Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн) - Грегори Филиппа. Страница 23

Теперь мы с Генрихом были неразлучны. Весь двор знал — мы любовники, королева знала, даже простые люди, приезжавшие из Лондона полюбоваться, как король обедает, знали. Я носила его золотой браслет на запястье, скакала на его лошади во время псовой охоты. В ушах у меня блестели бриллиантовые сережки, мне пошили три новых платья, одно из золототканой парчи. И в одно прекрасное утро он сказал мне в постели:

— Ты так и не спросила, что случилось с тем портретом, который с тебя рисовали на верфи.

— Совсем о нем позабыла.

— Пойди сюда, поцелуй меня, и я тебе скажу, почему приказал его нарисовать, — лениво проговорил Генрих.

Он откинулся на подушки, было уже далеко не раннее утро, но занавески на кровати еще не отдернули, они защищали нас от нескромных глаз прислуги, вошедшей развести огонь в камине, принести горячей воды, вынести ночной горшок. Я перекатилась в постели поближе, прижалась к нему — круглые грудки против его теплой груди, позволила распущенным волосам пролиться потоком золота и бронзы. Вдохнула теплый, возбуждающий запах бороды, почувствовала мягкое покалывание коротких волосков над верхней губой, прижалась к его губам, впилась в них, слыша, нет, чувствуя, вырвавшийся стон желания.

Подняла голову, улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.

— Вот твой поцелуй, — прошептала хрипло, во мне тоже поднималось желание. — Почему ты приказал художнику нарисовать мой портрет?

— Я тебе покажу, — пообещал он. — После мессы. Отправимся вниз по реке на верфи посмотреть новый корабль, а заодно увидишь, что сталось с рисунком.

— А корабль уже готов? — Мне не хотелось отодвигаться от него, но он уж откинул покрывала, намереваясь вставать.

— Да. Будем спускать на воду на следующей неделе. — Он чуть отдернул занавеску и крикнул слуге позвать Георга. Я накинула платье и плащ, Генрих помог мне спуститься с кровати, поцеловал в щеку. — Пожалуй, позавтракаю с королевой, а потом поедем посмотреть на корабль.

Чудесное было утро. Я надела новый желтого бархата костюм для верховой езды, сшитый из подаренной королем материи. Анна была рядом со мной, в одном из моих старых платьев. Что за удовольствие — наблюдать сестру в своих обносках. В то же время, как это обычно бывает у сестер-соперниц, я в восхищении разглядывала, что она сделала с платьем — приказала его укоротить и слегка перешить в модном французском стиле. На голове маленькая французского покроя шапочка из того же материала, сшитая из обрезков укороченной юбки. Генрих Перси глаз от нее отвести не мог. Но она с равным очарованием флиртовала со всеми приятелями короля. Всего нас было девять. Во главе, бок о бок, скачем мы с Генрихом, за нами Анна с Перси и Уильямом Норрисом. Следом Георг и Джейн — унылая молчаливая парочка, последними Франциск Уэстон и Уильям Брертон, [16] хохочут и перебрасываются шуточками. Впереди — пара конюхов, а сзади — четыре вооруженных солдата.

Мы подъехали к реке. Прилив был высоким, волны накатывали на берег, оставляя белую пену. Чаек ветром относило к земле, мы слышали их крики, крылья кувыркающихся в воздухе, борющихся с ветром птиц блестели серебром на ярком весеннем солнце. Зеленая изгородь вдоль дороги сияла свежей порослью, кремово-желтые островки первоцветов сверкали на обочинах солнечными зайчиками. Дорога вдоль реки была неплохо утоптана, и лошади без труда скакали легким галопом. Король, верхом на коне, пел мне любовную песню своего сочинения. А когда принялся исполнять во второй раз, я стала ему подпевать. Он рассмеялся, слушая мои попытки. Нет у меня сестринского таланта к пению, ну да какая разница. В тот день все было прекрасно, ничего не могло испортить нашего настроения, мы с возлюбленным скачем вместе, солнце сияет ярче не придумаешь, чудесное путешествие, он счастлив, и я счастлива его счастьем.

Мы добрались до верфи быстрее, чем мне хотелось, и Генрих, спешившись, снял меня с седла, сорвав быстрый поцелуй прежде, чем поставить на землю.

— Красавица моя, — шепнул на ухо, — у меня для тебя небольшой сюрприз.

Он развернул меня в другую сторону, сам встал рядом, чтобы не загораживать великолепное новое судно, почти готовое выйти в море. С характерной высокой кормой и носом боевого корабля, оно было создано для скорости.

— Гляди. — Генрих понял, что я вижу красоту корабля, но упускаю детали. Он указал на имя судна на украшенном орнаментом носу — изогнутые позолоченные буквы складывались в четкую надпись: «Мария Болейн».

Я застыла, читая буквы собственного имени, еще не понимая, в чем дело. Он не рассмеялся, глядя на мое изумленное лицо, просто наблюдал за мной, пока удивление не сменилось наконец пониманием.

— Ты назвал корабль в честь меня! — Я слышала, как дрожит мой голос. Слишком большая почесть, я — такая юная, такая незначительная, а здесь целый корабль, да еще и какой, назван моим именем. Теперь весь мир будет знать, я — возлюбленная короля. Теперь уже не скроешь.

— В честь тебя, красавица моя, — улыбнулся король. Он-то думает, я должна быть в восторге.

Взял меня под руку — руки у меня холодны как лед, — повлек вперед. Резная фигура на носу корабля, благородный, прекрасный профиль, глядящий туда, вдаль, на Темзу, на море, на Францию. Это же я. Мои губы, слегка приоткрытые, легкая улыбка, будто я и правду готова к ждущим меня приключениям. Словно я не жалкая марионетка в руках семьи Говард, а храбрая, прекрасная леди, сама творящая свою судьбу.

— Это я? — Голос чуть слышен за шумом воды, плещущейся у края сухого дока.

Губы Генриха у самого моего уха, его теплое дыхание греет холодную щеку.

— Ты. И красавица, как ты. Счастлива, Мария?

Я повернулась к нему, он меня обнял, я, привстав на цыпочки, зарыла лицо в теплоту его шеи, сладкий запах бороды и волос, и прошептала:

— О, Генрих.

Мне хотелось спрятаться от его взора, я знала, на лице моем написан ужас, а не удовольствие и сейчас его все заметят.

— Счастлива? — настойчиво переспросил он. Поднял мое лицо, взял за подбородок, будто хотел прочитать душу как манускрипт. — Это огромная честь.

— Я знаю. — Улыбка дрожала у меня на губах. — Благодарю вас.

— И ты будешь спускать его на воду, — пообещал король. — На следующей неделе.

— Не королева? — произнесла я после секундного колебания.

Меня страшила эта участь — занять место королевы при спуске на воду новейшего, наивеличайшего судна, который он когда-либо построил. Но ясно же, кроме меня, некому. Не может же она спускать на воду корабль, носящий мое имя.

Он отмел ее в сторону, словно они не были женаты уже тринадцать лет, и только и сказал:

— Нет, не королева. Ты.

У меня достало сил улыбнуться и тем самым скрыть ужас — я несусь куда-то слишком быстро, слишком далеко, и в конце дороги ждет не беззаботная радость, подобная радости сегодняшнего утра. Нет, там куда темнее и страшнее. Мы пока еще беззаботно скачем, распевая хором, перевирая мелодию, но мы уже не просто возлюбленный со своей подружкой. Если мое имя носит такой корабль, если мне его спускать на воду на следующей неделе, значит, я и впрямь соперница королевы Англии, враг испанского посла, всего испанского народа, весомая сила при дворе, угроза семье Сеймур. Чем выше меня вознесет милость короля, тем сильнее грозящая мне опасность. Но я так молода, мне всего пятнадцать лет. Честолюбивые мечты не доставляют мне никакого удовольствия.

Как будто догадавшись о моем внутреннем сопротивлении, Анна была уже тут как тут.

— Ваше величество, какая высокая честь оказана моей сестре. Потрясающая шхуна, прекрасная, словно женщина, именем которой названа. Сильный, могучий корабль — как вы, ваше величество. Да благословит эту шхуну Бог, пусть сражается с вашими врагами, кто бы они ни были.

Генрих улыбнулся, услышав комплимент:

— Она обречена на успех. С лицом ангела на носу — другому не бывать.

— Она уже в этом году отправится бить французов? — спросил Георг, взяв меня за руку и легонько ущипнув, чтобы напомнить, в чем заключается работа придворного.