Стенка на стенку - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 54

Красный прошел на середину комнаты и по-хозяйски, разметав ноги в стороны, устроился на низеньком диване.

– Ну, поедем, что ли? Говоришь, на Якорной тебе стрелку забили?

Филат помрачнел, вспомнив про Селезня. Нет, не случайно шепелявый вызвал его на Якорную. Какой-то тут явный подвох.

Красный тем временем напряженно зыркал по сторонам: питерская берлога московского вора его явно заинтересовала. Но еще больший интерес он проявил к Рите. И это Филату совсем не нравилось.

– Так чего же ты расселся – поехали, – грубовато обратился он к Лехе и добавил, обращаясь к Рите:

– Оставайся здесь и никому не открывай, к телефону не подходи. Ясно?

Она кивнула, с опаской глянув на Красного. Но тот уже как будто забыл про нее. Он повернулся к своим атлантам и мигнул одному из них. Тот развернулся на каблуках и отправился в коридор. Лязгнул засов, послышался тихий скрип открываемой двери. А еще через полминуты из коридора показалась его белобрысая голова.

– Все в порядке, можно идти, – впервые услышал Филат голос атланта.

Филат аккуратно запер дверь на оба замка. Вспомнил, что забыл присесть на дорожку, чертыхнулся про себя, но не стал испытывать судьбу еще одним возвращением.

Двор был заполнен милицией. Территорию вокруг взорванной машины огородили желтыми лентами. А милиционер с майорскими погонами сгребал с асфальта несколько битых стекляшек и терпеливо изучал их через лупу По всему было видно: эксперт-криминалист.

– Вы не знаете, чья эта машина? – Навстречу Филату шагнул молодой человек в строгом светло-сером костюме. Даже если бы он шел в плотной толпе, то и в этом случае в нем можно было бы с первого взгляда узнать человека из органов: прямая, словно вытянутая в струну спина; жестковатый взгляд; даже интонация, с которой была произнесена фраза, – деликатная, но не без металлических обертонов – все свидетельствовало о том, что это не новичок, а опытный опер.

– Я недавно дома, так что, к сожалению, ничего не могу сказать, – пожал плечами Филат.

Он собрался уже уйти и взглянул на майора, который продолжал пристально изучать стекляшки. Человек в штатском задал новый вопрос:

– А вы не слышали взрыва?

Опер знал свое дело, смотрел совершенно невинно, но умный пронзительный взгляд все фиксировал на лице собеседника. И он, видно, привык действовать как хорошо натасканный сторожевой пес: уж если вцепится в кого, то не отпустит до тех самых пор, пока сильные челюсти не сомкнутся на горле жертвы. Именно поэтому он не обращал внимания ни на удаляющегося Красного с его атлантами, ни на Риту, которая поплелась следом за смотрящим послушной собачонкой.

Профессиональным взглядом опер выудил из группы людей, вышедших из подъезда, самого жирного карася и готов был схавать его с чешуей и плавниками.

– Нет, не слышал, – Филат едва улыбнулся. – У меня окна выходят на ту сторону.

– Очень жаль. А нельзя ли взглянуть на ваши документы? – Тон до отвращения любезный, но в нем ощущались упрямство и железная твердость!

С подобным обращением Филат был знаком и знал заранее все, что будет дальше. Прояви он чуток строптивости, как молодые люди, будто бы без дела стоящие неподалеку, ткнут его мордой в битое стекло и защелкнут на запястьях браслеты. Возможно, учтивый опер добивается именно этого результата, вот только не знает, с какой стороны лучше подлезть.

Для этого случая он имел вполне приличные документы сотрудника Минтопэнерго.

– Пожалуйста! – улыбнулся Филат, раскрыл солидную красную корочку с золотым тиснением и подставил ее к глазам назойливого опера. – Михаил Петрович Григорьев, консультант Министерства топлива и энергетики. Из Москвы. Здесь по личным делам.

– Хорошо. Извините, – вежливо произнес человек в штатском. Однако раскаяния в его голосе не чувствовалось совсем.

Даже если предположить, что ретивый опер не поверит корочке, пройдет не меньше двух часов, прежде чем он установит истину, а за это время можно слинять далеко…

– Понимаю: служба! – великодушно отозвался московский гость, бережно пряча солидную корочку во внутренний карман куртки.

Красный с Ритой уже зашли за угол. Ишь ты, зло подумал Филат, какая парочка – даже ни разу не обернулась.

Бдительный опер что-то торопливо записывал в своем блокнотике. И, бросив на него прощальный взгляд, Филат успел уловить в его лице некое раздумье.

Предчувствие нашептывало ему, что это не последняя их встреча.

До Якорной «мерседес» Красного домчал их за десять минут. Рита сидела рядом с Филатом и за всю дорогу не проронила ни слова. Красный же, по своему обыкновению, разливался соловьем, то и дело стреляя сверкающим похотливым глазом на Ритины голые колени и выпирающую из-под блузки грудь. Филат тоже помалкивал, прокручивая в голове бурные события последних дней.

Когда подъехали к Якорной, первое, что заметил Филат, – светло-желтый фургон «скорой помощи» у дома Селезня.

– Эй, Леха, погляди-ка, – проговорил он внезапно охрипшим голосом. Его сердце учащенно забилось. Нехорошее предчувствие запульсировало в душе.

– Давай-ка, Толян, объедь «скорую», – скомандовал Красный. – Узнаем, что там стряслось.

«Мерседес» мягко причалил к тротуару позади желтого фургона с красным крестом. Филат высунулся из окна. Из подъезда санитары вынесли тяжелые носилки, прикрытые белой простыней. На носилках лежало тело. Судя по тому, что простыня прикрывала не только туловище, но и лицо пациента, стало ясно, что на носилках – труп.

– Что произошло, командир? – скроив озабоченную мину, спросил Красный у молодого врача, который что-то писал в своем журнале.

Врач оторвал глаза от журнала и собрался было отшмарить зеваку, но, когда увидел лицо Красного, сразу передумал и отрапортовал четко:

– С жильцом несчастье. Сердечный приступ.

Филат почувствовал, как по спине поползли капельки холодного пота.

– А жильца фамилия не Селезнев случаем?

Врач с изумлением поглядел на нового собеседника и кивнул:

– Точно. Селезнев Игорь Владимирович. Сорок два года. Вы его…

Филат откинулся на подушки. Та-ак! Петля вокруг него продолжает сжиматься! Селезня грохнули!

– Поехали, Леха, поехали отсюда, – прошептал он в отчаянии, – поехали посмотрим, что там на этой автостоянке…

Красный кивнул водителю Толяну, тот уловил приказ и дал газ. Тормознув у платной автостоянки, что находилась в двухстах метрах от дома Селезня, Толян выразительно посмотрел на хозяина.

На автостоянке за металлической решеткой скучали с десяток тачек. У въезда на стоянку сидел черный лохматый пес и глядел в сторону. Ни на территории стоянки, ни рядом никого не было.

– Я понял, – проговорил Филат, – что это за шутка. Они специально вызвали меня сюда, чтобы я увидел… «скорую». Что можешь сказать, Леха?

Красный молча сидел с мрачным видом.

– Одно скажу, Филат. Если грохнули Селезня, значит, совсем оборзели. Ни хера не боятся. Селезень же был казначеем уральцев. За Селезня мстить будут по-черному. Теперь с Урала такая херомундия накатит… Одно ясно, что войну вам, братва, объявили не законные. И не бандюки уличные. Концы надо искать в той воздушно-десантной части, где покойники Гера и Сема служили…

Филат кивнул. Красный говорил дело. Да только где их теперь найдешь, эти концы, если не только Гера и Семен гигнулись, но и стух их заказчик Кеша – единственный, кто мог бы его вывести на своего хозяина.

Глава 26

Видеомагнитофон отключился, экран телевизора потух. Мужчина лет сорока пяти и молодая брюнетка с фигурой топ-модели исчезли. Все бы ничего, да молодая особа была совершенно голой: широко раскинув и, она лихо оседлала самый краешек стола, а представительный мужчина навис прямо над ней с угрожающе торчащим орудием любви. Судя по тому, как стремительно разворачивались предшествующие события, парочке предстояло провести немало сладостных минут. Обстановка в комнате была казенная: потертые кресла, зеркальный шкаф, за тюлевой занавеской виднелась лоджия с белыми пластиковыми шезлонгами. С первого взгляда было понятно, что действо происходило в номере ведомственного санатория «Добрые ручьи» под Петергофом.