Апология капитализма - Рэнд Айн. Страница 48
И тогда вы и станете относиться к жизни так, что сможете написать энциклику «Populorum Progressio». Она продиктована «смыслом жизни» не отдельной личности, но некоей организации.
Доминантный аккорд такого мировоззрения — ненависть к человеческому разуму. Отсюда вытекает ненависть к самому человеку и к жизни, из нее — ненависть ко всей земле, ненависть к радости, а уж отсюда — ненависть к единственному общественному строю, который позволяет наслаждаться всеми этими ценностями.
Докажу это на одном-единственном примере. Представьте, что будет, если мы обречем американцев на вечный, монотонный, принудительный труд без всякого вознаграждения, заставим их работать на пределе сил или даже больше, не пообещав взамен ничего, кроме средств, минимально необходимых для поддержания жизни, — и все затем, чтобы дикари пользовались плодами их усилий. Что бы вы подумали, услышав такое предложение? Я вижу молодых людей, вступающих в жизнь с уверенностью в своих силах и готовностью к труду, которые корпят над книгами, посвятив всего себя будущему и ожидая его с радостью, без жалоб. Как важны для них новый костюм, новый ковер, старая машина, купленная по дешевке, или билет в кино! Все это словно подпитывает их храбрость в схватке с миром. Тот, кто этого не видит, мечтая избавиться от «плода их трудов» и полагая, что человеческие усилия — недостаточная причина для того, чтобы человек сам распоряжался их плодами, может прикрываться любыми рассуждениями. Ясно одно — людей он не любит.
Я могла бы остановиться на этом примере, но не хочу. Энциклика не только излагает некий смысл жизни, но даем ему конкретное, сознательное философское обоснование.
Заметьте, она направлена не на то, чтобы уничтожить разум человека. Ей нужен медленный и более мучительный результат — порабощение.
Ключ к пониманию социальных теорий, содержащихся в энциклике, вы найдете в словах Джона Галта: «Я тот, с кем ваши недомолвки позволяли вам не считаться. Я тот, кому вы не давали ни жить, ни умереть. Вы не хотели, чтобы я жил, ибо сознавали и боялись, что я несу на своих плечах ту ответственность, которую вы с себя сбросили, и ваша жизнь от меня зависит. Вы не хотели, чтобы я умер, потому что вы знали об этом» («Атлант расправил плечи»).
Энциклика не признает и не подтверждает существования человеческого разума: она обращается с ним, как с не имеющим отношения к делу свойством, которое учитывать не нужно. Вот основное и фактически единственное упоминание о роли разума в человеческой жизни: «Появление индустрии — необходимое условие экономического роста и человеческого прогресса. Можно расценивать его и как признак развития, способствующий ему. За счет настойчивого труда и использования собственных интеллектуальных способностей человек постепенно вырывает у природы ее секреты и находит лучшее применение ее богатствам. Развивая в себе самообладание, он развивает и вкус к исследованиям и открытиям, способность идти на обдуманный риск, бесстрашие в своих начинаниях, щедрость и размах в своих действиях и чувство ответственности» (25).
Обратите внимание: о творческих способностях человеческого разума (его основном средстве выживания, той отличительной черте, которая выделяет его из мира животных) в энциклике говорится как о приобретенном «вкусе», будто речь идет о любви к оливкам или какой-то моде. Даже это жалкое утверждение не остается без уточнений; рядом с принимаемыми в качестве ценности «исследованиями и открытиями» появляются такие неуместные понятия, как «щедрость».
То же самое происходит и с понятием «труд». Энциклика предупреждает, что «ему (труду) иногда придают слишком большое значение», однако признает, что труд — творческий процесс, не преминув добавить, что «когда работа сделана сообща, когда люди разделили надежду, трудности и радость от свершенного... они становятся братьями» (27). И далее: «Труд, конечно, может оказывать противоположное действие, т.к. он обещает деньги, наслаждение и власть, развивая в одних эгоизм, а в других — бунтарство...» (28)
Это значит, что наслаждение, которое нам дарит продуктивная работа, зло; экономическая власть, которую нам дарит продуктивная работа, — зло; и деньги, которые так пылко выпрашивают на протяжении всей энциклики, тоже зло, если они у тех, кто их заработал.
Вы можете представить себе Джона Галта, который работает «сообща», делит «надежду, трудности, амбиции, радость от свершенного» с Джеймсом Таггартом, Уэсли Мауч и доктором Флойдом Феррайзом? Вы скажете, это только герои книг. Что ж, может быть. Вспомните Пастера, Колумба, Галилея — что стало с ним, когда он попытался разделить свои «надежду, трудности, радость от свершенного» с католической церковью?
Нет, энциклика не отрицает, что есть и гениальные люди, иначе она бы не молила так о всеобщем объединении. Если бы каждого было можно заменить, если бы разные возможности не имели никакого значения и всякий производил бы одинаковое количество продуктов, никто бы не получил от объединения никакой выгоды. Энциклика допускает, что некие неназванные, непризнанные первоисточники богатства каким-то образом продолжали бы работать, и тем не менее создает такие условия, в которых работа этих первоисточников попросту невозможна.
Разум — не монополия гения; он есть у всех людей. Разница только в разных возможностях. Если условия разрушительны для гения, они разрушительны для любого человека, в соответствии с его интеллектуальными способностями. Если гений карается законом, то таким же образом караются и интеллектуальные способности каждого человека. Разница только в том, что обычный человек, в отличие от гения, не сможет противостоять этому гнету со спокойной уверенностью в себе. Он сломается гораздо быстрее, в безнадежной растерянности откажется от разума при первых же признаках давления.
В мире, который мечтает построить энциклика, нет места человеческому разуму, нет места и человеку. Населяют его бесчувственные роботы, используемые для исполнения предписанных заданий в гигантской машине племени; роботы, лишенные выбора, права суждения, ценностей, убеждений и, прежде всего, самооценки.
«Вы не даруете своих богатств нищим. Вы отдаете им то, что принадлежит им по праву» (23). Разве богатство, нажитое Томасом А. Эдисоном, принадлежит бушменам, которые его не наживали? Разве ваша плата за неделю принадлежит хиппи из соседней квартиры, которые ничего не заработали? Человек никогда не сможет принять подобную логику; а вот робот сможет. Человек будет гордиться тем, чего он достиг; именно эту гордость за достигнутое и нужно уничтожить в роботах будущего.
«Ибо то, что было даровано всем для общего использования, вы присвоили себе» (23). «Бог предназначил землю и все, что на ней, для каждого человека и каждого народа» (22). Вы.тоже находитесь на земле, значит — и вы предназначены для «каждого человека и каждого народа»? Автору энциклики ответ ясен — да, ибо идеальный мир, который показан в ней, основан на этой предпосылке.
Но человек никогда не сможет ее принять. Человек, подобный Джону Галту, скажет: «Вы так и не открыли индустриальную эпоху, потому и цепляетесь за мораль варварских времен, когда жалкое существование обеспечивал физический труд рабов. Каждый мистик всегда мечтал о рабах, чтобы защититься от материальной реальности, наводящей на него ужас. Но вы, нелепые мелкие атависты, слепо смотрите на небоскребы и трубы вокруг вас, мечтая о том, как поработить тех, кто обеспечивает вам материальные блага, — ученых, изобретателей, промышленников. Когда вы защищаете общественное владение средствами производства, вы защищаете общественное владение разумом» («Атлант расправил плечи»).
Робот никогда так не скажет. Робота запрограммируют, чтобы он не думал об источнике богатства и не узнал, что источник этот — человеческий разум.
Слыша сентенции вроде «Все созданное отдано человеку» (22) и «Мир дарован всем» (23), человек сразу поймет, что это отговорки, отвлекающие от мыслей о том, как же использовать природные ресурсы. Он знает, что ему ничего не даровали.. Чтобы преобразовать сырье в то, что необходимо человеку, нужен умственный и физический труд, на который одни люди способны, а другие — нет, и что по справедливости никто не обладает изначальным правом на блага, созданные умственным и духовным трудом других людей. Робот не будет протестовать и не видит разницы между собой и сырьем; он воспринимает свои действия как данность.