стоит.

Он понизил голос почти до мучительного шепота:

– И ты готова меня убить, чтобы его избавить?

Вообще-то прежде чем грозить кому-то смертью, я должна его хоть раз увидеть, но придется, кажется, сделать исключение.

– Да.

Он рассмеялся тихо и нервно:

– Понимаю теперь, почему Габриэль на тебя запал. Такая крутая, такая уверенная, такая опа-асная!

– Я слышу неудачное подражание Габриэлю.

Раздался звук, средний между шипением и уханьем.

– Стивену не надо было сюда влезать.

– Натэниел – его друг.

– Я друг Натэниела, и других друзей ему не надо.

– Сомневаюсь.

– Анита, я забираю Натэниела. Если Стивен попытается помешать, ему будет плохо.

– Сделаешь плохо Стивену – я сделаю плохо тебе.

– Значит, так тому и быть. – Он повесил трубку.

Вот блин! Я побежала к джипу. Ехать было минут тридцать, двадцать, – если поспешить. Двадцать минут. Стивен – не доминант, он жертва. Но он верный друг. Если он думает, что Натэниелу не надо ехать с Зейном, он попытается помешать. Драться он не станет, но может встать перед машиной. И я не сомневалась, что Зейн его просто переедет – в лучшем случае. В худшем – он заберет с собой и Стивена, и Натэниела. И если Зейн в поступках так же похож на Габриэля, как на словах, я бы предпочла вариант с автомобилем.

4

Второй приемный покой меньше чем в двух часах езды. Выдающийся день даже для меня. Хорошо, что на этот раз ранена не я. Плохо, что это может измениться. Пусть Зейн не альфа, но он – оборотень. Эти ребята могут поднять в жиме слона средней величины, и я не собиралась заниматься с ним армрестлингом. Он не только положил бы мне руку, он бы ее, вполне возможно, оторвал от плеча и съел. Многие ликантропы пытаются сойти за людей и любят, когда это получается. Но я не думала, что Зейна такие мелочи волнуют.

И все же мне не хотелось убивать Зейна, если не возникнет необходимости. Не из милосердия – от мысли, что это может произойти на людях. В тюрьму мне не хотелось. То, что наказание волнует меня больше преступления, отчасти характеризует мой нравственный облик. Иногда я сомневалась, не становлюсь ли социопатом. Иногда была уверена, что уже стала.

В пистолете у меня всегда были серебряные пули. На людей серебро действует, как и на почти все сверхъестественные существа. Так зачем переходить на обычные пули, которые действуют только на людей и на пару-тройку других существ? Но месяца три назад я схлестнулась с одним фейри, который чуть меня не убил. На них серебро не действует, зато действует обычный свинец. И с тех пор я держу в «бардачке» обойму с обычными патронами.