Убийственно просто - Джеймс Питер. Страница 18
В дверь постучали, и она чуть приоткрылась. На пороге стоял папа в охотничьей шапочке с опущенными ушами старой ветровке и высоких сапогах.
– Дэви, готовность – пять минут!
– Ой! Сейчас же идет «Закон и порядок». А нельзя через пятнадцать?
Комнату заполнило облако табачного дыма. Дэви увидел красный огонек: папа затянулся.
– Если хочешь идти охотиться на кроликов, надо выйти через пять минут. Ты небось уже выучил все до одной серии своего «Закона и порядка» наизусть!
После окончания очередной рекламной паузы сериал продолжился. Дэви поднес палец к губам. Покачав головой в шутливом отчаянии, Фил Уилер вышел из комнаты.
– Пять минут, – повторил он, закрывая за собой дверь.
– Десять! – крикнул Дэви ему вслед с американским акцентом. – Компромисс! Усек?
Он переключил внимание на рацию. А круто взять ее с собой на охоту! Изучив гнездо для батареек, он определил, где плюс, а где минус, и вставил их на место. Затем нажал одну из двух кнопок сбоку. Ничего. Он нажал на вторую кнопку и тут же услышал треск.
Дэви поднес рацию к уху и прислушался. Только треск. И вдруг, неожиданно – мужской голос, такой громкий, как будто говоривший находился с ним в одной комнате!
– Алло!
От испуга Дэви уронил рацию на пол.
– Алло! Алло!
Он уставился на коробочку, сияя от радости, но тут в дверь снова постучали, и папа позвал:
– Пошли, я уже взял твое ружье!
Дэви испугался. Что, если папа рассердится, увидев рацию? Ведь ему не разрешалось ничего уносить с места аварии! Дэви сел на корточки и нажал на другую кнопку – он решил, что так говорить безопасно, – и тихо прошипел с американским акцентом:
– Извини, не могу говорить. Он с меня не слезет, усек?
После чего запихнул рацию под кровать и выбежал из комнаты, оставив телевизор включенным. Пусть детектив Рейнальдо Кертис управляется без него!
18
– Эй! Алло! Алло! Алло!
Тишина. И атлас цвета слоновой кости.
– Пожалуйста, помогите!
Всхлипывая, Майкл несколько раз подряд нажал на кнопку «Вызов».
– Пожалуйста, помогите! Прошу вас, пожалуйста!
Но в ответ слышался только треск помех.
Странный какой голос, однако… Как будто плохой актер изображает американского гангстера. Может, это тоже часть розыгрыша? Майкл смахнул соленые слезы вниз, к сухим, потрескавшимся губам. На миг он почувствовал влагу, а затем его язык впитал ее, как промокашка.
Он посмотрел на часы. Без десяти девять. Сколько еще будет продолжаться эта пытка? И как им удается до сих пор держать все в тайне? Ведь сейчас наверняка Эшли, его мать – да и все остальные! – выпытывают у ребят, куда он пропал. А он валяется здесь уже… уже…
На него накатила новая волна паники. Сейчас без десяти девять, но чего? Вечера или утра?
Совсем недавно был день, так? Он следил, отмеряя час за часом. Неужели он настолько забылся, что пропустил целые сутки? Должно быть, сейчас вечер – сегодняшний вечер, а не завтрашнее утро!
Стало быть, прошло почти сорок восемь часов.
Куда они, мать их, подевались?
Он оперся ладонями о дно гроба и слегка приподнялся вверх. Хотелось растереть онемевшую поясницу. Плечи болели оттого, что он лежал сгорбившись, суставы затекли без движения… и от обезвоживания. По опыту Майкл знал, как опасно долго оставаться без движения и без воды – он ведь не раз выходил в плавание. Головная боль не унималась. Стоило ему надавить большими пальцами на виски, как она на несколько секунд проходила, но, как только он опускал руки, возвращалась с прежней свирепостью.
– Господи, в субботу я женюсь – слышите вы, козлы? Вытащите меня отсюда! – заорал он во всю мощь легких и замолотил кулаками по крышке гроба.
Дебилы! Завтра пятница. Канун свадьбы. Ему нужно получить костюм. Подстричься. В субботу вечером они с Эшли уезжают в свадебное путешествие в Таиланд, а перед отлетом еще столько дел! Ведь они улетают на две недели. Нужно написать свадебную речь.
Парни, завязывайте, мне еще столько всего нужно сделать! Вы уже расквитались со мной, и ладно! Отплатили мне за все мои проделки! Причем с лихвой! Рассчитались за все!
Положив руку на живот, Майкл нашарил фонарик и включил его на несколько драгоценных секунд, экономя батарейку. Ему показалось, что белый атлас стал еще ближе. Когда он смотрел на него в последний раз, крышка вроде бы возвышалась на добрых шесть дюймов, а сейчас – не больше чем на три, как будто гроб медленно и неуклонно уменьшается в размерах.
Майкл схватил дыхательную трубку, болтавшуюся перед лицом, снова прищурился, пытаясь всмотреться в нее, но так ничего и не разглядел. Затем проверил, ту ли кнопку нажимает на рации. Нажал на «Вызов» и заорал во всю мощь. Глухо. Тогда Майкл попробовал кнопку «Прием» и прислушался. Ничего.
– Nada! Ничего! – сказал он вслух. – И жрать нечего! Ни единой долбаной сосиски!
Перед глазами всплыла картина: сковородка на плите в маминой кухне. На сковородке жарятся сосиски, яйца, бекон, помидоры – все шкварчит, шипит, пузырится… Он почти ощущал запах – черт побери! Еще пахло хлебом, жарившимся на соседней сковородке, рядом в банке разогревается фасоль…
– О господи, как же я хочу жрать!
Он постарался не думать о еде и забыть о боли, хотя рези стали такими нестерпимыми, как будто кислота разъедала стенки желудка. В голове, за плотной завесой пульсирующей боли, мелькнули воспоминания из когда-то прочитанной книги – то ли о лягушках, то ли о жабах. Эти твари вынашивали потомство не в матке, а в желудке. По какой-то причине желудочный сок не вредил головастикам.
Какое чудо должно произойти, чтобы и мы, люди, перестали портить себе желудок? – внезапно подумал Майкл. Туман перед глазами слегка рассеялся, и в голову полезла всякая чепуха.
Несколько лет назад он читал одну теорию о суточных биоритмах. Все живые организмы на Земле подчиняются двадцатичетырехчасовому циклу. Кроме человека. Наш цикл составляет двадцать пять часов с четвертью. В ходе испытаний людей на несколько недель помещали в темную комнату и не давали часов. И всем испытуемым казалось, что они пробыли в темноте меньше, чем на самом деле.
Великолепно! Я сейчас мог бы стать одним из их долбаных подопытных кроликов!
Во рту так пересохло, что у него слиплись губы, – когда он открыл рот, ему стало так больно, как будто с губ содрали кожу.
Майкл посветил фонариком вверх: канавка, над которой он трудился, все углублялась. Он поднял ременную пряжку и вновь принялся скрести ее уголком крышку гроба. Майкл хорошо разбирался в породах дерева и понял, что крышка изготовлена из тика – едва ли не самой прочной древесины. Приходилось крепко зажмуриваться, чтобы стружка не попала в глаза. Пряжка становилась все горячее и горячее, пока ему, наконец, не пришлось прервать работу, чтобы дать ей немного остыть.
Извини, не могу говорить. Он с меня не слезет, усек?
Майкл нахмурился. Что это еще за придурок болтает с американским акцентом?
Неужели кому-то из них это кажется смешным? Какую лапшу они навешали на уши Эшли? И маме!
Через несколько минут, выбившись из сил, Майкл решил сделать перерыв, хотя понимал, что останавливаться нельзя. От обезвоживания быстрее устаешь. Надо бороться, невзирая на усталость. Как можно скорее выбраться из распроклятого гроба! Выбраться наружу и задать этим придуркам как следует. О, что он с ними сделает!
Майкл царапал крышку еще несколько минут, время от времени больно задевая костяшками пальцев о древесину. Главное – не открывать глаз, чтобы в них не попала мелкая стружка или древесная пыль. Наконец он устал настолько, что работать был больше не в состоянии. Рука бессильно упала, сведенные мышцы шеи расслабились, голова безвольно откинулась назад…
И вконец измученный Майкл заснул.