Право любви - Чиркова Вера Андреевна. Страница 37

И уже осознав умом, что ошиблась, не может её Костик быть таким хрупким и маленьким, сердцем она всё ещё продолжала цепляться за последние крохи веры, гаснущие неумолимо, как падающие искры праздничного фейерверка.

– Это ты, Костик?!

– Чего? – Проснувшийся подросток распахнул густые ресницы, и под ними тревожно блеснули темные глаза. – Ты кто?

– Женщина… – уронив враз обессилевшие руки на колени, горько пробормотала Слава. – Прости… я тебя разбудила.

– А как ты вошла? – Мальчишка был настроен весьма подозрительно.

– Дверцу открыла, – думая о своём, небрежно ответила Слава.

Парнишка ловко скользнул мимо неё, протопал узкими босыми ступнями по широким доскам пола, замер в дверях.

– Кто это?

– Где?

– Тот мужчина?

– Это Таш, он нацепил парик и бороду, чтобы не узнали, – безучастно пояснила Ярослава, не замечая, как сразу насторожился взгляд мальчишки.

– Откуда он взялся? – Подросток выхватил из шкафчика меч в ножнах и замер напротив. – Рассказывай подробно!

– Во-первых, садись, драться с тобой я не собираюсь, – устало сообщила Ярослава, невольно улыбнувшись воинственному парнишке, – а убивать меня тебе нельзя. Таш и моряна никогда не простят. Да и сын мой… Костя, тоже.

– Кто? – Мальчишка вытаращил глазищи на пол-лица. – Стан?

– Ты его знаешь? – Ярослава вскочила с постели и ринулась к собеседнику, не обращая внимания на опасную игрушку в его руках.

Но он и сам уже сунул её под подушку соседней постели и плюхнулся сверху.

– Знаю… а ты точно его мать? Молодая слишком.

– Сама удивляюсь… в своём мире я выглядела раза в два старше. – Женщина села рядом, заглянула в глаза парнишке. – А тебя как зовут?

– Сначала ты расскажи, как попала на этот корабль и почему они спят? – Мальчишка уже успел взять себя в руки и теперь диктовал свои условия.

– Попала просто, Таш привез. Сначала, от крепости, я летела на хотомаре, потом в замке меня встретил Таш и объяснил, что делать дальше. От замка меня слуги довели до села… или это городок был, я не поняла, и посадили в хутам.

– Ты их не видела? – живо перебил мальчишка и заглянул в лицо Ярославы жадным взглядом.

– Кого?

– Зорденса… и Гервальда…

– Нет… – виновато вздохнула землянка, расслышав в вопросе туземца глухую тоску. – Про Зорденса знаю только, что это он приказал Ташу меня сопровождать. И нарядили меня в эту одежду тоже по его приказу. А вот на чём сюда попала – не очень хорошо поняла, но плыли мы быстро, эта… моряна сказала – нужно догнать судно.

– Понятно… – Мальчишка обхватил худенькие плечи поцарапанными тонкими пальцами и горько, не по-детски вздохнул, – а отчего это они спят… не пойму?

– Я усыпила… – Ярослава вздохнула в тон пацану и виновато улыбнулась. – Понимаешь, перенервничала, третий день везут и ведут, и никто ничего толком не говорит… куда, зачем? Я человек мирный, открытый, всю жизнь на виду, а тут… какие-то шпионские гонки. И моряну эту я на берегу не разглядела, нас на плот в темноте сажали. А тут дошли да каюты… и вдруг она меня хватает лягушачьей лапкой… выдержка вмиг испарилась.

– Узнаю… господина Зорденса, – насмешливо и печально фыркнул парень, – такие у него правила. Чего человек не знает, про то не расскажет. А надолго ты их?

– До утра… – чувствуя, что парнишка начинает ей доверять, вздохнула Слава, – как думаешь, сильно рассердятся?

– Не волнуйся… ничего тебе не сделают… Сейчас я схожу, умоюсь и посмотрю, что осталось от ужина, будем тут сидеть… они пусть спят.

Пока мальчишка ходил умываться, Слава выглянула посмотреть, хорошо ли лежат её жертвы, не отдавят ли сами себе рук, а возвращаясь, прихватила свою корзинку. Выставила из неё на маленький столик туески с фруктами и остатки пирогов, обнаружила не замеченный раньше горшочек с жареным мясом и тоже поставила к остальному, оставив в резко полегчавшей корзине только свертки с одеждой. Задвинула её ногой под лежанку и вздохнула – может, и правда всё ещё наладится?

Мальчишка вернулся с глубоким подносом в руках, составил на стол посуду, свечу в тяжёлом подсвечнике, еду в устойчивых чашах и приземистый графин с напитком. Оценивающе покосился на продукты Славы, но спрашивать ничего не стал.

Сообразительный, вздохнула женщина, пододвигая себе тарелку, и тоже промолчала. Некоторое время они ели молча, и Ярослава замечала, что если она искоса рассматривает сотрапезника, то мальчишка изучает её в открытую. Впрочем… вряд ли ему удалось сделать открытий больше, чем самой землянке.

– Как твоё имя? – не выдержала она наконец.

– А твоё? – с преувеличенным азартом вгрызаясь с кусок холодного мяса, буркнул тот, кого Слава с каждой минутой всё меньше склонна была считать мальчиком.

– Там, дома, меня звали Ярослава или коротко – Слава. На работе и соседи – Ярослава Михайловна. А на этом судне я буду носить имя Тосланна, так звали пассажирку, которая меня изображала.

– Морскую болезнь она изображала, та морянка, – пренебрежительно фыркнул собеседник и как-то испытующе глянул на Славу. – А меня зовут Юнхиола… со вчерашнего дня. А раньше звали Хо… но больше нельзя.

– Я уже поняла, что ты не мальчик, – ободряюще кивнула Слава, – а волосы, наверное, обрезали, когда болела?

– Не болела я… – вдруг насупилась девчонка, – и волосы всегда такие ношу… и длинные не люблю.

Резко смолкла, давая понять, что больше не желает говорить на эту тему, и несколько минут ожесточённо жевала. А когда Слава уже уверилась, что никакого разговора у них не получится, вдруг примирительно буркнула:

– А ты на него похожа… на Стана.

– Долго вы были знакомы? – Землянка начала догадываться, что говорить про её сына туземке почему-то не очень приятно, и старалась улыбаться той как можно приветливее.

– С первого дня… как он появился… – нехотя пробурчала Хо, с неохотой заглянула в полные надежды и ожидания глаза такой похожей на него незнакомки и, тяжело вздохнув, начала рассказывать.

Сначала она говорила отрывистыми, короткими предложениями, хмурясь и терзая в пальцах край скатерти, потом воспоминания захватили, повели, да и трудно оказалось удержаться от того, чтобы ещё раз, уже в собственном пересказе не ощутить всё то, что она пережила две декады назад. И почему-то вдруг оказалось, что многие слова и действия после того, как посмотришь на них через сито времени, отсеивающее все мелочи, приобретают совсем другой смысл и вызывают другие чувства. Теперь она больше не могла злиться за те удары пониже спины, какие получила от нахального иномирянина в знаменательный день его появления. Да и признать, что сама напросилась на такое обращение вызывающим тоном и насмешками, тоже стало как-то проще. И рассказы Таша о том, как иномирянин спас сначала мангуров, а потом и их самих от неизбежной гибели, помогли, наконец, понять поведение Стана в дороге. Теперь оно больше не казалось Юнхиоле высокомерным и злорадным, как в те долгие часы, когда она сидела, сжавшись в комок, на жёстких тюфячках хутама и изо всех сил старалась не разреветься от обиды и горя. Пришло понимание, что молчаливость и необщительность парня были на самом деле осторожностью и бдительностью, а его кажущееся безразличие – искренней заботой.

Да и вечерний рассказ моряны, привёзшей её на судно, про взявшихся ниоткуда братьев Стана, и объяснение, почему он должен был тогда уехать, многое перевернули в её душе и о ещё большем заставили задуматься.

– Он ведь был… толстым, в вашем мире? – виновато кося глазом, спросила девчонка Славу, и та неохотно кивнула, в тысячный раз объяснять, что так сработала подсознательная защита травмированного организма, не хотелось категорически. – А ритуал сделал неправильно… мне моряна объяснила. Ему очень повезло, что тело было большое, переход разделил его и бросил в разные места… как раз получилось три нормальных человека. Но он был слабый из-за этого раздела… а нам ничего не рассказал… наверное, не знал, как это важно. И сначала на бандитов налетел… а потом отец предложил сразиться со мной… Гервальд отказался.