Распутник - Маклейн Сара. Страница 31

— Понятно.

— Я знаю, что есть... больше.

Намного больше. Так намного, что ему хочется показать ей все. Много всего, что он собирался показать ей, вернувшись домой. Но...

— Ты выпивала?

— Совсем чуть-чуть. — Она вздохнула и посмотрела поверх его плеча в темноту комнаты. — Майкл, ты обещал мне приключение.

— Верно.

— Ночное приключение.

Его пальцы крепче сжали ее талию, привлекая ее ближе. А может быть, она просто качнулась в его сторону. Так или иначе, он этого не остановил.

— Я обещал тебе экскурсию по моему клубу.

Она покачала головой:

— Сегодня я этого не хочу. Успеется.

У нее такие красивые голубые глаза. Мужчина может в них утонуть.

— А чего же ты хочешь взамен?

— Мы сегодня поженились. Я твоя жена.

Он провел ладонями по ее спине вверх, пальцы запутались в золотых кудрях, сжали голову, наклонили ее так, чтобы он смог прильнуть к ее рту, напомнить ей, что он ее муж.

Он и никто другой.

Он наклонился, легко и дразняще скользнул губами по ее губам.

Она вздохнула и прижалась сильнее, но он отпрянул, не желая, чтобы она взяла над ним верх. Она вышла за него замуж. Дала шанс вернуть свое доброе имя и земли.

И сегодня ночью он ничего так не хотел, как в порядке благодарности приобщить ее к миру наслаждения.

— Пенелопа.

Ее глаза открылись.

— Да?

— Сколько ты выпила?

Она помотала головой:

— Я не пьяная. Думаю, я выпила достаточно, чтобы набраться храбрости попросить о том, чего хочу.

Значит, слишком много. Он это видел, хотя от ее слов желание снова пронзило его, как копьем.

— И чего же ты хочешь, милая?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я хочу свою первую брачную ночь.

Так просто, так откровенно. Так неотразимо. Он снова прильнул к ее губам, хотя и знал, что не должен этого делать, и поцеловал ее так, словно перед ними расстилалось все блаженство мира. Оказаться в ней. Сделать ее своей. Он всосал ее нижнюю губу, начал лизать и ласкать ее языком, и она гортанно застонала от наслаждения.

Он отпустил ее рот, чмокнул в щеку и прошептал:

— Назови меня по имени.

— Майкл, — без колебаний сказала она. Слово затрепетало у его уха, пронзив удовольствием.

— Нет. Борн. — Он слегка прикусил мочку ее уха, потеребил ее, отпустил и произнес: — Скажи это.

— Борн. — Она покачнулась и прижалась к нему, умоляя о большем. — Пожалуйста.

— После этого возврата не будет, — предупредил он, прижавшись губами к ее виску. Руки блаженствовали, ощущая ее прелести.

Голубые глаза распахнулись, неправдоподобно светлые в темноте. Она прошептала:

— Почему ты решил, что я захочу повернуть назад?

Услышав этот вопрос, искреннее недоумение в ее голосе, он замер. Это говорит алкоголь. Только так. Немыслимо даже предположить, что она не понимает, что он имеет в виду.

— Я не тот человек, за которого ты собиралась выйти замуж. — Следовало бы сразу сказать ей о Томми, но Борн не хотел произносить имя другого мужчины в эту минуту. В этом месте.

Пенелопа улыбнулась, едва заметно и немного печально.

— И все же ты именно тот мужчина, за которого я вышла. Я знаю, что не интересую тебя, Майкл. Знаю, что ты женился на мне только ради Фальконвелла. Но уже слишком поздно оглядываться назад, правда? Мы обвенчаны. И я хочу свою брачную ночь. Думаю, после всех этих лет я ее заслуживаю. Пожалуйста. Если ты не очень против.

Его руки скользнули к вырезу ночной рубашки, и одним мощным рывком Майкл разорвал проклятое одеяние пополам. Пенелопа ахнула, глаза ее широко распахнулись.

— Ты ее испортил.

Борн застонал, услышав обещание в этих словах. Блаженство, заключенное в них.

Он хотел испортить не только рубашку.

Он медленно провел ладонями по ее плечам, и рубашка сползла вниз, к коленям, оставив Пенелопу обнаженной. Бледная кожа словно светилась в пламени свечи. Слишком тусклом. Он хотел видеть ее целиком... видеть, как чаше начинает биться пульс от его прикосновений, как она будет трепетать, когда он проведет руками по ее бедрам, как она прижмется к нему, когда он в нее войдет.

Когда сделает ее своей.

Он осторожно положил ее на мех, вздрогнув от желания, когда она вздохнула от прикосновения мягкой норки к спине, постигая наслаждение кожи, которую ласкает мех. Он склонился над ней и впился в губы, а ее пальцы запутались в его волосах, она выгнулась и прижалась к нему. Борн оторвался от нее и прошептал:

— Я займусь с тобой любовью на этом мехе. Ты прочувствуешь его каждым дюймом своего тела. А наслаждение, которое я тебе подарю, будет сильнее, чем ты можешь вообразить. Ты будешь выкрикивать мое имя, когда оно наступит.

Он оставил ее на минуту, быстро разделся, аккуратной стопкой сложил одежду на стуле, вернулся в постель и увидел, что она одной рукой прикрыла груди, а другую прижала к треугольнику завитков, скрывающих самую ее интимную часть. Он вытянулся на боку рядом с ней, одной рукой подпер голову, а другой начал гладить ее мягкое тело, скользя вверх, по изгибу бедра, по выпуклости живота. Глаза она крепко зажмурила, дыхание вырывалось прерывисто, и Борн не удержался. Наклонившись, он лизнул мочку ее уха, прикусил ее и прошептал:

— Никогда не прячься от меня.

Она замотала головой, широко распахнув голубые глаза.

— Я не могу. Я не могу... просто лежать тут. Голая.

Он снова прикусил мочку.

— Я ничего не говорил о том, чтобы просто лежать, милая. — Взяв ее руку, прикрывавшую груди, он втянул один пальчик в рот, лизнул подушечку, прикусил зубами.

— О... — Она вздохнула, взгляд метнулся к его губам. — Это у тебя очень хорошо получается.

Он медленно вынул палец изо рта и наклонился, чтобы поцеловать ее, долго и сладострастно.

— У меня не только это хорошо получается.

Ее ресницы взметнулись — она уловила в его словах чувственное обещание и негромко произнесла:

— Думаю, у тебя гораздо больше опыта, чем у меня.

В эту минуту не имело значения, что он спал и с другими женщинами. Сейчас он хотел только одного — познать Пенелопу. Быть тем, кто познакомит ее с наслаждением. Тем, кто научит ее брать и давать.

— Покажи, где ты хочешь почувствовать меня, — прошептал он.

Она вспыхнула, зажмурилась и замотала головой:

— Я не могу.

Он снова взял ее палец в рот и пососал. Голубые глаза открылись, неземные в пламени свечи, и отыскали его: Она следила за движением его губ. Миг был таким напряженным, что он испугался, как бы не кончить прямо сейчас.

— Покажи мне. Скажи «пожалуйста, Борн» и покажи.

— Пожалуйста, Борн.

И он захотел вознаградить ее за то, что она произносит его имя — его и больше ничье. Наклонился, начал нежно посасывать, а ее пальчик пополз к другой груди. Она прерывисто выдохнула:

— Да...

Его рука гладила ее по животу, спускаясь все ниже, ниже, затем поползла вверх и легонько ущипнула нежную кожу под грудью.

— Только не останавливайся, милая.

Пенелопа не остановилась. Ее пальчик пополз по округлости живота, спустился вниз, к завиткам, скрывавшим то чудесное местечко у нее между бедрами. Борн наблюдал, подбадривая ее негромким шепотом, подсказывая, и она изучала себя, пробовала новые знания, обретала новые умения, и в конце концов он подумал, что умрет, если не войдет в нее.

Борн запечатлел долгий, страстный поцелуй на ее животе, затем на запястье и в награду услышал, как прерывисто и тяжело она дышит. Не отрывая губ, он шепотом задал ей вопрос:

— Что ты тут чувствуешь? — скользнув пальцем к ее руке и задержавшись на костяшках.

Пенелопа не ответила, он поднял голову и наткнулся на ее взгляд, полный смущения.

Она замотала головой и произнесла едва слышно:

— Я не могу.

Он притронулся к ее пальцам там, в шелковистом тепле, и сказал:

— Зато я могу. — Ввел глубоко внутрь один палец, Пенелопа ахнула. — Ты уже влажная, милая... влажная и готовая принять меня. Меня. И никого другого.